Невыученные уроки (Рассказы)

— Я учил, — сказал Леха таким трагическим голосом, что Нина Петровна просто не могла не задать ему наводящие вопросы.

— Ну хорошо, — сказала она. — Кто командовал русским флотом во время русско-турецкой войны?

И тут Леха вспомнил. Сама собой, безо всяких усилий, перед его мысленным взором всплыла картинка из учебника, на которой был изображен портрет адмирала с орденами и с подзорной трубой. Леха так отчетливо представил себе эту страницу с портретом в верхнем левом углу, как будто видел перед собой фотографию, но весь ужас был в том, что на подпись под фотографией мысленного проявителя уже не хватило. Она так расплывалась, что разобрать ее не было никакой возможности.

Леха посмотрел на Женьку и сделал страшные глаза. Женька понял, что в их системе обучения произошла осечка. Надо было срочно выручать друга, и он показал на свои уши.

Леха просиял. Ну конечно, теперь он и сам вспомнил, что фамилия этого адмирала была связана с ушами. Он еще давно хотел ему для наглядности уши пририсовать, но не успел, потому что стал ультрарапидом и времени на то, чтобы засиживаться над уроками, у него не было.

Леха бойко выпалил первую же ушастую фамилию, которая сама собой, безо всяких усилий, всплыла в его памяти:

— Адмирал Ушинский!

— Кто-кто? — переспросила Нина Петровна таким тоном, что Леха сразу понял: всплыло что-то не то.

Он в отчаянии взглянул на Женьку еще раз. Тот с такой силой колотил себя по ушам, как будто хотел, чтобы они совсем отвалились.

— Пьер Безухов, — отчеканил Леха.

Что тут началось! Класс буквально взорвался от хохота. Все прямо животики надрывали, как будто им показывали три кинокомедии сразу. И что обиднее всего, вместе со всеми смеялся Женька.

Конечно, Леха вспомнил, что Пьера Безухова он в кино про «Войну и мир» видел и тот не только не был адмиралом, но вообще не воевал. Только теперь это было все равно.

Вернувшись на свое место, Леха открыл учебник. С верхнего левого угла страницы на него глядел портрет адмирала с орденами и с подзорной трубой, под которым было четко написано: «Ф. Ф. Ушаков».

На этом Лехины злоключения не кончились. На критическом моменте по чтению он вспомнил первую строчку стихотворения, а на русском языке рамочку, которой было обведено заданное на дом правило.

По дороге домой Женька успокаивал друга:

— Это оттого, что ты недостаточно натренировался. Вот позанимаешься по системе еще пару недель — и все четко вспоминать будешь.

Но заниматься по системе Лехе не дали. Теперь каждый день после работы папа не просто спрашивал: «Уроки выучил?» — а проверял, как он их выучил. А жаль. Ведь еще немного — и Леха мог бы стать человеком нового типа.

Собака Баскервилей

 

что Леха был везучий. Его частенько преследовали мелкие неудачи, но все они не шли ни в какое сравнение с тем ударом, который судьба уготовила для него на этот раз. Светлана Викторовна, учительница по математике, переехала жить в Лехин дом. Мало того, ее квартира была дверь в дверь с Лехиной. Но самое худшее ожидало его впереди. Мама завела со Светланой Викторовной дружбу. По вечерам они гоняли чаи, и дело дошло до того, что училка предложила позаниматься с Лехой, чтобы подтянуть его по математике. Это в начале летних каникул!

Свалившееся на Леху несчастье здорово его подкосило. Он ходил угрюмый, и в его глазах читалась тоска пожизненно заключенного. Тогда ему на помощь пришел лучший друг Женька — самый идейный человек в школе. Женька читал все подряд, и от этого в голове у него всегда роилось множество идей.

Ребята сидели у Женьки в комнате и думали, что делать, но, как назло, на ум ничего не приходило. Надежда на вольную жизнь ускользала у Лехи прямо из-под носа.

— Хоть бы она в отпуск уехала, что ли, а то будет тут все лето торчать! Ни себе, ни людям, как собака на сене! — Леха с досадой махнул рукой.

При этих словах Женьку осенило.

— Как же я сразу об этом не подумал! Собака — это как раз то, что нужно! — воскликнул он и бросился к книжной полке.

— Зачем? — с недоверием спросил Леха. С тех пор как его в детстве покусала собака, он старался обходить четвероногих друзей стороной.

— Сейчас узнаешь. Нам нужна собака Баскервилей! Вот послушай!

Женька достал томик Конан Дойла и, найдя нужное место, начал читать зловещим голосом:

— «Это была собака огромная, черная как смоль. Но такой собаки еще никто из нас, смертных, не видел. Из ее отверстой пасти вырывалось пламя, глаза метали искры, по морде и загривку переливался мерцающий огонь. Ни в чьем воспаленном мозгу не могло возникнуть видение более страшное, более омерзительное, чем это адское существо, выскочившее на нас из тумана».

По мере того как Женька читал, Леху все больше охватывало сомнение в том, что собака Баскервилей — это именно то, чего ему в жизни не хватает.

Когда Женька умолк, Леха исподлобья уставился на него и угрюмо произнес:

— Ты что, издеваешься? У меня и так горе, а ты еще тут со своей собакой.

— Да ты только подумай! От такой собаки математичка не то что в отпуск — она, может, вообще из нашего дома с радостью убежит.

Леха подумал, что от такой собаки он бы и сам с радостью убежал.

Между тем Женька дал волю своей фантазии:

— Представь: ночь, темнота — хоть глаз коли, туман. Светлана Викторовна выходит из дома…

— Скажешь тоже, — перебил его Леха. — Чего ради она ночью в туман из дома пойдет?

— Ну ладно, пускай без тумана, — согласился Женька и продолжал: — Ночь. Темнотища…

— Не-е, сейчас темнеет поздно, — степенно возразил Леха.

— Знаешь что, тебе не угодишь. Мне, что ли, каждый день задачки решать? Для него же стараюсь, из кожи вон лезу, а он еще назло перебивает! — распалился Женька.

Леха виновато вздохнул:

— Ладно, не сердись… Я же как лучше хочу.

— Будто я хочу как хуже, — съязвил Женька и примирительно добавил: — Так и быть, последний раз предупреждаю. Или ты меня слушаешь, или не перебивай. Находим собаку…

— А без собаки никак нельзя? — робко вставил Леха.

— Без собаки нельзя, — отрезал Женька.

Леха понял, что это вопрос решенный.

Между тем Женька заговорщически зашептал:

— Я, Леха, такое придумал! Математичка тебя не то что от летних занятий освободит, она тебе до конца учебного года пятерочки будет ставить, да еще и благодарить при этом.

Начало Женькиной идеи звучало заманчиво. Леха обратился в слух, а Женька продолжал:

— Выходит математичка вечером из дома, а на нее — чудовище. По загривку огонь. Из пасти пламя. Клычищи — во! Она в крик. И тут… — Женька выждал подобающую паузу и торжественно произнес: — Появляешься ты!

— Кто? Я?! — спросил Леха с неподдельным изумлением.

— Ну да, как будто ты случайно во дворе прогуливаешься.

— Не хочу я нигде случайно прогуливаться, и вообще, почему я?

— Потому что она тебе летние каникулы портит, а не мне, — заявил Женька.

— Да ладно, я ее уже простил, — великодушно сказал Леха.

Женька оценивающе посмотрел на друга и произнес:

— Ты, Леха, благородный.

Леха не стал возражать, а Женька продолжал:

— Математичка еще прощения просить будет, что к тебе с задачками приставала, когда ты ее от собаки спасешь.

Стоило Лехе представить, как он спасает Светлану Викторовну от собаки Баскервилей, как прилив благородства сменился у него приступом скромности.

— Никакой я не благородный, — смиренно сказал он.

— Молодец! По-настоящему благородный человек сам себя хвалить не станет, — похлопал его по плечу Женька.

Быть благородным Лехе было бы намного легче, если бы не собака, и он ухватился за соломинку: