Хуже войны (СИ)

повесть

Памяти моего боевого товарища по Афгану - подполковника Сергея Белогурова, погибшего во время выполнения миротворческой операции в Боснии в 2000 году.

«Есть вещи и хуже войны. Трусость хуже. Предательство хуже…»

Эрнест Хемингуэй

1.

Горы были продолжением этого города, приземистые глиняные домишки которого, не найдя места внизу, на равнине, забирались по крутым склонам и лепились там, налезая друг на друга, словно толпящиеся в тесноте люди. Горы год за годом уступали свои каменистые бока пуштунам и таджикам, чараймакам и хазарейцам, которые строили новые дома так, что их крохотные дворики оказывались на плоских крышах старых. Но до вершин, где даже в конце весны дотаивали в расщелинах языки слежавшегося снега, городу предстояло карабкаться и карабкаться.

Вершины взирали на людей и возведенные ими строения с гордым превосходством: горам было известно, чей век длиннее.

До войны сюда часто заезжали туристы. Им было, на что посмотреть: и на высокие каменные столбы, врытые в землю еще Искандером Двурогим, который расставлял их по необъятным границам своих владений; и на высеченную в скале статую Будды, изрядно попорченную временем: память о нашествии Великих Моголов, которых тоже изгнали с этой земли. Был памятник и поновее - полуразрушенная крепость с тремя зубчатыми башнями, возведенная британским экспедиционным корпусом и брошенная англичанами после множества тщетных попыток стать хозяевами этой страны.

...Горы были продолжением этого города, говорящего на многих языках. Но однажды на устах его жителей зазвучало новое слово – «шурави» — а через перевал Джабаль-таш ранним утром перевалила, грохоча железом и ревя моторами, колонна мотострелкового полка Ограниченного контингента советских войск.

С той поры минуло уже семь лет...

2.

Полк возвращался с «боевых».

Работавшая в штабе машинистка Эллочка прискакала после обеда в женский «модуль», и, узнав эту новость, он мгновенно пробудился после двухнедельной спячки. На обеих половинах хлопали двери, впуская и выпуская до неприличия возбужденных жилиц; мигом образовалась очередь в душевую, а также еще одна - к единственной полковой парикмахерше, рябой Виолетте…

…В ее комнате, которая была одновременно и спальней, и парикмахерской, уже толклось с полдюжины женщин. Грузная, пышногрудая Виолетта, бабий век которой был давно и безвозвратно прожит, держала в зубах дымящуюся сигарету и усаживала в кресло перед большим овальным зеркалом первую клиентку - самую красивую женщину в полку Эллочку с роскошной гривой длинных каштановых волос.

Дверь комнаты распахнулась, и на пороге появилась еще одна клиентка – официантка офицерской столовой Наталья.

Наталья заискивающе улыбнулась.

- Виолетточка, так я через час подойду?

Виолетта снисходительно кивнула.

- Ладно. Но сегодня стригу без скидки.

Наталья понимающе махнула рукой.

- Само собой. Только ты уж постарайся. Чтобы моему понравилось, ладно?

Она исчезла за дверью, прикрыв ее за собой.

Виолетта окинула многозначительным взглядом женщин, столпившихся в комнате, и криво усмехнулась.

- Зачем ей стрижка? Знаю я ее хахаля-артиллериста. Не успеет приехать – так

зенки зальет, что и не разберет, есть у нее волосы на голове или нет!

Женщины заржали так громко, что на окнах задрожали занавески…

…А еще в одной комнате барака, словно не слыша поднявшейся суеты, стояла на коленях перед приколотой к стене бумажной иконкой Богоматери и беззвучно, одними губами, читала молитву похожая на испуганную школьницу худенькая, голубоглазая Аннушка…

3.

В восьмом часу утра, ежеминутно зевая, не выспавшийся и лохматый начальник строевой части – черноволосый крепыш старший лейтенант Чепига - сидел в своем кабинете и перебирал бумаги.

Дверь с треском распахнулась, и в кабинет вошел капитан Корытов. Следом за ним боязливо переступил порог тощий и сутулый начпрод полка лейтенант Маничев, который был выше Корытова на целую голову.

Корытов стянул с лысой головы кепку, отер ею с красного, морщинистого лба капельки пота, облокотился о деревянную стойку, делившую комнату пополам, и рявкнул:

- Полюбуйся на этого дурня, Витёк! Он замахнулся на Маничева локтем.

- У, лейтенант зеленый! Заставил старого капитана тащиться в комендатуру ни свет ни заря.

Чепига вытаращил глаза.

- Как же вы его вызволили с «губы», Евгений Иванович?

- Как, как... Наврал коменданту, что заменяю начальника штаба. В грудь себя бил...

Корытов обернулся к лейтенанту.

– Давай рассказывай, как залетел.

Пунцовощекий Маничев виновато переминался с ноги на ногу.

- Бачонок меня сдал. Там, в городе, этих пацанов… Отцы в лавках сидят, а они покупателей зазывают. Вот и ко мне один прицепился.

Чепига привстал.

- А ты?

- Послал его подальше. А пока в один дукан заглянул, в другой, этот гаденыш сбегал за нашим патрулем. В общем, выхожу я из дукана, а меня цап-царап. Всю ночь просидел на «губе»...

Чепига покрутил пальцем у виска.

- Ты что, не знал, что на этой неделе начальник гарнизона запретил выезжать в город за покупками?

- Знал.

- Ты уж до конца все рассказывай, - хлопнул капитан по стойке ладонью. - Как тебя на гауптвахте обшмонали, что нашли... Давай!

Маничев покраснел еще больше.

- Купил я себе брелок, в виде земного шарика... - ...на котором пол Сахалина не красным, а желтьм японским цветом зарисовано, - закончил за лейтенанта Корытов.

Глаза Чепиги жестко сузились.

- Знаешь, что за такие покупки бывает?

- Во-во, - подхватил Корытов. – Комендант как брелок увидел, так и взбеленился. Хотел сдавать Сашеньку в особый отдел. Еле отговорил.

- Кланяйся Евгению Ивановичу в ножки, Маничев, - облегченно вздохнул Чепига.

- Ну, в ножки - это ни к чему, а вот пару «пузырей» с тебя, парень, причитается! — капитан хохотнул. - Да расслабься. Когда звонили из комендатуры, в штабе никого, кроме Витьки, не было. Больше ни одна живая душа не знает.

Он подмигнул Чепиге.

- Много работы, Витек?

- Полчаса назад из центра боевого управления сообщили… У Джабаль-ус-Сараджа погибли четверо. Сержант и три солдата.

- Как?

- Прямое попадание в бэтээр из гранатомета.

- Эх, ребятишки..., - Корытов медленно стянул с головы кепку. - За все «боевые» ни одной потери, а тут, в последний день... То-то, я смотрю, ты бумагами обложился. Похоронки пишешь?

- И похоронки, и письма. Раньше не требовали, а теперь надо - чтоб обязательно письма были родителям, от командования.

- Ясно…, - понимающе протянул капитан. – Ну, и когда ждать полк, Вить?

Чепига улыбнулся.

- Колонна уже перешла перевал, через час будет здесь.

Корытов нахлобучил кепку на голову.

- Тогда пора на КПП! Встречать Фоменко!

...Когда в коридоре стихли его шаги, Маничев осторожно присел на краешек стола.

- Каждый раз Рокфеллер встречает Фому. Чепига рассеянно пожал плечами. - Друзья...

- Два сапога пара. Оба холостяки. И тому, и другому под сорок. И оба – «пятнадцатилетние» капитаны. Пятнадцать лет в одном звании!

- А ну спрыгни со стола, - сквозь зубы процедил Чепига.

Маничев встал и, надув губы, отошел в сторону.

- Ты чего?

- Рокфеллер тебя с «губы» вытащил, а ты...

- Да я против Рокфеллера ничего не имею, он классный мужик, - заговорил лейтенант извиняющимся голосом. - Но ведь сам виноват, что на пенсию так и уйдет капитаном.

- Думаешь, Корытов от этого страдает? Хоть генералом его сделай, хоть в рядовые разжалуй - для Рокфеллера это не главное.