Снежные псы

Во-вторых, проект «Двина». Хочу знать все. Про репликацию и фабрикацию, про неоморфов. Про себя. Про Перца. Про Сирень. Про то, почему у меня с Застенкером на голове весьма похожие шрамы. Да, кстати, неплохо бы начать с его поимки. Поймать и поговорить. Перец так ничего толком мне и не сказал. Вернее, сказал лишь то, о чем я и сам догадывался. Где сейчас Застенкер? Бегает где-то, пятками сверкает, бедолага… Может, зря я его отпустил? Ну, да ладно, пусть сверкает. Скоро я его поймаю. Наверняка мохнатая сволочь что-нибудь знает. А если знает, то расскажет. Куда денется, расскажет. А потом… Потом к чертям «Двину».

В-третьих, надо найти некую…

Ну, это личное. Найти – не найти, поглядим. Первым делом, первым делом пердолеты.

В-последних. В-последних, надо покончить с Ван Холлом. Как с явлением. Как с человеком. Или мы его – или он нас.

По большому счету, все. Конечно, мою программу непросто осуществить технически – мотаться туда-сюда мог только Перец, у остальных такой возможности нет. Хотя Лара ведь здесь как-то появилась. Совсем недавно. Она наверняка знает, как вернуться обратно. Интересно, там можно пройти с горынами? Ладно, выясним.

Есть еще Тайна, которую Перец так и не рассказал. Но тут ничего не поделаешь, придется отложить на неопределенное время. И вообще, может, ее и Ван Холл знает. У него можно спросить. А потом лютней по башке. Или мандолиной, не помню уж точно. И тем, и другим.

Я перевернулся на живот, достал из кармана листовку о поимке Перца, пристроил на гладкий камень. Перевернул и записал все то, что придумал. Чтобы не позабыть. Разумеется, кроме третьего пункта, его я опустил.

Потом листовку спрятал. На спину перевернулся. Вспомнил себя год назад. Какой я был упертый, тупой и энергичный, как любил стрелять.

А может, и не любил…

Теперь я уже не такой. Энергии гораздо меньше, ума, мне кажется, больше, а насчет стрелять я вообще не знаю.

Лежал, смотрел на солнышко через веки. Мне было нехорошо. И почему-то жалко Перца. Он, конечно, свихнулся, но мне его все равно было жалко. И еще я понимал: он в чем-то прав.

Раньше я думал, что родители виноваты в том, что со мной случилось. Они меня бросили, выкинули, как ненужную шавку, а значит, им и отвечать. И я у них спрошу, когда придет время. Спрошу – и будет больно.

А теперь я понимаю, что ничего не хочу у них спрашивать. Ведь выяснилось же, что нет их у меня, это раз. На нет и суда нет, это два. А три…

Даже если они у меня и были бы, я бы на них уже не очень сердился. Да, не очень. Они, конечно, виноваты, но они – такие, как все. Такие, как многие. А многие тоже виноваты, Перец прав. Виноваты. Многие. Все. В том, что отворачивались, в том, что делали вид, что ничего не происходит, в том, что ничего не замечали и не хотели замечать.

Виноваты.

Некоторые вот говорят: нечего упрекать мир в своих неудачах, лупи себя, а других только слабаки лупят, переделай себя, не переделывай мир. Тупая философия. Я не хочу себя переделывать. Я ведь не дурак, понимаю, что я лучше, чем они. Пусть ненамного, но лучше. Перец опять прав, я сопляков к анакондам не кидал, я лучше. И я не собираюсь слушать то, что говорят другие. Не собираюсь слушать философов, они лгуны. Если бы они не были лгунами, мир давно бы изменился. А он все такой же.

Такой же. В нем продолжают делать вид, продолжают не замечать, продолжают отворачиваться.

Нет, не буду изменять себя. И не буду их жалеть. Я буду делать то, что хочу. Я недавно сказал, что этот мир – мой мир. А теперь вот еще что думаю: тот мир – он тоже мой.

И я не хочу, чтобы они были там. Чтобы они были там со всем своим паскудным дерьмом. С планами разработки, с планами освоения, с планами внедрения. К 2015 году будет налажено производство одноразовых мобильных телефонов, к 2027-му – коммерческое трансконтинентальное сообщение посредством орбитальных челноков. А потом человек ступит на Марс – «Ван Холл Корпорейшн» вкладывает в проект по восемь миллиардов ежегодно. На борту «Арея» будут кресла из кожи питона, серебряные унитазы и кнопки управления из бриллиантов. Любой каприз за ваши деньги.

Я не хочу, чтобы они были на Марсе.

Они мне надоели.

Я заснул. Второй раз за последние сутки. Если есть возможность поспать – спи впрок. Надышаться впрок нельзя, отоспаться можно. Я заснул. Теперь мне приснился почему-то космос. Наверное, оттого, что я думал про Марс. Мне снилось, как я куда-то лечу сквозь темноту и холод в замерзающей ракете. И чем дальше я в то куда-то погружался, тем холоднее становилось. Иллюминаторы в ракете покрылись инеем, а когда я продышал в ближайшем дырку и поглядел наружу, то обнаружил, что я вовсе не в космосе, а снова у себя, на севере. И вокруг медведи. Смотрят в мою сторону, по шкурам расползаются красные пятна, а вместо глаз черные провалы.

Я проснулся из-за этих медведей. Они мне что, всегда сниться будут? И меркнет свет, и голова кружится, и медвежата красные в глазах…

Классика. Вот уж чего мне не хватало…

Наступил вечер, и откуда-то несло влажным сквознячным ветерком. Пора возвращаться. Не хотелось, а пора. Я скатился к подножию холма и побрел обратно к лагерю.

Там было уже все в порядке.

Нашего полку прибыло. Пока я отдыхал на бугре, на самом деле подтянулась тьма Кипчака. И лошадь. Лошадь была перепугана и почему-то сидела, что выглядело смешно. Надеюсь, мне не придется убивать лошадей. И вообще кого-нибудь убивать. Гномы были зелеными, они занимались физической подготовкой – лазали вверх-вниз по большому корявому дереву, которое мы оставили за непригодностью для строительства. Причем к корням гномы умудрялись сползать вниз головой.

Гобзиков тоже без дела не сидел – учился метать топор, брал с меня пример. Не очень хорошо у него получалось, но он старался. И прыщи у него почти все прошли. Быстро. А как же – Страна Мечты.

Чуть справа дымил большой котел. Судя по запаху, универсальная каша. Все было в порядке, все было как надо.

– Вольно, задрыги! – крикнул Кипчак своим соплеменникам и подбежал ко мне.

– Как дела? – поинтересовался я.

– Жизнь идет по плану, – бодро ответствовал Кипчак. – Личный состав совершенствует спортивную форму. Змеи полетели пастись на щавелевые луга.

– Чего сияешь? – спросил я. – Ты, кажется, говорил, что еще Катька будет. И Сим. То есть Зубастик.

– Катька скоро придет, – сообщил Кипчак, засмущавшись. – А с ней и Зубастик, я предчувствую. Скоро. Надо много домов строить. Надо дом для Зубастика, дом для Катьки, всем нужен дом…

Я испугался, что сейчас на меня опять обрушатся водопады занудства и океаны тоски, и оборвал его:

– Кипчак, у тебя там универсальная каша?

– Каждый гном умеет варить универсальную кашу. Это искусство передается от отца к сыну, от дедушки ко внуку. Ее секрет хранится в скрижалях и тайных свитках…

– Хорошо, Кипчак. Просто отлично. За выдающиеся заслуги я назначаю тебя, Кипчак… Кипчак…

– Беззаветный, – негромко подсказал Кипчак.

– Ну да. Кипчак Беззаветный. Я назначаю тебя, Кипчак Беззаветный, Младшим Держателем и Старшим Мажордомом.

– Кем? – Кипчак шевельнул ушами.

– Мажордомом, – повторил я. – Значит, ты самый главный после меня.

– Рад стараться, сид! – Кипчак щелкнул пятками.

– Каша не подгорит? – забеспокоился я.

Кипчак ойкнул и подбежал к костру, убрал котел на траву. Затем снял с головы каску и принялся долбать в нее ложкой.

Гномы, отдыхавшие вольно на ветвях, осыпались вниз. Гобзиков бросил кидать топор и тоже двинул к месту общего сбора.

По земле прошла тень.

– Услышали ведь… – Кипчак растерянно поглядел в небо. – Ну все, прощай теперь универсальная каша – съедят, все съедят.

– Кипчак, – крикнул я, – а кому сейчас легко?

И вдруг почувствовал: что-то изменилось.

Я стоял на поляне, смотрел в небо и чувствовал – что-то изменилось.

Глава 25

Тьма

К утру следующего дня Лара очухалась. Я не сомневался, что рано или поздно это великое событие произойдет, Лара очнется и начнет командовать.