Одолень-трава

— Скучун! — позвала девочка. Она остановилась. От волнения и переизбытка чувств все ее существо охватила вязкая слабость. Коленки подгибались, все тело отяжелело, и Ксюн тихонько опустилась на пол. — Скучун… — пролепетала она почти уже про себя.

— Что-то послышалось… будто… нет, этого не может быть… — бормотал кто-то, мягко топоча маленькими лапками.

Кто-то легкий и пушистый пробирался к ней меж полок.

Ксюн немного собралась с силами — она сразу узнала эти застенчивые шаги и сидела на полу, счастливо улыбаясь. Ксюн только и смогла, что привстать и потянуться навстречу. Из-за громады ближнего стеллажа, уходящего вверх, под своды, вынырнуло зеленое существо, которое силилось разглядеть сидящую на полу, прикрыв глаза розовыми ушками как козырьком.

Ближе, ближе — и с криком радости друзья узнали друг друга!

— Ах, Ксюн, если бы ты знала, как здесь удивительно хорошо! Если б я мог пересказать тебе все, что узнал, все, что доверили мне книги… Разве в нашей жизни может произойти хоть малость из того, что происходит на этих страницах! Я путешествую в пространстве и времени, преображаюсь изо дня в день, мои возможности безграничны, и, знаешь, — нет ничего лучше на свете, чем эта моя новая жизнь!

Они сидели в боковой нише, в самом укромном уголке библиотеки за широким письменным столом на низких ножках в форме львиных лап. Две свечи, очень толстые и пахучие, освещали бронзовый письменный прибор. Крышку чернильницы украшала фигурка свернувшейся кольцом саламандры.

— Ой! — Ксюн в испуге отпрянула. — Скучун, берегись!

Из-за книжных полок показалась и стала бесшумно опускаться над столом плоская змеиная голова! Скучун глянул вверх.

— Ах, это! Не бойся, Ксюшечка, это всего лишь материализованная мысль… Их тут не счесть — я давно привык…

Змей, покачиваясь над ними, поглядывал и подслушивал. Казалось, он ехидно и удовлетворенно улыбается…

— Фу, гадость какая! — Ксюн съежилась, инстинктивно поджав ноги. — Нельзя ли отсюда потихонечку смыться?..

— Не обращай внимания. Они все безобидные, и этот тоже. Ах, трусиха, ты совсем меня не слушаешь! Успокоилась? Ну вот и хорошо. — Скучун сиял блаженной улыбкой. Он и всегда-то был чуточку не от мира сего, а теперь это стало еще заметнее… — Я так счастлив, Ксюн, я нашел свою Красоту! Я вдыхаю ее с этих древних страниц, будто запах сирени… Вспоминаю, каким прекрасным было наше земное путешествие, как горят и манят звезды, но здесь, в тишине, мне открывается большее… И многое открыто уже, а сколько еще впереди! Ведь книги, что собраны здесь — это гордость Земли! Многие уникальные экземпляры там, наверху, уж давно утрачены, и мудрость их доверена лишь мне одному…

Все время, пока Скучун говорил, а Ксюн его слушала, перед ними проносились прозрачные, легкие образы. Многих Ксюн узнавала — то были герои ее любимых книг, но большинство не было ей знакомо.

— Видишь, видишь?! Перед тобою ожившие помыслы тех, кто создавал эти книги. Погляди, какие чудесные! Разве есть на свете что-нибудь прекраснее, чем они?..

— Есть, Скучун… — шепнула чуть слышно девочка, — это ты! И то, что ты спас меня от Большого Жомба! И улыбка Утренней Звезды… А Личинка, Скучун? Ты забыл — ведь она существует и ждет своего заветного часа…

Вдруг внезапный свет золотою зарницей вспыхнул над ними. То Жар-птица промчалась бесшумно и вмиг пропала…

И только Ксюн решилась продолжить, как к столу приблизился ткач Основа [2], украшенный ослиными ушами, и, нимало не смущаясь присутствия посторонних, вступил в перебранку с толстым и содрогавшимся от хохота человеком по имени Джон Фальстаф [3]. Сэр Джон был по своему обыкновению пьян и весел. В конце концов он не удержал равновесия, пытаясь пощекотать Основу за ухом, и грохнулся на пол. Оба мгновенно исчезли… А над головами наших друзей склонился проказник Пэк [4], подмигнув, он бросил Ксюну волшебную красную розу…

— Послушай, Скучун! — Ксюн изо всех сил пыталась не отвлекаться по сторонам, но это у нее плохо получалось. — Ты не можешь попросить, чтобы они нам не мешали?

— А ты возьми лист бумаги и отмахивайся от них. Просить бесполезно, — они прихотливы и своенравны, кроме того, ведь это их дом… Не унывай, Ксюн, я тебя внимательно слушаю. Как я рад, что мы встретились!

Глубоко вздохнув, Ксюн продолжала:

— Урч рассказал мне, что все наши помыслы, даже невысказанные, продолжают жить на Земле. Да что я тебе объясняю — вот же они кругом, ты и сам их видишь не хуже меня… Но я вижу тут только чужие мысли! А твои? Где же твои?..

— Ах, зачем ты об этом… Ну кому нужны мои невнятные мыслишки?.. — Скучун отмахнулся от печального менестреля [5], затянувшего старинную балладу про кубок, рыцарей и прекрасную даму. Менестрель сгинул, и Скучун продолжал: Здесь собраны такие яркие, такие смелые творения, — разве я способен на большее? Мне не создать ничего, что превзошло бы их — это же так ясно! Так зачем тратить время на эти жалкие усилия, не лучше ли тут, в тишине наслаждаться великими тайнами бытия?…

— Но ты отступил! Это слабость, Скучун, ты перед жизнью отступил, ты боишься ее! Вспомни о своем предназначении — о пути к Красоте, ведь тебе помогла его понять сама Ночь Полнолуния… Так значит, все, что с нами произошло, было зря?

При этих словах девочки ужасный Змей вновь появился в воздухе и с угрожающим шипением стал приближаться к ней. Тут уж она не выдержала — схватила с полки первую попавшуюся книгу — тяжеленный том «Божественной комедии» Данте — и с отчаянным криком принялась размахивать книгой в воздухе, там, где должна была находиться голова чудовища… Нечаянно Ксюн задела стенку полуистлевшего от древности стеллажа — та вздрогнула и обвалилась, обрушив на головы друзей все свое книжное богатство. Ксюн успела отскочить и прикрыться «Комедией», а вот Скучун не успел. С десяток увесистых томов свалилось с высоких полок, с шумом рассыпав свои страницы над погребенным Скучуном…

Книжный водопад быстро иссяк. Ксюн, плача, стала разбирать завал и вскоре извлекла оттуда Скучуна. Тот был без чувств, на голове между розовых ушек вспучивалась на глазах огромная шишка.

Недолго думая, Ксюн потащила своего друга к выходу из библиотеки. С трудом преодолев длинную лестницу наверх, она вытянула его на влажную мостовую Нижнего города. Перед дверью их ждал Старый Урч.

— Ксюн! Лапушка! Ты спасла его! Я так и знал…

— Какое спасла — я его погубила! — Ксюн плакала навзрыд, припав к неподвижному пушистому тельцу.

— Не может этого быть… Главное — тебе удалось вытащить его оттуда. Вытри-ка слезы, не до слез теперь. Надо поскорее перенести беднягу в дом.

И, подхватив свою зеленую ношу, старик и девочка двинулись в обратный путь.

Глава VI

Не успели наши герои взойти на крыльцо, как навстречу им распахнула дверь радостная Кутора. Ее круглые сияющие глаза, казалось, выросли от восторга. Еще бы! Урч, сам старый Урч — последний интеллигент Нижнего города — наконец удостоил ее беседы… И она уже успела облазить весь дом, благоговейно обнюхивая каждый предмет обстановки!

Но вошедшие, не обращая на Кутору никакого внимания, пронесли в комнату что-то зеленое, безвольно обвисшее у них на руках, и уложили на диван. Только Урч буркнул ей, проходя мимо: «Погоди, Кутора, видишь, что тут у нас…» Кутора тоненько ойкнула и присела на корточки перед диваном — она узнала Скучуна.

Хозяин дома вместе с Ксюном суетился вокруг своего названного внука, накладывая ему на голову мокрую повязку, щупая пульс и капая в его полуоткрытый рот какие-то лекарства. В общем, Урч пытался использовать все свои скромные медицинские познания, но без толку. Скучун лежал затихший, не подавая никаких признаков жизни.