Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулка

Анатолий Иванович Мошковский

Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

Глава 1. Вася Соломкин

На берегу пруда сгрудились ребята. Хохот и крики затихли. Все внимательно смотрели на Саньку. Вот-вот опять чего-нибудь выкинет…

Плотный, лобастый, в потрёпанных джинсах, он сидел, уперев одну ногу в землю, на побитом велосипеде и глядел на тропинку, уходившую вниз к дощатому мостку. Вдруг Санька вскинул голову и улыбнулся толстыми, добродушными губами:

— Эй вы, народ! Хотите, прыгну с мостка на велосипеде?

— Ты что, рехнулся? — усмехнулся один.

— Заливай, да знай меру! — отозвался другой.

— Слабо́, не прыгнешь! — подначивал третий, и лишь один мальчишка, светловолосый и худенький, с широкими, полными любопытства глазами, Вася Соломкин, крикнул сорвавшимся от волнения голосом:

— Сань, не надо… Разобьёшься!

— Это я-то? Раз-зойдись!

Санька оттолкнулся от земли, пригнулся и, бешено вращая педали, ринулся вниз. Влетел на мосток, оторвался от него, промчался метра три в воздухе и вломился в неподвижную гладкую воду. Исчез с головой, и Васино сердце оборвалось и вслед за Санькой с велосипедом тоже упало куда-то вниз. На пруду поднялся настоящий шторм: взбаламученная коричневая вода плеснулась на берега, низко положила растущую кое-где осоку.

Санька тотчас вынырнул. По шейку в воде, по-прежнему улыбаясь и отплёвываясь, пошёл к берегу, таща на плече велосипед. Вася влюблённо смотрел на него. Потом забегал, запрыгал, закричал. Пусть взрослые что хотят говорят про Саньку, а второго такого нет и быть не может!

Санька вылез на берег. С него лило. К джинсам и рубахе прилипли звёздочки ряски и водоросли. Ребята обступили Саньку, загалдели, заспорили.

— Как у вас здесь шумно и хорошо… Здравствуйте! — послышался знакомый, единственный в мире голос.

Вася вздрогнул, оглянулся и кинулся к маме. Целых пять дней не видел он её. Мама положила сумки на траву, потрепала Васины лохматые волосы, мельком заглянула в глаза — убедилась, что всё в порядке, — удержалась, не поцеловала. Вася считал себя большим и стеснялся.

Мама заметила кое-какие перемены: соломенные волосы ещё больше выгорели, на щеке появилась косая царапина, на измятой и перепачканной рубахе — на плече — внушительная дыра.

Мама перевела взгляд на Саньку.

— Не ушибся?

— Не для того прыгал… Я хотел бычков попугать!

— А я думала — проверить храбрость.

— А чего её проверять? — Санька весело посмотрел на неё. — Это же, тётя Валя, пустяк, вот если бы с высокого трамплина…

— Неуёмный ты парень… Вася, помоги мне.

Вася покорно взял авоську и пошёл впереди мамы. Он был очень рад её приезду, но как не хотелось ему уходить сейчас от ребят и от Саньки… И чтобы поскорей вернуться, Вася едва не бегом бросился к дому.

Однако его догнал и больно стеганул по ушам Санькин голос:

— Васенька, пора кушать и собираться на юг! Родителей надо слушаться!

Вася услышал за спиной смех ребят и весь зарделся, вспотел от несправедливости, а ещё и оттого, что не нашёлся что ответить.

Он почувствовал, что Санька жалеет и осуждает его. Да, Вася в самое ближайшее время должен мотать на этот ненавистный юг. Как не хотелось уезжать отсюда к морю, в выжженный солнцем посёлок у огромной чужой горы. Чего там хорошего? Пыль, жара, безделье… Там и небо не такое, как здесь, и деревья шумят по-другому, и запахи незнакомые, и даже бабочки летают не так, как здесь.

Вася быстро шёл впереди мамы и хмурил светлые брови.

Взяли взрослые такую манеру — возить своих горячо любимых детишек на черноморский курорт, и не «дикарём», не в какой-то там храбро прилепившийся к скале домик, а в дом отдыха. Там всё строго по расписанию, и трижды в день в одно и то же время нужно таскаться в столовую: опоздаешь — не накормят; там взрослые часами валяются на раскалённой гальке; там они, короче говоря, убивают попусту время. Наказание, а не отдых!

По дороге мама закидывала Васю вопросами:

— Ну как вы здесь? Все живы-здоровы? Ничего не случилось?

— Всё в порядке, — скучно ответил Вася, открывая калитку.

Он ждал, когда мама наконец заговорит об отъезде. Папа был сейчас в Мурманске, а через неделю они должны были уезжать. Вот бы случилось что-нибудь такое, чтобы поездка не состоялась…

— Вчера получила от папы телеграмму, — сказала мама, и сердце у Васи притихло и напряглось от ожидания. — Он задерживается. Там у него какое-то ЧП, и вернётся он не в воскресенье, а в понедельник. Так что, Васенька, поедем его встречать.

К ночи брызнул мелкий дождик. Вася лежал под одеялом, слушал его вкрадчивый шорох и думал, как много надо успеть ему. Во-первых, забраться с Санькой в секретный блиндаж-землянку, посидеть на скамье у стены и, осторожно высунув в отверстие стереотрубу с системой зеркал, посмотреть, что делается на земле; во-вторых, нужно ещё раз порасспросить его о Кутузове и Нахимове — Санька всё знает и умеет не только бросаться на велосипеде в пруд. В-третьих, надо ещё предпринять с ним боевую вылазку — поймать ёжика, который жил где-то неподалёку от них: на садовых участках развелась тьма-тьмущая мелких диверсантов — мышей, и ёжик нужен был позарез.

Утром, наскоро поев, Вася кинулся искать Саньку. Ну и денёк это был! Они до посинения купались в пруду и ловили бычков-ратанов — скользкие, колючие, те, изгибаясь, вырывались из рук; обстругали рубанком несколько пахучих сосновых досок для недостроенного корабля со штурманской рубкой; плавили свинец на закопчённой печке и сами при этом замечательно закоптились! А потом на дикой скорости, точно в последний раз, носился Вася по бетонке на велосипеде… Вот это была жизнь!

А на следующий день, в воскресенье, они сидели с Санькой в блиндаже и при неровном свете спиртовки разговаривали. Санька по привычке покусывал толстые губы и весело выкатывал жаркие глаза. Вдруг он вздохнул:

— Ни на что не хватает времени, даже почитать некогда: сегодня в пять утра улизнул из дому и в лесу на пеньке читал о Тиле Уленшпигеле… Ночи бы не спал! Зачем эти ночи?

Вася слушал его, и неожиданно к нему пришло решение: не нужно ему никуда уезжать. Он спрячется в этом блиндаже, Санька будет носить ему еду и воду, а потом, когда опасность минует, Вася выйдет из укрытия, и его прекрасная жизнь будет продолжаться в прежнем темпе.

— Сань, — шепнул Вася, — а я не поеду с ними, а останусь здесь. Как ты думаешь?

Санька улыбнулся.

— Не пройдёт номер… И под землёй найдёт мама своего драгоценного ребёнка.

— Как же мне быть, Сань? Не хочу я туда!

— Мало ли что ты не хочешь. Кого это волнует? Они хотят, и всё.

— А я? — Васю стала потихоньку наполнять обида.

— Что «я»? Я же сказал, что ты никто, пока ты ребёнок… Ты, Васька, пока что только рядовой, а они — высший комсостав, начальство, вот и слушай их и беспрекословно выполняй приказы!

— А ты бы что сделал? Поехал бы?

— Ни в какую. Нашёл бы какой-нибудь выход.

— А какой? Скажи!

— Маленький ты ещё, Вася… Да и надоело мне здесь — спина заболела гнуться… Пошли наверх!

Они вылезли на свет, аккуратно заложили дёрном секретный вход, и скоро Санька пошёл обедать, а Вася остался один. Он стоял на широкой, поросшей ромашками и колокольчиками полянке и думал: «Почему он не сказал, как мне быть? Сам не знает? Или не верит, что у меня что-нибудь получится?»

Над цветами порхали красные и синие в голубых разводах бабочки, деловито прожужжал тяжёлый полосатый шмель. Тонкие белокожие берёзки на фоне тёмных ёлочек выглядели нарядно и празднично, точно собирались в гости. И Вася вдруг почувствовал тоску и безнадёжность: придётся и на этот раз ему уехать!