Как Гитлер украл розового кролика

Хеймпи испекла бы именинный пирог с клубникой. К ним в гости пришли бы по меньшей мере двадцать детей, и каждый — с подарком. И сейчас они играли бы в игры в саду. Потом пили бы чай. На пироге горели бы свечи… Анна так живо представила себе все это, что не заметила, как речи закончились.

К ней подошла мама.

— Пора на корабль, — сказала она и шепнула с улыбкой заговорщика: — Выступления были ужасно скучные, правда?

Но Анна не улыбнулась в ответ. Хорошо маме говорить! Ведь это не ее день рождения!

Корабль отправился обратно в Цюрих. Анна нашла уединенное местечко на задней палубе и стояла, глядя на воду. Вот так, думала она. День рождения — ее десятилетний день рождения — прошел, и ничегошеньки хорошего в нем не было. Она положила руки на перила, а на руки — голову, притворившись, что любуется видом, так что никто не мог догадаться, как печально было у нее на душе. Вокруг колыхалась вода, теплый ветер обдувал волосы, а она все думала, что ее день рождения безнадежно испорчен и ничего уже не исправишь.

Вдруг кто-то положил ей руку на плечо. Папа! Неужели он заметил, что она разочарована? Нет, папа никогда не замечает таких вещей. Он слишком погружен в свои мысли.

— Кажется, у меня теперь десятилетняя дочь, — сказал он, улыбаясь.

— Да, — ответила Анна.

— Между прочим, тебе еще нет десяти. Ты родилась в шесть часов вечера. Так что десятилетней ты станешь только через двадцать минут.

— Правда? — почему-то от того, что ей еще не исполнилось десять, у Анны поднялось настроение.

— Как будто это было совсем недавно, — сказал папа. — Конечно, тогда нам и в голову не могло прийти, что мы станем беженцами и будем отмечать твое десятилетие на Цюрихском озере.

— Беженцы — это те, кто уехал из своего дома?

— Те, кто ищет убежища в другой стране, — объяснил папа.

— Мне кажется, я еще не готова быть беженцем.

— Это довольно странное чувство. Ты живешь в своей стране. Неожиданно к власти приходят какие-то головорезы. И ты оказываешься в чужом месте, буквально без ничего.

Папа сказал это таким веселым тоном, что Анна переспросила:

— Тебя это не расстраивает?

— Немного. Но это довольно интересный опыт. День клонился к вечеру. Солнце скоро исчезло за вершинами гор, озеро потемнело, и все вокруг стало скучным и плоским. Потом солнце вновь появилось в просвете между горными пиками, и мир засиял розово-золотым.

— Я вот думаю, где мы встретим твое одиннадцатилетие — и двенадцатилетие?

— Думаешь, не в Швейцарии?

— Не знаю. Если швейцарцы и дальше не будут меня печатать — из страха, что нацисты в отместку их оккупируют, — нам придется переехать в другую страну. Куда бы ты хотела поехать?

— Не знаю.

— Наверное, мы могли бы переехать во Францию, — папа ненадолго задумался. — Ты что-нибудь знаешь про Париж?

До того как Анна стала беженцем, ее возили только на море. Но она знала привычку папы так погружаться в собственные мысли, что он забывал, с кем разговаривает. Она покачала головой.

— Париж — прекрасный город, — заверил ее папа. — Я уверен, тебе понравится.

— Мы с Максом будем ходить во французскую школу?

— Видимо, да. И ты освоишь французский язык. С другой стороны, мы могли бы поехать в Англию. Там тоже хорошо. Правда, сыровато, — он задумчиво посмотрел на Анну. — Нет, думаю, сначала мы поедем в Париж.

Солнце окончательно зашло. Стемнело. Теперь воду вокруг корабля почти не было видно. Только пена вспыхивала белым, когда на нее падал слабый свет фонаря.

— Ну что, мне уже исполнилось десять? — спросила Анна.

Папа посмотрел на часы.

— Вот сейчас — ровно десять! — он обнял Анну. — С днем рождения! Живи долго и счастливо!

Не успел он это сказать, на корабле загорелись огни. Вдоль перил мерцали только маленькие белые лампочки, почти не освещавшие палубу. Но капитанская рубка внезапно вспыхнула желтым, а фонарь на корме загорелся ярким пурпурно-фиолетовым светом.

— Правда чудесно? — воскликнула Анна.

Ее вдруг перестали заботить подарки и то, как прошел день рождения. Не так уж и плохо быть беженцем, не иметь своего дома и не знать, что случится с тобой дальше. Это похоже на захватывающее приключение. Возможно, ее детство окажется трудным, как у известных людей из книги Гюнтера, так что и Анна в конце концов станет знаменитой.

Она прижалась к папе, и они вместе смотрели, как голубоватый свет корабельного фонаря прорезает темную воду.

— Кажется, мне уже нравится быть беженцем, — сказала Анна.

Глава девятая

Лето между тем шло своим чередом. Незаметно закончился учебный год. Последний день занятий прошел торжественно: герр Граупе сказал речь, на всеобщее обозрение были выставлены поделки девочек, а мальчики продемонстрировали свои гимнастические умения. И конечно, все пели йодль, как альпийские пастухи. В завершение праздника каждый ученик получил в подарок сосиску и толстый ломоть хлеба. Возвращаясь домой через деревню, они хохотали с набитыми ртами и строили планы на следующий день. Начались летние каникулы.

Учеба Макса закончилась на день или два позже. В средней школе Цюриха окончание года отмечали не пастушеским пением с сосисками, а подведением итогов успеваемости. Макс принес домой очередную порцию учительских комментариев по поводу своих школьных успехов: «Не старается», «Не выказывает интереса к учебе». Обед, как обычно в такой день, проходил в довольно мрачной атмосфере: мама с папой читали замечания учителей. Мама была особенно разочарована. Конечно, Макс и в Германии не старался и не выказывал интереса к учебе. Но она почему-то надеялась, что в Швейцарии все изменится: ведь Макс был умным мальчиком, только не хотел учиться. Однако разница заключалась лишь в том, что в Германии Макс вместо учебы играл в футбол, а в Швейцарии — ходил рыбачить.

Все-таки удивительно, думала Анна, что Макс так увлечен рыбалкой, хотя ни разу ничего не поймал. Даже дети Цвирнов, проходя мимо Макса, сидящего с удочкой, дразнили его: «Эй, опять червяков купаешь?» Макс бросал на них сердитые взгляды, но ответить не мог — из страха, что распугает рыбу: вдруг она именно в этот момент собирается клюнуть?

Когда Макс не удил, они с Анной и тремя детьми Цвирнов купались в озере, играли или шли гулять в лес. Макс дружил с Францем, а Анне нравилось проводить время с Френели. Труди было всего шесть лет, и она всюду следовала за ними по пятам — независимо от того, чем они занимались. Иногда к ним присоединялась Рёзели. А однажды — даже рыжеволосый мальчишка. Правда, он старательно игнорировал и Анну, и Френели и разговаривал исключительно с Максом — о футболе.

Как-то утром, выйдя во двор, Анна и Макс увидели, что дети Цвирнов играют с незнакомыми мальчиком и девочкой. Дети были примерно того же возраста, что и Макс с Анной. Они приехали вместе с родителями на каникулы из Германии и поселились в гостинице герра Цвирна.

— А в Германии вы где живете? — спросил Макс.

— В Мюнхене.

— А мы жили в Берлине, — сказала Анна.

— Вот черт! — воскликнул мальчишка. — Берлин — это здорово!

Потом они все вместе играли в салочки. Раньше им никогда не было так весело, потому что их было всего четверо (Труди не в счет: она не умела быстро бегать и всегда плакала, если ее салили). А новенькие из Германии были быстроногими, и в первый раз за все это время играть было действительно интересно. Френели только что осалила немецкого мальчишку, тот осалил Анну, и теперь была очередь Анны салить, и она помчалась за немецкой девочкой. Обе носились туда-сюда по гостиничному двору, перепрыгивая через какие-то предметы, попадавшиеся им под ноги, и Анна уже почти осалила девочку — как вдруг ей перегородила дорогу высокая тощая дама с недовольным выражением лица. Дама появилась внезапно, будто бы ниоткуда, и Анна едва успела затормозить, чтобы с ней не столкнуться.