Динка прощается с детством

лица расплывающиеся краски. Потом осторожно влезает в окно и бросается на узкую, девичью кровать. Тихо-тихо в доме, но неспокойное сердце бешено колотится... К рассвету на небе редеют тучи, освобожденная луна тускло освещает рассыпавшиеся на подушке косы...

Глава пятьдесят седьмая

ПРОЩАЙ, ДЕТСТВО!

Динка просыпается поздно. В саду слышится голос Марины, она о чем-то разговаривает с Мышкой. Динка бросает на кровать первую попавшуюся раскрытую книгу и, схватив полотенце, мчится к пруду... Там она долго трет мылом лицо, смотрится в круглое зеркальце и, ежась от холодной воды, возвращается с веткой калины.

- Ты вчера долго читала, Дина? - спрашивает ее Марина.

- Да, мамочка, - потягиваясь, говорит Динка; щеки ее лоснятся, точно смазанные маслом, глаза блестят. Она жадно пьет молоко, посыпает сахаром хлеб. Но сердце ее неспокойно.

...Они пройдут прямо через лес на Пущу-Водицу... В лесу их никто не мог догнать... В Пуще-Водице наймут лошадь, так было договорено... Но что, если они не успели уйти и остались ночевать в корчме? И что, если, придя в себя, Матюшкины соберут людей и бросятся к хате Якова... Но хаты ведь уже нет. Жук говорил, что они завалили крышу; так посоветовал солдат, чтоб никто не поселился в хате. Мало ли бродит теперь на дорогах бездомных людей...

Солдат велел подпилить столбы и обрушить крышу. Он сказал, что потолок над подвалом железный и что сверху он утрамбован землей...

Но что-то делается сейчас в селе? И что, если Жук не увел ребят...

Динка осторожно выбирается из-за стола, тихим свистом подзывает Приму.

- Я немножко покатаюсь, мамочка! - говорит она, не глядя на Мышку.

Мышка тоже не смотрит на сестру, она удивляется ее легкомыслию и равнодушию.

"Неужели, зная, как мне тяжело здесь, Динка может спокойно кататься?" горько думает Мышка.

Но Динка не катается. Она стрелой несется в лес, туда, к хате Якова... Тревога ее растет. Воображение рисует страшную картину окруженной в лесу хаты, разъяренных Матюшкиных с топорами, вилами...

Спешившись на опушке, Динка тщательно осматривает дорогу, ищет следы помятой травы; чуткое ухо ее ловит каждый звук... Но нельзя тратить время... Может быть, Матюшкины ехали на лошадях? Но дорога поросла травой, и трава не примята...

- Вперед, Прима, вперед!..

Лесная тишь успокаивает, но тревога не унимается, хотя уже ясно, что здесь не было людей... Но они могут еще прийти... Ушел или не ушел Жук? Ах, если б они были уже в городе или хотя бы на Пуще-Водице... Если ушли, то, конечно, уже в городе...

- Вперед, Прима, вперед!..

Вот наконец и развилка. Здесь особенно видна наступающая осень: на деревьях пожелтели листья, покраснели ягоды рябины.

Но где же хата Якова? Словно большой бурый гриб, прикрыла ее ржавая крыша; здесь уже не видно ни крылечка, ни выбитых стекол окон, только кое-где валяются сломанные рамы... Нет хаты...

Динка медленно спускается в овраг. Здесь где-то должна быть дверь, но ее тоже придавили дырявые листы железа.