Динка прощается с детством

еялом, выставив рыжую бороду и открыв рот, сладко храпит Семен Матюшкин. Рядом в каморе, опасаясь мух, так же смачно всхрапывает во сне его брат Федор. На полу в коридоре, подостлав рядно и уткнувшись лицом в подушку, спит взятая из милости сирота, шестнадцатилетняя батрачка Матюшкиных, красавица Лушка. Съежившись на своей подстилке и тоненько всхлипывая, в который раз видит она во сне схороненную на деревенском погосте свою мамоньку. А в соседнем - покое, не чета ей, нежится на перинах взятая с богатым приданым жена Федора Марья; много добра отвалил за нее Матюшкиным бывший приказчик пана. А на чьих слезах нажито ее приданое, об этом Марья и не думает; спокойно дышит она, примешивая свой тонкий присвист к могучему храпу братьев...

В тишине покоя мирно отстукивают ночные часы-ходики. Бьет полночь... Замерло село... Только где-то на дороге, как неотвратимая беда, медленно движутся к околице, то прижимаясь к земле, то пропадая за кустами, черные тени... Из-под низко опущенных капюшонов не видно человеческих лиц; неслышно ступая и распыляясь в темноте, словно плывут по воздуху пять черных призраков... Около дома Матюшкиных они на одно мгновенье сбиваются в кучу и, пригнувшись к земле, разбегаются в разные стороны...

Луна прячется за тучи. Но что это? В черноте ночи под окном Федора Матюшкина неслышно вырастает белый саван покойника, тонкий костлявый палец стучит по стеклу... Три стука... еще... Сонно поднимается с постели хозяин и, отодвинув занавеску, приникает к окну... Белое известковое лицо, провалившиеся, обведенные черным глазницы глядят на него из савана покойника. Страшный глухой голос вещает из мрака могилы:

- Убийца... Убийца... Пробил твой час!

Скалится голый череп на оцепеневшего от ужаса Федора, и тихий, жалобный стон скрипки доносится до его ушей... Вот он растет, он душит и настигает нечистую совесть. Истошный вопль вырывается из груди Федора... И в тот же миг все смолкает... Всполошенные воплем, вскакивают домочадцы.

- Там... Яшка... Яшка... - разрывая на груди рубаху и падая на колени, вопит Федор.

С ужасом приникают к окошку его жена и брат Семен.

По дороге медленно удаляется и словно проваливается во тьме белый саван, жалобно стонет и обрывается под смычком знакомый напев. И только черные тени, словно выпущенные на волю дикие зверьки, бешено мчатся напрямки через поле...

Впереди их. раздувая ноздри, стелется галопом разгоряченный скакун... Пригнувшись к его гриве, седок крепко держит маленькую, согнувшуюся фигурку с прижатой к груди скрипкой...

Все глуше доносятся из села истошные вопли. Словно спохватившись, вслед беглецам гремят запоздалые выстрелы... В окнах всполошенного села зажигаются огоньки. Мертвенно-бледная луна освещает пустую глинистую дорогу...

На опушке леса седок останавливает лошадь, бережно передает подоспевшим беглецам своего спутника и скачет дальше... Около хутора тоненькая, быстрая фигурка прыгает на землю и скрывается в саду... Долго плещется она около родника, стирая с