Злоключения озорника

Но папа терпеливо выжидал, и не успел я второй раз набить рот, как он спросил:

— Надеюсь, теперь у тебя получается прыжок вниз головой?

Но я уже опять старательно жевал и не мог ответить папе.

— Ведь правда здорово получается по нашему с тобой методу? — снова спросил меня папа.

Но и теперь я не мог ему ответить, потому что запихнул в рот целый селёдочный хвост.

— Ты что, онемел? — спросил он наконец, и на лбу у него появилась складка.

Мама вступилась за меня:

— Разве ты не видишь, что мальчик ещё не прожевал?

Мне даже подумалось, что она поняла, в какую я попал переделку, и хочет мне помочь, С полным ртом я пробормотал что-то невнятное.

— Ну ладно! Я подожду, пока ты кончишь. Но не думай, я прекрасно понимаю, почему ты вдруг онемел. Просто ты так и не решился прыгнуть.

Я снова стал что-то бормотать с полным ртом, но тут уже папа сам запретил мне разговаривать.

— Одиннадцать лет парню и боится прыгнуть с трамплина! — подзуживал он.

— Мне только ещё десять исполнилось, — сказал я.

Папа всегда так: что-нибудь ему не понравится, он обязательно мне год или два прибавит.

— Скоро будет и одиннадцать. А все одиннадцатилетние ребята умеют вниз головой прыгать. — Папа подумал немного и сказал: — Завтра воскресенье. Вместе пойдём купаться. Уж я-то научу тебя прыгать, можешь быть уверен.

Я даже вздрогнул. Мама тоже.

Она сказала:

— Надеюсь, ты не будешь силой заставлять его прыгать?

Папа ответил:

— Я научу его прыгать вниз головой. Вот и всё.

Хоть бы дождь пошёл в это воскресенье! Пускай даже снег! Вообще я бы с удовольствием побегал на коньках в этот день. Но, как назло, солнышко сияло с самого утра. У папы было превосходное настроение. Он даже что-то напевал, когда брился.

— Ну как, Альфи? Покупаемся сегодня всласть!

Мама приготовила два больших полотенца и огромный пакет с бутербродами. Она махала нам из окошка, когда мы пустились в путь. Должно быть, она переживала за меня.

Папа всю дорогу шутил: паромщику, перевозившему нас на другой берег, он сказал, что я непременно буду чемпионом олимпийских игр по прыжкам в воду. А сегодня, мол, он на водной станции будет тренировать меня.

В бассейне сначала всё шло хорошо. Мы плавали кролем, на спине, и я не отставал от папы. Но, когда дело дошло до ныряния на выдержку, папа меня здорово «обскакал». Один раз он так долго не выныривал, что я даже подумал, не утонул ли он, и очень разволновался. А он возьми да и вынырни где-то позади меня. Я сразу стал восхищаться, как здорово мой папа ныряет, и ему это было очень приятно. Но я всё время старался, чтобы мы были подальше от трамплина. Под конец я даже стал немножко надеяться, что папа забудет о прыжках. Но он вдруг хлопнул меня по спине, подмигнул и спросил:

— Ну, а как же всё-таки насчёт изящного прыжка вниз головой, Альфи? — и, не дав мне опомниться, зашагал к вышке.

Я встал на трамплин, вцепился в него пальцами ног, поднял руки над головой, присел и… опять выпрямился.

— Я всё правильно сделал, папа?

— Правильно, правильно!

— Знаешь, я очень боюсь, что у меня с ногами ничего не получится. Начну болтать ими в разные стороны — все хохотать будут. — Я уж ничего не жалел, лишь бы время выиграть.

У папы на лбу появилась складка, но он довольно спокойно сказал:

— Послушай! Чтобы ты знал, что такое настоящий красивый прыжок, я сам тебе покажу, как надо прыгать. Следи за каждым моим движением, тогда у тебя и у самого всё хорошо получится.

Папа встал на трамплин, поджал пальцы ног и медленно начал падать вперёд.

Но то ли он падал слишком медленно, то ли ещё почему, этого уж я не знаю, во всяком случае, хоть папа и прыгнул вниз головой, но ноги всё-таки подогнул. Когда он потом поднялся на вышку, он, должно быть, заметил, что я смеюсь. Я, правда, тотчас поджал губы и собирался сказать ему что-нибудь приятное, но он проворчал:

— Не слишком чисто у меня получилось. Дай-ка я лучше тебе ещё раз покажу.

Но и на этот раз, как мне показалось, папа немножко подогнул колени. Я ему сказал об этом.

— Вот ещё учитель нашёлся! Это был отличный прыжок! Покажи лучше, как сам-то умеешь.

Пришлось мне снова лезть на трамплин. Всё шло превосходно, но только… только до «критического момента». Тут я застыл словно заколдованный.

— Что же ты скажешь в своё оправдание? — спросил папа довольно сердито.

— Ничего. Мне просто показалось, что там кто-то нырнул. Не могу ж я на спину человеку прыгать.

Папа внимательно посмотрел на воду, затем покосился на меня.

— А теперь прыгай! — крикнул он.

Я начал медленно приседать. Вдруг папа как схватит меня за ноги да как подбросит!

— Чего ты? — только и успел я крикнуть.

Но «критический момент» уже миновал, и я полетел в воду. Оттолкнуться я, конечно, не оттолкнулся и упал в воду, как бревно. Вдобавок на этот раз правда кто-то нырял внизу, и я здорово заехал ему в бок ногой.

Потирая отбитый живот, я снова полез на вышку. Позади меня кто-то пыхтел. Оказалось, что это тот толстяк, которого я только что пихнул. Злой-презлой, он тоже поднимался на трамплин. Я сразу — юрк за папу.

— Ах ты, разбойник! Сейчас доберусь до тебя! — кричал толстый дядя.

— До кого, собственно, вы намерены добраться? — спросил папа.

— Послушайте, — рассердился толстяк. — Разве вы не видели, как этот мальчишка лягнул меня?

Но папа сразу нашёлся, что ответить.

— Это же смешно! Чтобы такой маленький мальчик…

— Я вовсе не хочу с вами разговаривать! — вскипел чужой дядя. — Что вы лезете не в своё дело?

— Это очень даже моё дело.

Я тоже считал, что это папино дело. Он же меня в воду столкнул.

Толстяк всё хотел обойти папу, но папа не пускал его. При этом он теснил меня всё ближе к краю трамплина и в конце концов столкнул. На этот раз, как только я почувствовал, что падаю, я изо всех сил оттолкнулся.

Не поверите, а я, честное слово, копьём врезался в воду. Если глядеть снизу, вода такая зеленоватая, красивая! Я уж вовсю таращил глаза. «Оказывается, всё очень просто!» — подумал я и снова стал взбираться на вышку. Там папа и толстяк всё ещё не могли договориться.

— Нечего сказать, хорош папаша! Собственного сына не пожалел, в воду сбросил, да ещё людям на голову.

— Категорически прошу вас не вмешиваться в мои семейные дела! Вам это не к лицу.

Осторожно пробираясь мимо них, чтобы снова прыгнуть, я услышал, как дядька сказал:

— При таких родителях и при живых ребёнка пожалеешь!

А хорошо прыгать вниз головой! Летишь — только в ушах свистит!

Вынырнув, я увидел, что папа и толстяк уже уходят. Я испугался. А вдруг это они из-за меня в полицию пошли? Я крадучись догнал их и слышу, папа говорит:

— Неужели ты тот самый Альфре́д? Глазам своим не верю! И надо же нам было поругаться, чтобы узнать друг друга!

А толстый дядька называл папу «Пауль», Это у нас только маме позволено. Потом я увидел, как папа с дядей сели за столик в кафе при водной станции.

Тогда я совсем успокоился, побежал к вышке и снова стал тренироваться, И до того я в тот день натренировался, что у меня даже в голове стало шуметь. Потом я принялся искать папу. А он, оказывается, всё ещё сидел с дядькой за столиком. Пиво они пили — вот что!

— Иди поздоровайся! — велел мне папа.

Толстяк улыбнулся и показал на свой правый бок.

— Теперь извинись! — сказал папа.

Я стоял и хлопал глазами.

— Пап, но ты же сам… — начал я.

Но толстяк засмеялся и сказал:

— Всё уже давно забыто!

Оказывается, этот толстый дядя, которого я «торпедировал», — школьный товарищ моего папы. И они когда-то вместе на одной парте сидели. Правда, с тех пор прошло тридцать лет, и они ни разу друг друга не видели.

— Ну и растолстел же ты, Альфред! — сказал папа смеясь.

Дядя же показал глазами на голову папы и заметил:

— А ты-то, Пауль! Где ты свои кудри растерял?