Муц-Великан

«Альбатрос» продолжал снижаться и скользил над холмами, на которых высились белоснежные крыши и шоколадные башенки красивых замков и вилл. От этих пышных зданий к Муцу поднимался такой сильный запах пряников, что у него потекли слюнки. Затем он услышал собачий лай, чьи-то тонкие голоса и увидел крохотных людей и черных, похожих на коз, животных около маленьких домиков.

Он все более явственно улавливал голоса и видел поднятые головы маленьких человечков, с устремленными в небо взглядами; заметил, как человечки указывали руками, как бежали за все ниже и ниже опускающимся змеем; увидел, как перед ним выросла опушка леса; наконец, он подскочил на сиденьи, потому что его змей налетел на первые ряды деревьев, вскрикнул, вылетел, как бомба, из самолета и ударился оземь. После этого он сразу потерял слух, вкус, обоняние, осязание и зрение, — он был без чувств.

Он не видел и не слышал, как со всех сторон сбежались крошечные существа, как они, с тревогой, смотрели на обломки разбитого «Альбатроса» и на выброшенного в сторону Муца и как они возликовали:

— Он! он!

И лилипуты бросились на колени перед мальчиком из Шмеркенштейна, подняли молитвенно руки и зашептали:

— Освободи нас, пришелец с неба! Освободи нас от них!

Чудесная лилипутия

Муц попал в чудесную страну, — в королевство крошечных людей, в Лилипутию. Жители ее были в шесть раз меньше обыкновенных людей. Соответственно этому были меньше их дома и постройки.

В то время, когда Муц очутился в Лилипутии, самым высоким ее зданием был королевский дворец в столице, а самой высокой башней — его башня. Дворец весь, снизу доверху, был построен из миндальных конфет, поднимался на восемь метров вверх и представлял в глазах лилипутов поразительное зрелище. Он превосходил своим великолепием пышные замки, повсюду царившие над страной и построенные от подвалов до кухонь из пряников, патоки и шоколада.

Но не это было самое удивительное в королевстве Лилипутии. Удивительнее было то, что лилипуты, создавшие такие вкусные сооружения, постоянно тяжело вздыхали и кляли. Отправляясь по утрам на работу, они произносили проклятье:

— Разрази громом замки!

Укладываясь по вечерам спать, бормотали:

— Разрази громом замки!

Народ негодовал, потому что все эти вкусные вещи принадлежали лишь немногим лилипутам.

То были владыки страны и, так как они сидели на мешках, наполненных деньгами, их называли толстосумами. Поля, луга, мастерские, рудники и прочие богатства Лилипутии принадлежали им с незапамятных времен, и они надменно смеялись над простым народом, который не имел ни набитых деньгами мешков, ни сахарных вилл.

Народ работал на толстосумов и не имел ничего, кроме убогих хижин и скудной пищи. Он все нищал, а толстосумы накопляли богатства и число их пряничных дворцов все увеличивалось. Они жили в них со своими семьями привольно и весело. Остальным лилипутам приходилось далеко обходить сахарные замки, ибо — в противном случае — аромат пряника проникал в нос вечно голодных лилипутов и они принимались кусать сладкие стены и углы вилл; а такое деяние по законам страны, каралось тюрьмой.

Но и не это было самое удивительное в королевстве Лилипутии. Удивительнее было то, что порабощенные лилипуты роптали, сжимали кулаки — и все же не могли сбросить с себя ярма, хотя их было великое множество, а количество толстосумов было ничтожно. Правда, на стороне последних был король страны, который непременно должен был происходить из рода толстосумов. Он служил могучей поддержкой для них, так как в его руках была огромная сила: в одном из зубцов королевской короны сверкал чудесный драгоценный камень, который озарял короля таким пламенным, лучезарным сиянием, что лилипуты чтили в короле неземное светлое существо и повиновались всем подписанным им законам. Несколько сот полицейских стояли на страже этих законов и заточали в тюрьму всякого, кто их нарушал. Кроме того, король был верховным вождем лилипутской армии, в рядах которой молодые лилипуты учились фехтованию, стрельбе и другим военным упражнениям. Кто вступал в армию, тот должен был носить мундир, на плечах, рукавах и пуговицах которого были нашиты короны короля. В этих эмблемах как бы заключалась чудодейственная сила королевского волшебного камня. Ибо всякий, кто надевал подобный мундир, беспрекословно исполнял все, что приказывал король через своих офицеров, будь это самые страшные вещи.

Но и не это было самое удивительное в королевстве Лилипутии. Удивительнее было то суеверие, во власти которого находились лилипуты — после долгих-предолгих лет рабства. Они верили, что небо пошлет им героя, который избавит их от всех мучений. Деды лилипутов только мечтали о таком избавителе, отцы уже уверовали в него, а дети готовы были поклясться, что он скоро явится…

Один лилипут, с седой бородой, сапожник из столицы, пророчествовал о приходе спасителя на всех улицах. Этого пророка звали Громовое-Слово. То был человек с седыми волосами, седой бородой, пламенным взором и столь же пламенным сердцем. Он не ел, не пил и не спал из-за страданий лилипутов; неделями блуждал он по стране, возвещая приход спасителя, которого в один прекрасный день ниспошлет небо, и так ожесточенно громил толстосумов, что те то и дело сажали его в тюрьму. Но, выйдя из тюрьмы, он снова начинал бродить с проповедью по стране, останавливался, как только замечал хотя двух лилипутов и громовым голосом прорицал:

— Терпите! Когда зима придет и скует землю льдом, когда страданиям вашим не будет меры, он явится с неба, великий и могучий, призовет вас на бой и избавит нас от толстосумов! Разрази громом замки!

Как музыка, звучало это пророчество в ушах лилипутов и с верою смотрели они в глаза своего пророка.

Но и не это было самое удивительное в Лилипутии. Самым удивительным было то дикое, сумасшедшее волнение, которое охватило всю страну после спуска Муца. Так крепко внедрилась в сознание лилипутов вера в появление спасителя, что по всей Лилипутии пронесся тысячеголосый торжествующий крик, когда шмеркенштейновский мальчуган спустился на своем белом воздушном змее.

— Явился! Явился! — гремела радость по всей стране.

С юга, где впервые увидели Муца, молва, как победный клич, неслась из хижины к хижине, из мастерской в мастерскую и докатилась до самой столицы. И все, кто видел спускавшийся самолет, мчались к нему со всех ног.

Быстрее всех мчался Громовое-Слово, пророк с пламенным взором. Несмотря на свои седые волосы, он бежал, как юноша, по улицам столицы и по дороге, ведущей на юг, к опушке Беличьего бора, где опустился белый воздушный змей. Всех перегнал седовласый Громовое-Слово — всех: стариков и юношей. Но у него были ноги лилипута, и поэтому он только к вечеру подошел к обломкам самолета.

Солнце стояло низко, оно было далеко за морем, и последние лучи его слабым светом озаряли спящего Муца. Облитый золотом заката, он лежал, как заколдованный герой, на опушке Беличьего бора, на ковре из трав.

Кишащая толпа лилипутов стояла на коленях перед великаном, молилась и шептала с неослабным упорством:

— Вставай, пришелец с неба! Избавь нас от нужды! Разрази громом замки!

Пророк Громовое-Слово, в немом благоговении, созерцал огромную голову, нос, закрытые глаза, рот и густые белокурые волосы. Затем он обернулся к коленопреклоненным лилипутам подбоченился, как бы желая сказать — «Ну, что я предсказывал?..» Радость так переполняла его, что он не мог вымолвить ни слова. Он устремил свой взор в пространство и через некоторое время задумчиво прошептал:

— Одно не вяжется с моим пророчеством: я, ведь, предсказывал, что он прилетит зимой…

Муц и лилипуты

Вечер сменился утром, пчелы хлопотливо жужжали в воздухе, и птицы метались в воздухе, в поисках завтрака. Но Лилипутия, в пяти лилипутских милях в окружности около того места, где спустился Муц, была тиха, как в праздничный день. Застыли рудники, не дымились высокие трубы заводов и столица как бы вымерла. Несколько тысяч лилипутьих ног всю ночь маршировали к югу, к югу, к большой палатке у Беличьего бора. Ночью при свете луны, они соорудили над лежавшим в беспамятстве великаном палатку из крыльев разбитого самолета, — такую большую палатку, какой еще не видывали в Лилипутии.