Одно лето на краю света

— Дежурный слушает! — громко говорит Алёша в трубку. — Машина вышла в девять пятьдесят.

У дежурного очень хлопотливая работа. Он должен всё знать и всё помнить — и когда, по какому маршруту отправился тот или иной пограничный наряд, и какие сведения поступают от нарядов, от наблюдателей на вышках с поста технического наблюдения, и когда, куда направилась машина или вездеход, и даже где пасутся лошади. Кроме того, у него хранятся ключи от комнаты с оружием, где солдаты, перед тем как отправиться в наряд, берут автоматы.

Вот из неё вышли Юра и молодой солдат Саша. Оба с автоматами. У Юры ещё и рация. И у Юры, и у Саши, и у Алёши строгие, сосредоточенные лица. Дежурный Алёша ещё раз внимательно оглядел Юру с Сашей — всё ли в порядке. Это очень важный момент. Ведь Алёша готовит наряд к выходу на охрану границы. Через минуту в комнате у Жениного отца, начальника заставы, прозвучал звонкий голос Алёши:

— Пограничный наряд в составе рядового Агафонова и рядового Конева для получения приказа на охрану Государственной границы построен. Старший наряда рядовой Агафонов. Дежурный на заставе сержант Кузовлёв.

В ответ послышался чёткий голос отца:

— Приказываю выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик.

Жека выскакивает наружу, чтобы посмотреть, как пойдёт наряд. Сколько раз видел он, как уходят солдаты на охрану границы, и всегда завидует им. Даже Дику завидует, которого Юра ведёт на поводке. Юра чуть приметно кивает Жеке — мол, я не прочь с тобой побеседовать, но сейчас не время. Сам понимаешь — служба. Дик, шагая рядом с Юрой, приветливо махнул хвостом, словно хотел сказать: рад бы поиграть с тобой, но сам понимаешь — служба. Только Саша смотрит серьёзно, словно не видит Жеку.

Пограничный наряд шагает всё дальше и дальше. Вот он миновал учебную полосу с крутой лесенкой и канатом над страховочной сеткой, вот спустился поближе к воде и зашагал по песчаной отмели. Она гладко вылизана волнами, и единственные следы, которые чётко отпечатались на ней, — это следы Жекиных резиновых сапог. Дик понюхал их и понял, что здесь прошёл свой человек.

Двадцать минут

Жека не смотрит ни на поблёскивающий, как зеркало, океан, ни на зелёные в красных цветах сопки. Только немного задержался на берегу и выпустил на волю краба. Тот обрадовался, пополз к воде, и его подхватило набежавшей волной. Пусть живёт в море-океане и рассказывает своим детям, как побывал в гостях у Жеки. Жека представляет себе, как маленькие крабята собрались в кружок и слушают рассказ Жекиного краба. Послушали, а потом стали играть друг с дружкой. А вот Жеке играть не с кем. На острове, где он живёт, ребят больше нету.

На заставе сейчас тихо. Дежурный Алёша и повар Гена заняты. Жека нехотя идёт домой. Мама возится на кухне. Жека снимает свои резиновые сапоги, куртку, лыжные брюки и забирается на тахту. В комнате тихо, только по радио что-то рассказывает женский голос. Некоторое время Жека прислушивается и узнаёт, как в одном из совхозов кормят коров. Дальше слушать ничуть не интересно. Слез Жека с тахты и пошёл на кухню. Мама обед готовит.

— Скучаешь, сынок? Ничего, скоро детская передача начнётся.

— А когда — скоро?

— Через двадцать минут.

«Двадцать минут», — думает Жека и никак не может понять, много это или мало. Считать-то он умеет: не только до двадцати, до ста — и то может сосчитать. А вот двадцать минут — кто его знает, сколько это. Иногда и час, и два пролетят — не заметишь. Например, когда показывают кино или когда старшина Костя учит солдат преодолевать учебную полосу. Жека обычно стоит неподалёку и смотрит. Нет, не просто смотрит, каждый раз, как кто-нибудь из его друзей подбегает к лесенке, Жека не может спокойно стоять на месте. Он прыгает, размахивает руками и дышит быстро-быстро, словно сам бежит вверх по лесенке, перебирается по канату, мчится по шатким мосткам. Он то шепчет: «Давай, давай!», то огорчённо вскрикивает: «Ой!» В это время, даже если пора обедать или ужинать, мама не зовёт его. Выйдет, глянет и опять уйдёт домой. А вот сидеть и ждать двадцать минут очень долго. Жека уже и об одном успел подумать, и о другом. Вспомнил почему-то, как когда-то зимой, во время бурана, засыпало снегом их дом до самой крыши.

Жека проснулся, как обычно, а в комнате темно. Он подумал, что ещё ночь, и удивился, что мама топит печку.

«Ты почему ночью топишь?» — спросил он, а мама засмеялась и сказала:

«Ночь теперь уже в Москву ушла, а у нас давно день».

«А почему темно?» — не поверил Жека.

И тогда мама сказала:

«Ты в окошко посмотри…»

Жека посмотрел, а окошка нету. Верней, вот оно, на своём обычном месте посередине стены, и стёкла в рамах есть. А за ними ничего не видно. Жека вскочил с постели, подбежал к окошку и только тогда понял, что снаружи окошко всё завалено снегом.

«И двери завалило — не открыть, — сказала мама. — Буран всю ночь бушевал. И провода порвало — электрический и телефонный».

«Как же мы теперь выйдем?» — забеспокоился Жека.

«Папа что-нибудь придумает, — сказала мама. — Умывайся и садись завтракать».

А где отец, Жека даже спрашивать не стал. Конечно, на заставе.

И правда, они с мамой только сели завтракать, как зазвонил телефон. Жека первым схватил трубку и услышал голос отца:

«Ну, как вы там?»

«Папа, у нас ещё ночь! — закричал Жека. — Нас снегом завалило».

«Вижу», — сказал отец.

«А что ты видишь?» — спросил Жека.

«Трубу, — ответил отец, — а из трубы дым идёт. Значит, мама оладушки печёт».

«Уже испекла! — опять закричал Жека. — Вкусные!»

Почему-то он всё время кричал, наверное, боялся, что телефонный провод вот-вот опять оборвётся. Но отец сказал:

«Передай маме, чтобы не беспокоилась. Ребята уже откапывают вас. — И добавил: — Ты уж, сынок, там о маме позаботься».

«Позабочусь!» — закричал Жека.

«Ну вот и молодец», — сказал папа и положил трубку.

Это было зимой. А теперь уже почти лето. Жека любит лето больше, чем зиму, хотя и летом у них на острове со всех сторон дуют ветры, — то пригонят откуда-нибудь тучи, то, наоборот, отгонят их от острова, и тогда вовсю светит солнце, искрится океан, колышется яркая зелёная трава и горят огоньками цветы на сопках.

Долго тянулись двадцать минут, но наконец и они прошли. Прозвучала весёлая музыка, Жека знает: сейчас начнётся сказка. Он сел на тахту и приготовился слушать. Но тут же оглянулся на дверь:

— Мама, а ты будешь?

— Буду, — вытирая руки, мама вошла в комнату и села рядом с Жекой.

Теперь Жека доволен. Он любит слушать радиопередачи вместе с мамой. Это гораздо интересней, чем одному. Послушают они сказку, а потом начинают друг дружке рассказывать, кто кому больше понравился — весёлые гномы или смелая девочка, оказавшаяся у них в гостях. Иногда даже поспорят. А бывает и так: Жека что-нибудь забудет, а мама вспомнит или мама забудет, а вспомнит Жека. Неважно ведь, кто вспомнил. Главное, что сказка как бы снова оживает.

Жека идёт на пост

После детской передачи Жека опять пришёл на заставу. Алёша всё ещё дежурит. В коридор вышел отец, сказал вскочившему дежурному:

— Я на пост наблюдения.

В окошко был виден вездеход, уже ожидавший начальника заставы. Отец влез в люк, и вездеход рванулся с места. Алёша что-то записывал в журнал, а Жека сидел сбоку от него и ждал, когда дежурный освободится. Алёша отложил журнал, и Жека тотчас спросил:

— Алёш, а что такое застава?

— Вот те на! — удивился Алёша. — Или ты первый день…

Но Жека не дал ему договорить:

— Знаю! Мы сейчас на заставе.

— Так чего же ты?

— А пост наблюдения, куда поехал отец? Это тоже застава?