Злоключения озорника

Я пристально смотрел на Попку. Может быть, ответит. Или подаст какой знак? Все последние дни он был таким паинькой, таким умницей. Но, должно быть, Попке не хотелось учиться. Он перебрался к кормушке и стал щёлкать свои зёрнышки.

— Кто не работает, тот не ест! — строго сказал я.

Но Попка — ноль внимания. Тут я вспомнил, какой у нас терпеливый учитель, и терпеливо ждал, пока Попка поест досыта.

— Ну, теперь повторяй за мной: меня зовут Попка Циттербаке! — приказал я ему.

Попка немножко побегал по жёрдочке и раза два что-то каркнул.

«Что ж, для начала недурно», — подумал я.

— Молодец, — говорю я ему. — А теперь повтори: меня… зовут…

Но Попка только пискнул в ответ, должно быть, потому, что вошла мама. Я попросил её не задерживаться в комнате и оставить нас с Попкой вдвоём. Она может помешать нашим занятиям. Мама посмотрела на меня как-то странно, но всё-таки ушла.

После того как я раз сто повторил: «Меня зовут…» — Попка уселся поудобнее на жёрдочке, спрятал головку под крыло и уснул. Не очень-то это было красиво с его стороны!

На другой день я начал всё снова. Но, сколько я ни трудился, Попка ничего не усваивал, и я уже стал сомневаться, могут ли травяные попугайчики научиться говорить. Ведь мой Попка был из этой породы. Но не мог же я ошибиться: ведь я где-то читал об этом. Да, точно! У Робинзона на острове был как раз травяной попугай! Нет, не может быть, чтобы мой Попка оказался глупее других!

Целую неделю я день за днём подолгу беседовал с Попкой, и в конце концов от этих разговоров у меня голова кру́гом пошла. Даже папу я нечаянно назвал Попкой. А когда в школе к нам пришёл новый учитель физкультуры и стал спрашивать, как кого зовут, я вдруг бухнул:

— Меня зовут Попка Циттербаке.

Весь класс покатился со смеху, а физкультурник что-то записал в свой блокнот. Я сразу догадался: думает небось, что это я нарочно. А ведь у меня, честное слово, это само собой выскочило. Я совсем о другом думал.

На большой переменке меня подозвал Пу́тер — председатель совета нашего отряда — и стал мне что-то плести насчёт моей чести.

Я обозлился, подошёл к физкультурнику и говорю:

— Пожалуйста, простите меня, ведь это я не нарочно. Я не Попка, я Альфонс, но мой Попка говорить учится. Я ему раз сто повторял: «Скажи: меня зовут Попка Циттербаке». Вот у меня и вертятся эти слова на языке.

Но, кажется, физкультурник ничего не понял. Я потоптался около него и убежал.

«Нет, так продолжаться не может, — решил я. — Дай-ка я поговорю с Эрвином. У него дома тоже всякие животные есть. Он у нас в классе ответственный за живой уголок».

— Да это пустяковое дело! — утешал он меня. — Вся загвоздка в дрессировке. Тебе надо натаскать его как следует — вот и всё.

И ещё он сказал, что есть книги о дрессировке животных. Я выскреб всё, что было у, меня в копилке, и отправился в книжный магазин.

— Чего тебе, малыш? — спросила продавщица. — Книжку-картинку или, может быть, сказочку?

Я растерялся и, должно быть, покраснел. Ну какой же я малыш?

Мы долго глазели друг на друга.

— Что ж ты молчишь? Говори, какую тебе книжку надо?

Я и вправду на неё обиделся и за «малыша» и за «сказочку».

А она берёт какую-то книгу с полки и говорит:

— Вот посмотри-ка эту. Здесь очень интересные истории и сказки.

Этого я уж не мог стерпеть и убежал из магазина.

Пройдя несколько домов, я увидел другой книжный магазин. Вхожу и сразу говорю:

— Здравствуйте! Дайте мне, пожалуйста, книжку, как дрессировать животных.

На прилавке лежало много всяких книг: и о муравьях, и о лягушках, и о лошадях, и даже о львах. Но о попугаях — ни одной. Продавщица показала мне книги о певчих птицах, а потом — про орлов.

Но я сказал:

— Мне бы книжку про попугая.

Но книг про попугая у неё не было. А вообще о дрессировке нашлась только одна — «Как натаскивать собак».

Но ведь Попка-то не собака, а попугай! Повернуться и уйти мне уже как-то неловко было. И вот я купил книгу про собак. Три марки восемьдесят она стоила. Дома я прочёл её от корки до корки. А может, лучше мне завести себе собаку? Собака умеет ходить рядом с хозяином, по команде садится. Если я что-нибудь потеряю, она обязательно отыщет. А кроме того, она будет кусать моих врагов. Пусть-ка попробуют тогда дразнить меня!

Или, может быть, выдрессировать Попку по собачьей книжке?

Я решил сделать опыт. Подошёл к нему и приказал:

— К ноге! — Потом крикнул: — Место!

Но он даже не слушал. Значит, не годилась эта книга для попугаев…

И я начал всё сначала. Две недели подряд, день за днём, я чуть не целый час твердил ему: «Попка — Попка! Попка — Попка!» Даже заболел в конце концов. У меня нашли паралич поднёбных мускулов. Доктор сказал, что я очень переутомился. Из поликлиники я вернулся злой на Попку как чёрт.

— Дурак ты! — накинулся я на него.

Попка кивнул мне, поблёскивая своими глазками-угольками, да вдруг как закаркает:

— Дур-рак! Дур-рак! Дур-р-рак!

Я выскочил в кухню. Кричу:

— Мама, мама! Попка заговорил! Это я его научил!

Но больше я не добился от него ни слова. Заговорил он только несколько дней спустя, когда к нам в гости пришла тётя Анна.

— Ах, какая хорошенькая птичка! — сразу засюсюкала она. — Цып-цып-цып!

— Попкой его зовут, — сказал я.

Попка смирно сидел у меня на пальце и, склонив головку, посматривал на тётю Анну.

— Ах ты, моя цыпочка! Ах ты, моя маленькая! Ну пойди, ну пойди ко мне! — звала она его.

Попка молчал-молчал, а потом повернул головку да как каркнет:

— Дур-р-рак! Дур-р-рак!

Сколько я натерпелся из-за этого Попки! Мама сказала, что я распугаю всю её родню. И я решил больше не дрессировать Попку. Вот если я заведу себе собаку — обязательно выдрессирую. Вчера на улице встречаю тётю Анну. Я ей: «Здравствуйте!» — а она только кивнула и молча прошла мимо.

С того дня как Попка так невежливо обошёлся с тётей Анной, прошло немало времени. Но ничему новому он так и не научился. Только одно слово и запомнил и всегда выкрикивал его, когда не надо. И доставалось же мне из-за него! Все ведь думали: это я нарочно его подучил, чтобы он всех гостей так встречал. А мне это и в голову не приходило.

Но зато он стал совсем ручным: полетает по комнате, опустится ко мне на плечо, пощиплет ухо, а то посидит на голове. Во время обеда он подлетал к моей тарелке и клевал из неё. Стоило мне свистнуть два раза подряд — он был тут как тут. Попка хорошо знал: это значит, что я приготовил для него какое-нибудь лакомство.

И вот однажды в наш город приехал бродячий цирк. Я, конечно, был на первом же представлении. Всё мне очень понравилось. Особенно номера со зверями. У них там слон стойку делал, львы прыгали в обруч, а моржи здорово жонглировали мячами. Под конец выступали наездники. Ух и лихие!

Вернувшись из цирка, я вдруг подумал: «А ведь номера с попугаем у них не было! Что, если я пойду к ним с Попкой? Покажу, как он по свистку садится на плечо, щиплет меня за ухо, а может быть, он что-нибудь каркнет им в микрофон! Что, если они меня научат дрессировать попугайчиков? Тогда ведь и я смогу выступать в цирке. Ну пусть даже не в цирке, а хотя бы на пионерском сборе или на родительском вечере».

Я решил непременно сходить с Попкой в цирк.

Уже на следующий день мне подвезло. Когда я пришёл из школы, мамы не было дома. Ей бы наверняка не понравился мой план, и она не пустила бы меня с Попкой даже на улицу. Я быстренько достал коробку от ботинок, посадил в неё Попку, насыпал немного корму, завернул всё в полотенце и пошёл в цирк. Там все двери и ворота были заперты. Но откуда-то доносились голоса. Я постоял немного, огляделся и перемахнул через забор. Но не успел я ступить и шагу, как кто-то ухватил меня за ворот.

— Пустите! — закричал я.

Обернулся и вижу — слон. Вытянул хобот и дует мне прямо в лицо.