«Ракета» выходит на орбиту

Потом звонили девочки. Обещали забежать вечером. Потом — Валерик, спрашивал, состоялся ли урок английского языка. Наконец тётя Нина вернулась из магазина, я уже ответила не то на четыре, не то на пять телефонных звонков.

Оказывается, в игре, которую затеяли Света и доктор, тёте Нине отводится заметная роль, точнее — две: она завхоз и, что ещё важнее, учительница домоводства. Тётя Нина не сознаётся, но ей доставляет большое удовольствие ставить за пирожки четвёрку (пятёрку она может поставить только себе), а за штопку носков даже тройку.

Я уже собралась уходить, когда появился, шумно отдуваясь, тот самый доктор.

— Здравствуйте, Анюта, — сказал он после того, как ему удалось самостоятельно снять пальто, ускользнув от услужливой тёти Нины.

Оказывается, он знал моё имя, хотя видел в первый раз. Это Слава, Света и Валерик понарассказали обо мне. До звонка мы сидели с Терентием Фёдоровичем в кухне, пили кофе — колумбийский, как он заявил. Потом доктор стал развивать теорию, что, оказывается, и болеть надо тоже уметь.

— Вы посмотрите на Светлану. Если бы она позволила себе раскиснуть, то болезни хватило бы надолго. А сейчас каждый день приносит улучшение. Вы скажете — игра? Тем лучше. Умная игра всегда нужна в жизни.

Я не смогла расспросить его подробнее, что он под этим подразумевает, так как мой собеседник по звонку коричневых лабораторных часов отправился к Светлане.

Он долго осматривал и выслушивал её. Потом что-то стал мурлыкать себе под нос. Тётя Нина заявила, что это хороший признак. После очередного звонка у них начался урок физкультуры. Он сделал Свете лёгкий массаж и показал упражнения для кистей рук и ещё какие-то нетрудные. Затем, с помощью тёти Нины, закутал Светлану, посадил в кресло, открыл форточку, предложив таким образом «погулять».

В передней опять заторопился, ускользнул от тёти Нины, пытавшейся подать ему пальто.

Мы вышли вместе. Я спросила, когда можно ждать Светлану в классе. Он ответил:

— Недели через две.

И добавил:

— Надо уметь болеть. Вам понятно?

И, хотя никто нас не слушал, доктор, понизив голос, доверительно сообщил мне:

— Девочка хочет походить на Софью Ковалевскую, Зою Космодемьянскую и Валентину Терешкову сразу.

Если бы вы знали, как приятно старшей вожатой, когда умные и сердечные люди хвалят её пионеров.

А Терентий Фёдорович, продолжая свою мысль, заговорил о Валерике.

— Это очень занимательный молодой человек. Он растёт на глазах. И не только потому, что я дал ему упражнения на подтягивание по утрам во время зарядки. В нём начинают проявляться такие черты характера…

Что начинает проявляться в характере Валерика, на этот раз я так и не узнала: доктора окружили мамаши, которые всегда нуждаются в совете врача. Он только успел заметить:

— Не считаете ли вы, что у медицины и педагогики есть много точек соприкосновения?

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Рассказывает автор

«Старый друг — лучше новых двух» — гласит пословица. А друзья идут в школу по разным сторонам улицы. Если один забыл, что задано, он не спрашивает у другого. Я уж не говорю: один не подскажет другому. Может быть, это к лучшему. После случая с «нищим у доски» в девятом стали меньше подсказывать. Но ведь раньше вместе уроки готовили. И если один спрашивал, заходя в библиотеку, прежде всего: «Где Славка?» — то другой вбегал через несколько минут: «Куда же делся Вовка?» А теперь? И это два комсомольца. Два редактора: Володя Антонов и Слава Рябинкин.

Как зовут чёрную кошку, пробежавшую между ними? «Редакционная тайна»? Все разделились: одни — за Рябинкина, другие — за Антонова. Одни за «Ракету», другие за «Вымпел». Сегодня на большой перемене ко мне подошёл Володя Антонов:

— Можно после уроков с вами посоветоваться?

«Что-нибудь серьёзное», — подумал я, потому что разговоры на обычные темы мы вели и без предварительных предупреждений.

— Устраивает в пятнадцать ноль-ноль? К этому времени я освобожусь.

— Есть в пятнадцать ноль-ноль, — отозвался Володя.

Нигде так хорошо не разговаривается, как в библиотеке за стеллажами, у комплектов старых газет. Звуки школьной жизни чуть слышны. С трудом различаешь голоса, где-то вдали дребезжание звонка. Книг на полках столько, что кажется, и жизни не хватит все перечесть. А ведь это только сравнительно небольшая школьная библиотека. Здесь, в книгохранилище, в обществе великих писателей и замечательных мыслителей, разговор идёт сосредоточенный, неторопливый. Я люблю больше слушать, чем говорить, Володя даёт мне такую возможность.

— Да, — продолжает он с горечью, — я никогда не подумал бы, что многолетняя дружба так вдруг рассыпается. Из-за чего?.. — он замолкает.

— Из-за чего? — переспрашиваю я, дав ему подумать.

— Из-за «Ракеты», — решает он. — Без неё всё было очень спокойно.

— А это хорошо, когда «всё спокойно»?

— Слава всегда помогал мне. Не одну субботу допоздна засиживались, оформляя «Вымпел». А ведь люди в субботу ходят на каток, на танцы. И мы злились, но не уходили из пионерской, пока не был нарисован последний заголовок. А в понедельник утром обязательно свежий номер. Нашу заметку «Кулачная расправа» пять раз срывали подхалимы Илюхи Гаврилова. Мы снова восстанавливали её и даже наклеивали на видное место подброшенное анонимное письмо, где нам угрожали мордобоем. Помню примечание от редакции, короткое, в два слова: «Не боимся!». А самим, конечно, страшно. Ходили по вечерам только вдвоём. Потом Гаврилов приходил к нам, просил, чтобы газета его не преследовала, а то ему не кончить школы — выгонят. Мы сказали: «Уймешь кулаки? Пиши обещание в стенгазету». И горды были — собой, газетой. Ну, что было, то сплыло. А вот сегодня… Посоветуйте, что нам с этим делать.

Володя Антонов передал мне вдвое сложенный лист из школьной тетради, исписанный красивым почерком.

Знакомый почерк! Вот только с орфографией… Зачем «санционированы» — без буквы «к», вылетевшей из середины? Но читаем дальше.

После подписи приписка:

Не знаю почему, но меня особенно поразил этот «псивдоним». Ведь раньше была «мароженица» — через «а». Я прочёл письмо ещё раз. Сложил его и вернул Володе.