Одно лето на краю света

Отдав маме яйцо, Жека стоит и раздумывает, чем бы заняться, и вдруг видит: неподалёку от заставы стоит машина. Из-под машины видны сапоги и форменные брюки. А того, кто лежит под машиной, не видно. Но Жека и так знает: это Алёша. Машина опять забарахлила, и Алёша её чинит. Жека подбежал, присел на корточки возле машины. Он верно угадал: под машиной лежит Алёша.

— Привет! — говорит Жека.

— Сцепление полетело, — натужным голосом откликается из-под машины Алёша.

Жеке не ясно, что такое сцепление и куда оно полетело, но зато совершенно ясно, что у Алёши беда. Вот и дежурный — а дежурит сегодня Юра — сбежал с крыльца и быстрыми шагами подошёл к машине:

— Ты долго ещё ковыряться будешь? Майор ждёт!

Алёша вылезает из-под машины. Всегда аккуратный и подтянутый, сейчас он весь мокрый и грязный — надетый поверх куртки бушлат перемазан, и брюки, и даже лицо в чёрных разводах.

— Ведомого диска другого нету, а его, чёрта, покоробило, — виноватым голосом говорит Алёша.

Забирается в машину, нажимает там на что-то, и машина двигается с места, но при этом она рычит так громко и сердито, что даже Жека понимает: Алёше до зарезу нужен непокоробленный ведомый диск. Алёша останавливает машину и опять залезает под неё. Юра уже убежал, а Жека очень бы рад помочь Алёше, но не знает, как и чем он может помочь. К сожалению, ничем. Постояв ещё немного возле машины, Жека идёт вслед за дежурным. Юра занят, в столовой никого. Жека уже поворачивается, чтобы уйти, но тут в окошке раздаточной показывается Гена.

— Иди сюда! — зовёт он Жеку и протягивает ему большой кусок хлеба с маслом. — Отнеси Алёше. Он с утра не евши.

Жека со всех ног несётся к машине. Алёша уже опять вылез из-под неё и садится на сиденье. Жека суёт ему хлеб с маслом. Алёша, вздохнув, берёт его грязными руками и быстро жуёт, а сам при этом снова запускает машину. Может, Алёше всё-таки удалось починить этот ведомый диск? И начальник заставы, Жекин отец, скажет: «У Алёши золотая голова и золотые руки!»

Ну и погода у них на острове! Только что сияло солнце, весело бежали лёгкие белые барашки, и вдруг с океана наползла громадная чёрная туча, закружилась над островом и обрушилась мокрым дождём. Может, кто-нибудь удивится: «А разве бывает немокрый дождь?» Бывает. Так, по крайней мере, считает Жека. Это мелкий, медленный дождик. Он сеется и сеется потихоньку. При таком дождике и гулять можно. Застегни на куртке молнию, натяни капюшон, и всё. Даже мама не скажет: «Иди домой!» А этот — мокрый дождь — бьёт со всех сторон густо и крепко. Жека, пока добежал от машины до помещения заставы, весь вымок. Катятся струйки воды по оконным стёклам, бегут ручейками по земле. А Алёша всё лежит там под машиной. Он — солдат, и должен делать своё солдатское дело и в дождь, и в жару, и в мороз, и в метель.

— Сними свою куртку и отнеси в сушилку! — говорит Жеке дежурный Юра.

Жека стягивает с себя куртку и идёт. Возле сушилки небольшой полутёмный коридорчик. Сейчас тут полно народу. Даже солдатам, занимавшимся на учебной полосе, старшина Костя отдал команду: «На заставу бегом! Марш!» В сушилке почти над самым полом тянутся горячие трубы. Над ними вешалка с крючками. Горячий воздух идёт от труб вверх. Здесь всё быстро сохнет. Солдаты уже пристроили в сушилке кто фуражку, кто куртку. И Жекину куртку тоже повесили. А сами толкутся в коридорчике. Перекур. Нет такого приказа в армии, который запрещал бы солдатам курить, но Жекин отец и сам не курит, и ребятам говорит:

«Нечего отравлять себя. И привыкать незачем к поганой этой соске».

Ни в спальне, ни в столовой, ни в Ленинской комнате, ни в физкультурном зале у них на заставе курить не разрешается. А те, кто уж очень желает себя отравлять, потихоньку затягиваются сигаретой разок-другой в этом коридорчике. Остальные так просто здесь стоят, за компанию. И Жека стоит и слушает.

— У нас в Сибири если лето — значит, лето. А зима — значит, зима. Климат здоровый, — это говорит Володя Кольчугин.

— И грибы у вас как грибы, и малина как малина!.. — Это весёлый голос Жекиного тёзки Жени.

— Тебе бы только хихоньки да хахоньки, — прерывает Женю старшина Костя.

— «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт…» Верно я говорю, тёзка? — наклоняется Женя к Жеке.

Вот и Алёша появился. В руках у него набухший от воды бушлат. И даже куртка насквозь мокрая.

— Ну как? Ты — её или она — тебя? — спрашивает Женя про машину.

— Сдалась на милость победителя. До следующего раза.

Алёша кладёт свой мокрый бушлат прямо на огненно-горячую трубу. С него на пол капает вода.

— Умоюсь — и спать, — говорит Алёша.

— Ты сначала горячего поешь, — советует Костя.

— Солдат спит — служба идёт, — вставляет Женя. — Восемь законных часов отдай, и ни минутой меньше.

Оказывается, солдату положено спать восемь часов в сутки. А Жека и не знал. Алёша уходит.

— На учебную полосу марш! — командует Костя.

Солдаты выбегают из сушилки. Жека пристраивается возле дежурного.

— Юра, — озабоченно спрашивает он, — а Дик не промокнет?

— Чего ему сделается? — отвечает Юра. — Спит небось. Под дождик всем хорошо спится.

«И правда, — думает Жека. — Вот и Алёша, наверное, спит крепко-крепко». Ещё бы! Ночью на посту наблюдения дежурил, а потом вот машина испортилась, пришлось её ремонтировать. Зато теперь Алёша будет спать свои законные восемь часов. И Жека рад за Алёшу.

— Юр, а ты любишь спать? — спрашивает Жека.

— Спать? — Юра не успевает ответить. Над заставой громко ревёт сирена.

Жека даже не успел натянуть свою куртку, как застава наполняется грохотом бегущих ног. С хозяйственного двора, с учебной полосы — отовсюду мчатся солдаты. Вот из спальни выскочил Алёша, так и не доспавший свои восемь часов. Из кухни бежит повар Гена. Он уже не в белом колпаке и не в белом халате, а, как и все остальные, в форме. Дежурный уже открыл комнату, в которой хранится оружие. И последнее, что видит Жека, — это как солдаты расхватывают автоматы. А Жека, набросив незастёгнутую куртку, бежит домой — к маме. Таков приказ отца. Если на заставе тревога, Жека должен быть возле мамы. Граница есть граница. Нельзя же в минуту опасности оставлять женщину одну.

Мама вышла на крыльцо и стоит рядом с Жекой. Им видно, что солдаты уже в полном боевом снаряжении выстроились строем у здания заставы. А отец, взглянув на часы, обходит строй, внимательно осматривая каждого солдата — и как одет, и в порядке ли оружие. Вот он остановился возле Алёши, вот возле Володи, вот возле Гены… А дождь всё льёт и льёт, но кто же будет теперь обращать на него внимание, если прозвучала тревога?

Отец что-то говорит солдатам, и они расходятся. Понятно: тревога была учебной. После неё отец соберёт солдат и о каждом скажет, что тот сделал верно, а что — неправильно. Кто успел встать в строй вовремя, кто опоздал на полминуты или даже на целую минуту. Одна минута! Всего одна минута! Такая малость! Стоит ли про неё говорить? Но так могут думать люди, которые не знают солдатской жизни, и особенно жизни пограничников.

Чудо-юдо рыба-кит

Жека, как всегда, с утра заглянул на заставу. Дежурный Алёша, не отрываясь от телефонной трубки, кивнул Жеке, а потом прикрыл трубку и почти что шёпотом сказал:

— Беги на хозяйственный двор!

— А что там? — так же шёпотом спросил Жека.

— Чудо-юдо рыба-кит, — ответил Алёша и заговорил по телефону.

Жека побежал на хозяйственный двор. Сначала он ничего особенного не увидел. Во дворе пусто. Что тут интересного? Вдруг из сарая вышел Женя:

— Привет, тёзка! — Поставил возле стены лопату и поманил Жеку в скрытый кустами тихий уголок.

Жека двинулся за ним и вдруг увидел в щель между кустами два огромных глаза. Они смотрели доверчиво и печально.

— Ой, кто это? — спросил Жека тихим голосом, чтобы не испугать печального незнакомца.