С утра и до вечера

не могут.

В чем же тут дело?

Тончайшие щетинки пера, так называемые бородки,

которые, цепляясь друг за друга микроскопическими

крючочками, делают его прочным, без воды слипнутся и

сломаются. Но и после купания или если вы взяли, скажем, птицу в

руки — поэтому они так этого не любят,— бородки теряют

взаимную связь: перо делается рыхлым, растрепанным. Если

махать им, воздух оно рассекает не упруго, а мягко, как

масло — нож, и поэтому не получается нужного для полета

упора, необходимых аэродинамических сил. Но если перо сильно

встряхнуть, микрокрючки его «запоров» автоматически

войдут в соединение друг с другом, и око снова станет упругим.

Вот почему, искупавшись и выбравшись на берег, птицы

клювом отжимают воду. Отряхиваются — трясут сначала

всем телом, потом головой (только совы делают наоборот).

Это совсем не пустое дело — отряхивание.

Сильной встряской птицы не только сбрасывают воду с

перьев, но и восстанавливают их структуру, без чего летать

не могут.

Мелкие бородки чистых, промытых перьев, цепляясь

друг за друга крючочками, снова делают опахало пера

упругим и компактным.

Отряхнувшись после купания и приведя перья в

надлежащий порядок, утки, гуси и все птицы, у которых есть

копчиковая железа, смазывают ее жиром свои перья. Бакланы

и тропические их родственники — ангинги после купания

еще и сушат хвост и крылья, раскинув их в стороны.

Кожа птиц не то, что кожа зверей: она совершенно

сухая. У пеликанов, чтоб лучше летать и плавать, кожа еще

наполнена... воздухом и шуршит, как бумага! Игла шприца,

говорит Зденек Веселовский, крупный чешский зоолог, с

трудом входит в нее. Поэтому уколы заболевшим пеликанам

делают в ногу. У млекопитающих каждый волосок снабжен в

основании собственной сальной железой, которая смазывает

его, чтобы не ломался. У птиц, и то не у всех, есть только од-

на-единственная такая железа: над хвостом, на копчике.

Она окружена обычно щитком из твердых перьев. У зверей

каждая шерстинка как бы автоматически смазывается.

Птицы же вынуждены это делать сами.

Этот каждодневный ритуал выполняется всегда в

строгом порядке (знание его получено с рождения вместе с

другими инстинктами). Давят клювом на железу, выжимают из

нее, как из тюбика, жировую смазку, берут ее в клюв и

натирают сначала перья груди, потом бока, спину, крылья,

живот, хвост, ноги (перья на бедрах) и в последнюю очередь

голову. Так как до головы достать клювом, естественно,

нельзя, ее смазывают, потирая круговыми движениями о

спину, либо, сняв когтями жир с клюва, расчесывают ими

перья на голове.

Клюв птицы чистят тоже когтями либо о ветки. А тетерев

очищает его, втыкая в землю!

Однако не все птицы умащивают свои перья помадой.

Некоторые, представьте себе, пудрятся. (Я не шучу!)

Взгляните на голубя, когда он купается. Голубь улетит, а лужа

покроется матовым легким налетом, словно кто припудрил

ее. Голубь же таг припудрил! Плескаясь, насыпал с перьев в

воду сизый порошок, И когда цапля купается, вода словно

сереет от мелкой пыли. Африканские кукушки, принимая

ванны, рассыпают даже... красную пудру. После их омовений

вода словно алеет кровью. И попугай, если посидит у вас на

плече, всю одежду припудрит, как мукой посыплет.

Птиц, у которых копчиковая железа недоразвита (или

совсем ее нет: у голубей, страусов и дроф), природа не

оставила совсем без косметики, наделив пудреницами. На груди —

но бывает, и на животе или спине — спрятаны у них под

перьями два пучка очень ломкого пуха. С него

сыплются мелкие-мелкие роговые чешуйки (в тысячу раз мельче

миллиметра!). Птицы клювом берут этот порошок и

посыпают перья.

Цапля без пудры просто погибла бы! Она ловит рыбу, и

от рыбьей слизи ее перо слипается. Тогда цапля обильно

посыпает его пудрой. Пудра впитывает слизь, и цапля

гребнем — зазубренным когтем среднего пальца1 — счищает с

себя мокрую пудру и вместе с ней всю грязь, прилипшую к

перьям на голове и шее .

Производя эту хитрую операцию, цапля вытягивает ногу

вперед под крылом. Так поступают и голуби и чайки.

Певчие птицы или кулики расчесывают перья на голове, вынося

ногу вперед над крылом. Есть ли в этой разнице

какой-нибудь биологический смысл? Выяснилось, что нет. Просто

1 Такие же когти-гребни есть и у других птиц: у выпей, козодоев,

олуш, у кулика большого веретенника (а у малого веретенника нет)* у

некоторых сов и тиркушек.

привычка. Но зоологи нашли в этой привычке важное

рациональное зерно, которое помогает им лучше разобраться в

происхождении и научной классификации птиц: раз какие-

то птицы расчесывают перья одинаково, значит, манеру эту

они унаследовали от общих предков; значит, кулик, хоть и

похож на цаплю, родственник не ей, а соловью и галке; а

голубь, во всем схожий больше с галкой, чем с цаплей или

чайкой, по крови, видно, ближе к этим пернатым любителям

половить рыбку.

Энтинг

Незадолго до второй мировой войны Петер Брэдли —

мальчик из предместья Мельбурна — послал письмо

известному австралийскому орнитологу доктору Чизхолму. Он

писал, что видел скворца, который хватал клювом муравьев и

прятал их себе под крылья. Зачем он это делал?

Ученый не знал, что ответить мальчику. Сам он никогда

ничего подобного не замечал. Нигде не читал и не слышал

об этом. Он решил, что мальчик просто ошибся, что-то

перепутал.

Прошло несколько лет. Доктор Чизхолм, просматривая

свои старые записи, нашел в них совершенно забытое им

письмо от другого человека, из Сиднея, который писал о

таком же странном обращении птиц с муравьями. Чизхолм

решил внимательно просмотреть журнальные статьи и книги о

птицах: быть может, там попадутся какие-нибудь

сообщения о пристрастии птиц к муравьям. Но ничего не нашел.

Однако в книге «Диковинные птицы Австралии» он

рассказал о необычных наблюдениях своих корреспондентов. Эта

небольшая информация привлекла внимание крупного

немецкого орнитолога Эрвина Штреземана. Он поместил о

ней сообщение в большом немецком журнале и просил

всякого, кто окажется свидетелем такого же поведения птиц,

сообщить ему о своих наблюдениях.

Штрезёман и не ожидал, что его небольшая заметка

вызовет бурный поток писем со всех концов Германии. Многие

крестьяне, охотники, садоводы писали ему, что видели, как

самые разнообразные птицы разрывали муравейники,

хватали муравьев и прятали их в свое оперение.

Штрезёман опубликовал результаты опроса и предложил

особый термин для обозначения этого странного поведения

птиц. «Ameisen» назвал он его, от немецкого

«Ameise»—«муравей».

Английские орнитологи употребляют слово «Anting»

(«Ant» — по-английски «муравей»).

За последние двадцать лет собраны многочисленные

факты, которые показывают, что на всех четырех континентах,

где водятся муравьи, очень многие птицы—дрозды, скворцы,

малиновки, оляпки, дубоносы, сойки, сороки, вороны,

попугаи— «вероятно, половина наших певчих птиц», пишет

орнитолог Райтинг, а другие ученые полагают, что вообще почти

все наземные птицы,— используют муравьев для чистки

своего оперения *. Иногда муравьев просто закладывают под

крылья, а в некоторых случаях птица буквально натирает

ими свои перья. Некоторые птицы купаются в