Снежные псы

Никого.

– Нет тут пираний, – Гобзиков посмотрел на Лару.

– Бывает, – пожала та плечами.

Гобзиков обернулся обратно к водоему и чуть не отпрыгнул. Прямо у берега пошевеливало плавничками небольшое стадо зеленоватых красноглазых рыбешек явно голодного вида.

– Пираньи… – пораженно сказал он.

– А ты в вампиров верил? – хихикнул сбоку Кипчак. – В оборотней или в этих… – Кипчак растянул пальцами и без того широкий рот, одновременно выпучив и без того не мелкие глаза, – в бабаев? Меня вот папка все детство пугал. Говорил, что в навозных кучах живут бабаи. И только и ждут. А потом оказалось, что бабаев нет вовсе. Оказалось, что есть проклятые кобольды, кровожадные твари. Вот я все чаще размышляю, может, мне к вам перебежать, в ваш мир? И тогда мои мечтанья станут быть?

Кипчак рассмеялся и кинул в собравшихся пираний камешком. Рыбешки мгновенно растворились в воде.

– Нет, – Гобзиков отошел от берега, – в бабая я не верил. Я в гвоздичника верил.

– В кого? – заинтересовалась Лара. – Гвоздичник – это человек, состоящий из гвоздик?

– Нет, человек, состоящий из гвоздей, – поправил Гобзиков.

– Расскажи.

Лара снова наклонила бутылку, и слезы опять потекли.

– Его не я придумал, а мать. А ей кто-то в детдоме рассказал. У них такая байка была, что-то вроде страшилки. Потом уже мать мне передала. Вроде за каждый нехороший поступок, который человек в жизни совершил, на том свете черти вобьют в него гвоздь. Некоторые люди так много плохого в жизни сделали, что на них уже нет места для вбивания гвоздей, и тогда черти вбивают гвозди поверх гвоздей. У такого человека совсем не остается мяса, а получаются одни исключительно гвозди. Он весь состоит из гвоздей и совсем утрачивает последнюю человеческую сущность. Одно плохое железо. И его уже бесполезно наказывать и мучить…

Лара чуть не перелила слезы через горловину бака. Гобзиков оценил внимание, продолжил повествование:

– Тогда этих некоторых с того света отправляют сюда, чтобы пугать тех, кто еще не очень много нехороших поступков совершил, и чтобы наказывать тех, кто много плохого натворил. Но поскольку у них нет жалости, гвоздичники иногда нападают и на невиновных. В самый темный, страшный час гвоздичник приходит и разрывает их на части. И если ты вдруг увидишь в своем доме неизвестно откуда появившийся гвоздь, то должен задуматься о своем поведении…

– И как же от гвоздичников защититься, если задумываться о своем поведении уже поздно? – спросила Лара.

– Не знаю. Я просто под одеяло прятался, – признался Гобзиков. – А мать моя считала, что для того, чтобы гвоздичник не пришел, надо везде вбивать гвозди – тогда он запутается. И вбивала.

Гобзиков ненадолго замолчал. А потом пожаловался:

– Наш дом был просто утыкан гвоздями…

– Помогало? – спросил с сочувствием Кипчак.

– Не знаю… Мне эти гвоздичники все время снились, я их представлял как живых. А однажды мне даже показалось, что я увидел его…

Кипчак заинтересованно приблизился.

– Он стоял рядом с окном, – закончил Гобзиков.

И снова умолк, растерянно поглядел на Лару.

– Так что же мне теперь… Мне теперь еще и гвоздичника ожидать?

– А первой твоей ассоциацией на «рыбы-убийцы» была акула, – напомнила Лара.

– То есть не только гвоздичник, – обиженно фыркнул Гобзиков, – но и акулы… Здесь есть акулы?

– А кто ж их знает, – Лара снова наклонила бутылку, – может, и есть. Если там они есть, то почему им тут не быть? Ведь все, что у нас здесь… – Лара постучала себя по голове, – и все, что тут, – все может быть. Все.

Лара докапала в бак слезы, заткнула бутылку пробкой и принялась заворачивать горловину. Кипчак забрался в багажник.

– Ну, я такое тоже слышал, – сказал Гобзиков. – Мир ограничен фантазией, это известное утверждение, правда, не помню, кто сказал. Человек не может придумать ничего такого, что бы не существовало в действительности. И если человек может придумать кентавра, то кентавр тоже реален.

– Точно. Так что своего гвоздичника ты вполне можешь здесь встретить. И всех остальных тоже. Ладно, по коням! Пора спешить. Пора…

– Уже близко? – спросил Гобзиков.

Лара поежилась. Вопрос прозвучал неправильно. Жутко. Уже близко? Близко. И не повернуть.

– Остались бы в пуэбло, поставили бы памятник, – с тоской произнес Кипчак. – И тебе, Лара, поставили бы памятник, за заслуги перед народом гномов. А потом мы бы встретились с моими сподвижниками, я вам про них говорил. Они грозны и бестрепетны…

– Успеем встретиться, – перебила его Лара. – Гарь видели?

Дым они видели совсем недавно – из-за горизонта поднимался ровный, как будто отполированный, черный столб.

– Видели, – кивнул Кипчак, – и что?

– Деспотат горел.

– Деспотат? – Кипчак выглянул из багажника. – Горел Владиперский Деспотат?

– Ага, – подтвердила Лара. – Он, родимый.

– Жалко… – Кипчак подвигал ухом. – Жалко, что сгорел. Было великое государство. Но даже если он сгорел, то что? Мы же не тушить его летим?

– Те, кто нам может помешать, как раз там.

– Горят? – уточнил Гобзиков.

– Скорее поджигают. Так что у нас есть время. Мы можем проникнуть в их логово, пока они заняты. Вряд ли там серьезная охрана…

– Для чего время? – завозился Кипчак. – Куда проникнуть? Кто занят?

– Кипчак, не спрашивай.

– Слушаюсь! – Кипчак вытянулся по стойке «смирно» в багажнике. – Слушаюсь не спрашивать.

И я, подумал Гобзиков, я тоже не буду спрашивать. Зачем? Все равно ничего не поменять. Все к одному. Дорога. Судьба.

Гобзиков улыбнулся.

– Достань теплую одежду, – велела Лара.

– Зачем? – удивился Кипчак.

– Затем, что скоро станет холодно.

– Слушаюсь, – повторил Кипчак и принялся выгребать из багажника одежду – пальто, свитера, шапки.

Гобзиков скептически поморщился.

– Все, что удалось раздобыть, – развела руками Лара. – К зиме здесь не очень-то привыкли. Так что наряжайтесь.

Одежда оказалась теплой, но почему-то женского покроя. Узкие плечи… ну и все остальное. На Гобзикова налезло длинное пальто из чего-то сильно напоминавшего войлок. Валенковое пальто, расшитое игривыми розочками. Гобзикову такая одежда не очень пришлась по вкусу, но ничего более подходящего не нашлось. Он забрался в это пальто и перевязался легкомысленным полосатым зеленым шарфом. На голову Гобзикову пришлось и вовсе что-то несуразное – девичья мохнатая шапка, сшитая, как ему показалось, из десяти, а то и больше кроликов. Шапка перевешивала, и со стороны Гобзиков сделался похож на одуванчик. Он посмотрелся в зеркало заднего вида и остался собой недоволен. В таком прикиде отправляться в героическую экспедицию…

Зато его одобрил Кипчак.

– Здорово. Шапка деловитая. Давай потом поменяемся, а? Ты мне шапку, а я тебе красные сапоги.

– Какие еще сапоги? У тебя есть красные сапоги?

– Нет. Но они у меня будут.

– В Алмазной Орде? – уточнил Гобзиков.

– Ага.

Кипчаку тоже досталось пальто. В плечах оно ему пришлось впору, однако длина несколько подкачала. Раза в два. Полы волочились за Кипчаком шлейфом, острые плечи торчали к ушам, а на голове возвышалась треугольная кожаная пилотка. В результате освоения этого гардероба Кипчак стал походить на графа Дракулу, который ни с того ни с сего вдруг стал коротышкой. Комично.

А Лара как всегда выглядела на все сто пятнадцать. Длинный, до пяток, черный плащ, красный шарф, черный вязаный берет, солнцезащитные очки. Красиво.

– Теперь уже близко, – сказала она. – Тут скоро горы должны показаться, рванем через них.

– Горы… – с почтением просопел Кипчак. – Я никогда не был в горах. Предлагаю залететь на самую высокую и водрузить там…

– Кипчак, – укоризненно перебила Лара, – давай потом, а? Сначала дела. Держитесь покрепче, тут уж совсем рядом.

– Откуда ты знаешь? – спросил Гобзиков.

– Чувствую, – ответила Лара.

Гобзиков быстренько влез в седло, Лара лихо запрыгнула за руль. Воздухолет пошел на взлет, тундра, исстрелянная мелкими, крупными и средними озерами, осталась под ногами, и где-то через полчаса действительно стало холодно.