Стены молчания

Я посмотрел на Мэндипа. От него практически ничего не осталось. Он был как почетный донор, из которого все вытекло. До последней капли.

— Я знаю это, — сказал я. — Но когда найдут ошибку, его компенсация должна быть неплохой, чтобы пополнить его счет. Может, он сможет профинансировать обучение, и затем вы можете объявить его партнером во второй раз. Мне все равно. Сделайте это.

Я посмотрел на часы. Было чуть больше шести.

— Мы отвлекаем тебя от другой встречи? — хмыкнул Макинтайр.

Они удерживали меня от другой жизни. Жизни, которая, как я надеялся, пойдет гораздо лучше на следующем витке.

Макинтайр встал, достал носовой платок и положил его на пятно от молока на ковре.

— Нет смысла убиваться из-за этого, — просто сказал он. — Ты неудачник, Бордер, — продолжал он, — как и твой отец. Как Джей Джей Карлсон, как чертов Эрни Монкс. Большая картинка бессмысленна. Сила за ста двадцатью миллионами долларов. Подумай об этом. Бесцельная сумма денег, тщетные амбиции, все это истощено бюрократией и вмешательством потусторонних сил. Кем бы он ни был, Карлштайн был лишь прикрытием. Мы лишь были юристами, слугами, какими и должны быть юристы. Но, несомненно, ты находишь это отвратительным.

— Да, это так, — сказал я. — Но мне нравится это гораздо больше, чем вывозить детей и женщин из Бомбея в качестве проституток и сексуальных рабынь. — Я достал из кармана статуэтку Ганеша. — Вы использовали это лишь ради своего блага, — сказал я. — Так же, как вы использовали все остальное.

Ганеш на школьной униформе нимфы, Ганеш на тетрадке начинающей проститутки у Бабы Мамы. Школа, которую одаривал клуб «Близнецов». И мой отец. И Джей Джей.

Макинтайр не моргнул и глазом.

— Лучше бы у тебя было побольше, чем просто цифры и идиотская статуэтка, Бордер.

У меня было. У меня была эпитафия человека, который больше не мог смотреть на себя в зеркало. Человека, который видел раскачивающиеся мачты по пути Via Dolorosa. Раскачивающиеся мачты в яхт-клубе Сиванака. Большой дом на холме. Половину дома по пути в ад.

— Есть школа, — сказал я, — которую финансирует клуб «Близнецов» и другие из вашего же круга. Есть бордель в Бомбее, перевалочный пункт, тренировочная площадка. И есть большой дом на Центральном острове. — Баронская версия острова Эллис, смертельный путь для нимф. — Место, где вы выставили напоказ Полу для удовольствия Карлштайна, а сами в качестве чаевых мастурбировали.

У Мэндипа искривилось лицо.

— Ложь и спекуляция, — сказал Макинтайр, подходя ко мне и взяв статуэтку Ганеша. Он посмотрел на него, погладил, а потом кинул его мне на колени. Вся боль отошла в сторону от невыносимой боли у меня в яйцах.

— Я не думаю, что Джей Джей стал жертвой спекуляции, когда убил себя, — сказал я, немного придя в себя. Осталась лишь небольшая боль, которая перешла в глухое поднывание. — Мне кажется, он осознал, что стал не больше чем горгульей, прикованной к фасаду вашего сатанинского собора. Вы с Карлштайном забрали у него практически все, и вот-вот собирались забрать все остальное. Может быть, он угрожал вам, сказал, что раскроет всем глаза на то, что творилось. И вы сказали ему: давай, вперед, сделай признание, посмотри, что произойдет, когда забитый нищий параноик столкнется с превосходным юристом и несколькими миллионами долларов. Поэтому он решил сделать такую приливную волну, что был шанс, что вы тоже в ней потонете.

— Это бред сумасшедшего, Бордер. Мозг Карлштайна был киселем к концу жизни и больше не был способен нормально мыслить, практически так же, как молоко на моем ковре.

Я проигнорировал его.

— А Эрни Монкс? — спросил я. — Вы, должно быть, соблазняли Эрни грязной морковкой много лет. Вы свели его с ума.

— Но он съел пару морковок.

— Я так не думаю. — Нет смысла вуалировать правду на исповеди перед смертью. Но жесточайшее преступление лежит в моей голове, моем сердце, как все еще не совершенное.

Я повернулся к Аскари:

— Что такое Хиджра?

Его лицо искривилось.

— Отвратительные существа. Мужчины, которые не мужчины. Мужчины, которые отрезают себе яйца. Они подонки.

Мужчины за стеклянной занавесью Бабы Мамы. Трансвеститы? Транссексуалы? Все не так просто.

Жгут вокруг гениталий Эрни, обритое тело, парик. Только через боль он стал Хиджрой, как сказал он. Но в конце боль стала невыносимой, и он убил себя. Он не мог защитить нимф, потому что не мог избавиться от желания обладать ими.

— Хиджра танцует во время рождения ребенка, — продолжал Аскари. — Во время свадеб, во время чего-нибудь благоприятного. Они требуют денег за похотливые танцы. Но они не шлюхи, они хуже их. Знаешь, когда они отрезают себе гениталии, они вставляют в дырку веревку, чтобы она не закрывалась. Чтобы они могли ходить в туалет. Они омерзительны. — Аскари перешел через комнату и наклонился надо мной. От него пахло лавандой и фиалками. Сладко и одновременно тошнотворно. — Они говорят, что ими руководят боги. Шива. Мать богов. Боги отрицают таких грязных последователей. Это стыд Индии. Их надо держать за закрытыми дверями.

Опять та дверь. За этой дверью не для нас.

— И как же Карлштайн удерживал вас за закрытой дверью клуба «Близнецов»? Как он это объяснял?

Аскари застонал.

Макинтайр встал за ним и отодвинул его в сторону кресла.

— Все в порядке, Сунил. Это не продлится долго. Потом ты сможешь пойти домой.

Макинтайр повернулся ко мне.

— А что ты знаешь о своем отце? — спросил он. — Ты думаешь, он не ел нашу морковку?

Видение лесной нимфы пронеслось по спальне дома в Хэмптон Корт.

В этот момент Мэндип поднял руку и тяжело задышал:

— Достаточно, Джим, — еле выговорил он.

— Что такое? — Казалось, Макинтайр был зол из-за слов Мэндипа. В конце концов, теперь он был президентом клуба «Близнецов», после смерти Карлштайна. Макинтайр держал молоток, а мелочь у его ног должна следовать его указаниям.

— Прости, Джим, — Мэндип положил руки на стол. — Синклер Бордер был другом. — Мэндип посмотрел на меня. — Он не прикасался к девочке в доме, Фин. — Ему не хватало воздуха. — Он пытался сказать тебе, объяснить все. Правда в том, что он пытался спасти ее.

Макинтайр был в бешенстве:

— Это неуместно, Чарльз.

— Может быть, — признался Мэндип. Он сел за стул в изнеможении. — Но это правда.

— Ради бога, Чарльз… — Первый раз я видел, как Макинтайр терял контроль. Он сделал глоток чая, чтобы подвести линию под спором. — Просто заткнись и больше ничего не говори, — зло сказал он. — Во всяком случае, Карлштайн мертв. И мы должны поблагодарить нашего Билли за то, что он освободил нас. — Он повернулся ко мне: — Вернемся к делам. Ты нам дал немаленький список требований. Теперь мне хочется знать, почему ты думаешь, что у нас возникнет желание заплатить больше десяти долларов, чтобы облагодетельствовать счета юристов и оставить все как есть?

— Там есть компьютер у вас на столе, — сказал я. — Войдите в Интернет. Если знаете, как это сделать.

— Вот урод, — пробормотал он. Но встал и обошел стол, согнав Мэндипа со стула.

— Поищите Кипджем.

Я подошел к монитору. Макинтайр был в Интернете. Шел поиск. Курсор напоминал песочные часы, вращающийся глобус. Антенна выходила в вечность — в сеть. Но ничего не показалось, кроме сообщения о том, что страница не найдена.

— Попробуйте Какаку.

Макинтайр сдвинул брови:

— Ты что, шутишь?

Спасибо, Пабло.

— Просто сделайте это, — прошипел я, уверенный, что Макинтайр чувствовал мою панику.

— Ты парень с ружьем.

Мне бы хотелось, чтобы все было именно так, но кобура была пуста. Я был пуст, так же, как и экран.

Какаку тоже не было.

Я увидел, что Макинтайр расслабился.

— Ну, и что теперь, Фин Бордер?

У Пабло что, не получилось запустить сайты? Он был таким уверенным. Если он запустил их, тогда где они были? Почему они не нашлись во время поиска?

В этом-то все и было. Их надо было регистрировать или нет? На Yahoo или где-нибудь еще.