Мы идём к Луне

Как быть? Пригласить отца или идти одному?

Отец — человек знающий. Он был на войне. И даже из пушек стрелял. У папы широкий военный ремень с бляхой и орден есть. И медали. Значит, он тоже храбрый. Он посмотрит на след, скажет, какой это зверь пробежал, какая крикнула в лесу птица. И умеет варить охотничий суп из кореньев. Отец не то, что мама: не ешь снега, застегнись, не ходи туда, не гляди сюда. Отец — человек надежный, и как же в экспедиции без подчиненного?

— Только я буду главный, — поставил он жесткое условие. — Ты носильщик, а я начальник. И костер я буду разжигать. И дичь обдирать. И есть сырое мясо.

— Сырое мясо! А для кого я пекла торт? — сказала мама. — Вы же не дикари, чтобы есть сырое мясо. Возьмите торт, я упакую. Он очень калорийный.

Торт? В великий поход к луне? Кушать торт у таежного ночного костра?

— Торт мы не возьмем, извини, пожалуйста. Сухари я положил. Остальное добудем в походе. Надо еще соли.

Конечно же, не забыть соль. Кто знает, сколько дней продлится экспедиция. И неизвестно, чем будешь питаться в дороге.

Сквозь дебри

Сосны сомкнулись над головой, внизу темень. И никого: экспедиция продвигается диким нехоженым лесом. Молодые сосенки с макушки до земли облеплены снегом, стоят плотной толпой, а в таловых карчах-крепях — сумрак, как ночью. Лишь редко где пробьется солнце и полянка ослепительно засверкает тысячью звездочек.

Ни звериного следа, ни голоса птиц, лес замер, дремлет. Только поскрипывают лыжи.

Вот в таких глухих местах живут, наверное, маленькие лесовички-лешие. А их шалашики спрятаны где-нибудь в таловых карчах, в самой гущине.

— Стоп!

Начальник Экспедиции, махнув рукой, дал знак остановиться. Надо оглядеться: что это темнеет среди кустов? Островерхое что-то, занесенное снегом. Шалаш? Двускатный домик-шалаш весь под снегом, а внизу черная круглая дыра — вход.

А это кто возле большой сосны? В белой пушистой шапке? И смотрит прямо на охотника. Волнуясь, охотник вгляделся в сумрак леса, нерешительно шагнул — и старичок у сосны тоже качнулся, тоже шагнул! Только в сторону шагнул, будто хотел юркнуть, спрятаться за сосну.

Охотник испуганно замер, и старичок тоже остановился, боязливо выглядывая из-за сосны. Какой же он странный, лесной человечек, ты шагнешь — и он шагнет! И все хочет спрятаться, исчезнуть. Ты остановишься — и он тоже замрет и смотрит на тебя…

Что же делать? Как надо бы поговорить с ним, только бы он не убежал! Уметь бы разговаривать на лесном языке! Он сказал бы, что ничего такого делать не хочет. Он бы только спросил: «Дедушка, у вас есть волшебная трава? От сердца? Если есть, дайте, пожалуйста. Очень, очень нужно для одного человека. Дайте немножко…»

Старичок смотрел прямо на него, стоял и смотрел, а охотник обмирал от страха, что тот юркнет, пропадет, исчезнет в темени карчи!..

Но никуда он не юркнул, не спрятался. Это был не лесной человек, а настоящий пенек с сучком вместо носа. А навалило снегу — и будто заячья шапка с козырьком и одним ухом. Таких пеньков в лесу много, и шалаш был не шалаш, а согнутые до земли две сосенки, заваленные снегом. Охотник заглянул вовнутрь шалаша: там было темно, пахло мышами.

Он сердито сбросил с пенька шапку. Раз пенек, так нечего прикидываться кем-то еще!

Настоящие лесовички — не обманщики. Они добрые, всем помогают, только их надо искать ночью, когда в лесу темно и никого нет.

Шли дальше так: начальник экспедиции впереди, носильщик с рюкзаком в нескольких шагах сзади. Таков приказ. И еще приказ: быть настороже, когда сгибали таловые заросли. Вдруг там кто затаился и — прыг сзади! Ружье на грудь, револьвер еще раз проверить и снова за пояс. Выхватить его — дело одной секунды.

Курс по компасу. Направление — северо-северо-восток. Тут, в диком лесу, без приборов и карты — ни шагу. Карта вот она, в кармане, с маршрутом до самого Березового лога. Такая карта только у него и больше ни у кого на свете!

Карту рисовала Таня. Он рассказывал, а она рисовала, потому что это не мужское дело — рисовать карту. Только он взял с Тани клятву никому не разглашать тайну Березового лога…

А это что нарисовано? Прямо среди леса избушка с высокой трубой. Это разбойничья избушка. Сто лет назад в лесу жили разбойники и прятали клады. Награбят золото и спрячут. А еще в избушке жила баба-яга и каждую ночь летала над лесом в ступе. Покатается и снова — фырр — в трубу…

И речка Росянка нарисована, и рыба, которая живет в омутах, — рыба-хариус. И много-много березок, и черемуха, и водопады, и стрижиные норки в берегу, — это и есть Березовый лог, куда экспедиция держит путь. Костер тоже нарисован. Тут был их прошлогодний лагерь, а на той стороне речки — Лунная гора. Из-за нее и всходила весной их луна! Это место на Лунной горе помечено тайным знаком — кружком с точкой посредине — похоже на глаз. Никто не догадается — просто чей-то глаз, птицы или какого-нибудь неизвестного зверя.

Хорошая карта, все на ней нарисовано, даже Тимофей из девятой квартиры по ней не заблудился бы, да где у него такая карта?!

Он совместил карту со сторонами света, вычислил по компасу дальнейший курс экспедиции.

— Курс — северо-северо-восток. Шестьдесят градусов, — сказал он и, когда носильщик снова надел рюкзак, приказал:

— Идти след в след. И не шуметь. И громко не разговаривать.

Очень даже правильно: в лесу только неохотники шумят и разговаривают. Иди так, чтобы ты всех слышал, а тебя — никто. Это закон тайги.

Снег под соснами синий, почти черный, а на солнце он искрится и сверкает — больно смотреть. Всюду на соснах пышные шапки снега, и кажется, сосны цветут большими белыми цветами.

Осины зеленые, их голые ветки густо облепили шмели. Это не шмели, а почки, их много-много, будто на каждую осину опустился шмелиный рой. Вот он зажужжит, снимется, полетит, гудя, в небо!

А сережки на березах как ласточки, только совсем крохотные ласточки. Они раскинули крылышки и летят, летят в синеве неба!

Но стоять и глазеть по сторонам некогда. Путь экспедиции через урманы, сквозь нехоженые дебри.

И вдруг — следы. Свежие следы на снегу! Поперек курса экспедиции прошел неизвестный зверь…

По звериному следу

Следы — два продолговатых — впереди, а чуть сзади — ямки поменьше. И когти. Они явственно отпечатались в снегу! Не когти, а когтищи, длинные, остро загнутые, значит, зверь-хищник. Кто он? Когда прошел через лес?

Зверь был неизвестный. Прыжок — все четыре лапы вместе, опять прыжок. Значит, зверь прыгающий! Хищник, который скачет огромными прыжками. Как он нападает? Прыгает на жертву с дерева? Или, затаившись, ждет ее в засаде?

Сняв рукавицу, он тщательно измерил глубину следа. След был свежий! Зверь только пробежал и, может быть, он где-то рядом.

Ружье наизготовку, отцу шепотом:

— Нагнись. И тише!..

Он хотел приказать отцу отстать: со своим рюкзаком он казался слишком громоздким, шумным. Но подумал: вдруг зверь нападет сзади?! Кто-то должен защищать спину…

Следы вели к старой березе. На снегу насорено — сучки, кора, щепки. Зверь чистил когти! Хищники всегда так точат когти — о дерево, чтобы они были острее. Но где же зверь? Куда побежал дальше?

Ага, вон куда — в таловую крепь. В низине занесенная снегом таловая чаща, туда и вели следы и пропадали в сумраке зарослей.

Теперь — осторожность! Не скрипнуть лыжей. Шаг, еще шаг, курки ружья взведены. Что-то промелькнуло в темени кустов и сразу исчезло. Скорая, беззвучная тень! Мушка ружья проследила за мельканием, но… стрелять только наверняка!

Затаив дыхание, обошли кусты: не выходят ли следы с другой стороны?

Так оно и есть! Те же следы — две продолговатых ямки, две поменьше с отпечатками длинных когтей! Только теперь расстояние между следами вдвое, нет, втрое увеличилось! Зверь услышал охотников, почуял запах пороха! Значит, он был тут, в таловой заросли, вот только что был, это он мелькнул. Может быть, ждал их, а запах пороха и спугнул его. Звери ужасно далеко слышат запах пороха!