Муц-Великан

Ах, как лихо заплясала дубинка, как отражала она каждый удар сабли! Как храбро извивалась, прыгала и ловко наносила удары! А Муц в своих путах вертелся и кричал:

— Крепче, Буц! Крепче, Буц!

И дубинка так ловко обрушилась на правое плечо тюремщика, что тот выпустил из рук саблю и, шатаясь, упал на стену.

Раз, два, три! Буц схватил сверкающую саблю, перерезал путы великана и вложил ее обратно в ножны тюремщика, который, все еще оглушенный, стоял, прислонясь к стене.

Освобожденный Муц поднялся с полу, выпрямился, насколько позволяли тюремные своды, выбежал, согнувшись, на двор и так потянулся, что его скрученные и онемевшие члены затрещали.

Великан бежал!

Тюрьма представляла собой мрачное четырехъэтажное здание, раза в три выше Муца, что в Лилипутии считалось весьма почтенной высотой. Двор был окружен стеной, которая приходилась Муцу почти до носа. Теперь он стоял посреди этого двора и потягивался. Полуденное солнце глядело ему прямо в открытый рот. Он посадил Буца на плечо, похвалил его за храбрость и стал вздыхать:

— Ах, Буц, как прекрасна свобода!

— Смотря для кого! — послышалось несколько голосов.

Муц и Буц с удивлением оглянулось, а, когда четверо глаз ищут, они в конце-концов находят. И они, действительно, нашли много голов, выглядывавших из-за решеток тюремных окон. Головы эти жаловались:

— Ах, как хороша свобода! Освободи нас, великан! Освободи нас.

Из верхнего окна раздался громкий голос:

— Не унывайте, братья! Видите, небо послало нам освободителя.

— Я узнаю этот голос! Знакомый голос! — сказал Буц и завертелся на плече у Муца. Я уже слышал когда-то этот голос.

«Кто это может быть? Не Громовое-Слово ли?» — подумал Муц, отступил на несколько шагов, поднялся на цыпочки и увидел за решетками верхнего этажа пару устремленных на него сверкающих глаз.

— Ну, разумеется, Громовое-Слово, — убедился Муц, а Буц уже спустился с плеча на землю, побежал в тюрьму, которую они только что оставили, схватил болтавшуюся в замочной скважине связку ключей и помчался вверх по ступенькам.

Несколько секунд спустя Громовое-Слово был уже во дворе. Множество других голов молили из-за решетки:

— Освободи и меня! Освободи и меня!

— Я невиновен! Я не отгрыз ничего от пряничной виллы Без-Забот, я только лизнул ее, — жаловался один.

— А я только подобрал в Замке Веселья несколько крошек шоколада, которые обвалились с башни, — жаловался второй.

— А я собрал только опилки, когда мы строили павильон из патоки в Замке Веселья, — взывал третий.

— А я отломала в квартале толстосумов маленький кусочек от виллы, потому что мой ребенок был болен, — плакала женщина.

Так жаловались и многие другие заключенные.

То были самые несчастные из лилипутов, самые слабые, которые не в силах были устоять перед искушением при виде сладостей. Они пускались на всевозможные уловки, чтобы добраться до пряников, перехитрив полицейских собак. То они переодевались торговцами и торговками, то гонцами, то слугами и горничными. То приходили с пилами и топорами, будто они ремесленники, вызванные на работу. Когда им удавалось, при помощи той или иной хитрости, пробраться во дворцы толстосумов, они улучали минуту, чтобы отгрызть какой-нибудь кусочек в углу. Но, так как этим несчастным, принявшись за лакомство, не легко было от него оторваться, они большею частью попадались. Вот почему большинство слабых проводило половину своей жизни на Тюремной Горе. Оли были самыми жалкими из лилипутов и, завидев великана во дворе, стали умолять его.

— Освободи нас, великан! Освободи нас!

Все эти охи и стоны запали глубоко в душу Муцу, несмотря на то, что у него все еще кружилась голова. Он послал Буца с связкой ключей по всем камерам.

Как проворно выбежали во двор освобожденные узники! Как живо устремились они к воротам! Как мчались они вниз с Тюремной Горы! Как радовались маленькие ножки, что они снова могут прыгать и скакать! Беглецы рассеялись по полям и лугам, ни разу не оглянувшись на ненавистную тюрьму.

Многие из них направились в столицу, откуда звучал полуденный колокол.

Вскоре в столице из уст в уста передавалась весть, что великан был пойман, но порвал путы, освободил многих лилипутов из тюрьмы и отдыхает с двумя лилипутами у подножия Тюремной Горы.

Те двое были Буц и Громовое-Слово. Они сидели на коленях у Муца, и Громовое-Слово рассказывал, как его посадили в тюрьму тотчас же после того, как Муц прогнал короля вместе с его кавалерией.

— Месть! Месть! Вы мне попадетесь! — грозил Муц, сжимая кулаки и бросая через луга и поля яростные взгляды на восток.

Там, под склоном горы в зеленых кустарниках расположилась столица. Муц ясно различал сверкающие на солнце крыши, торчащие по ту сторону города дымовые трубы и ряд белоснежных башенок и куполов на склоне горы. То был квартал толстосумов. Они не только владели замками по всей стране, но построили себе также прекрасные пряничные виллы в самой столице. Сюда они приезжали тогда, когда им становилось скучно в замках.

На расстоянии брошенного камня от этого квартала притаились, как клетки для птиц, кавалерийские казармы лилипутов. А на самом верху поднимался королевский дворец, с лесом остроконечных башен, зубцов и куполов.

Муц погрозил и туда кулаком:

— Месть! Попадетесь вы мне!

— Видишь ту подлую башню? Вот с нее я и свалился, — со злобой промолвил Буц, указывая на высокую круглую башню, поднимавшуюся среди куполов замка, как великан среди лилипутов, и заполнявшую окружающую местность легким запахом марципана.

— Башня из марципана! — произнес Муц, открыв рот. Он не слышал больше рассказа Громового-Слова, не чувствовал боли в теле, — схватил обоих лилипутов, посадил одного на правое, другого на левое плечо и побежал к столице, не спуская глаз с высокой башни.

Муц все приближался к городу, Башни богатого квартала становились все выше; дома как бы выростали, и Муц уже не мог смотреть поверх крыш домов.

Навстречу ему из столицы направлялось длинное шествие: жены лилипутов в ярких платьях, рудокопы в темных бурках, строительные рабочие в светлых костюмах, лилипутам в синих штанах и блузах, крестьяне в высоких сапогах, музыканты с маленькими скрипками и поэты с взъерошенными волосами и развевающимися бантами.

То были жители столицы. Они узнали об освобожденных, обо всем, что произошло на Тюремной Горе. Они не могли усидеть за обедом, вышли навстречу великану и окружили его. Они торжествовали и ликовали:

— Он нас освободит! Он умеет рвать оковы!

Но Муц указал на свое правое плечо, где сидел Буц со своей дубинкой:

— Вот кто сорвал оковы! — сказал он.

Однако никто из лилипутов не обратил внимания на эти слова.

— Он нас освободит! Он умеет рвать оковы! — продолжали они безумствовать.

А некоторые кричали:

— Толстосумы хотели его убить! Долой толстосумов! Разрази громом замки!

Другие сначала злобно шептали, а потом воскликнули:.

— Король со своими полицейскими помогал толстосумам! Наказать короля!

Так негодовала, шумела и возмущалась толпа, пока сам Муц не заразился ее настроением. Он забыл про марципановую башню и заорал, заглушая всех:

— Наказать короля! Наказать толстосумов! Головы им откушу! Разрази громом замки!

С таким криком, все двинулись в столицу. Дело принимало серьезный оборот. В пряничном квартале заволновались толстосумы:

— Великан вырвался! Великан бежал! Поймайте его, полицейские! Вы получите награду!

И толстосумы приказали запереть ворота своих замков, вооружили слуг и спустили с цепей собак.

Переполох во дворце

Пипин XIII сидел на золотом троне в совещательном зале своего дворца. Облицованный светло-желтой патокой паркет ярко блестел, на пряничных стенах искрились кристаллы из ледянцов, на потолке сверкали белые марципановые орнаменты, а глаза Пипина соперничали в блеске с окружающей обстановкой. Такой довольной и радостной улыбки давно уже не видно было на его лице. Вокруг него склонились головы королевских советников. Все они обсуждали торжественную церемонию, которая должна была сопровождать повешение Муца.