Жертвоприношение

Примерно к пятидесятому дню большая часть мертвой плоти уже будет уничтожена насекомыми, труп высохнет, а масляная кислота придаст ему специфический сырный запах. Те части тела, которые соприкасались с землей, покроются плесенью. На смену личинкам придут жуки, которые вместе с сырными мухами завершат дело, уничтожив последние остатки влажной плоти.

Через год после смерти тело достигнет стадии сухого разложения, на которой от тела остаются только кости и волосы. Но, в конечном счете, волосы тоже будут уничтожены бактериями, и останется лишь скелет.

Это был один пример. С другой стороны, тело, замороженное в альпийских льдах, не подвергающееся воздействию солнечных лучей и не раздавленное движением глетчеров, может сохраняться в идеальном состоянии в течение сотен лет. А тело, помещенное летом в склеп в Новом, Орлеане, скорее всего, полностью разложится уже через три месяца.

В данном случае мы имели дело с торфом.

Стивен Ренни снова заговорил:

– Да, действительно, когда? Когда именно погибла эта женщина? Когда она была похоронена? Вопрос на миллион долларов, не правда ли?

Я услышала, как за моей спиной судорожно вздохнула Дана Таллок, и почувствовала невольную симпатию к детективу сержанту. Стивен Ренни слишком увлекся. Создавалось впечатление, что он получает удовольствие от собственных разглагольствований. Мне это претило, и сержанту, судя по всему, тоже.

– Очень интересный вопрос, потому что, когда мы имеем дело с торфом, о любых обычных законах разложения можно забыть. Если взять типичные торфяные болота – особенно такие, как на этих островах, – мы получим сочетание сразу нескольких факторов. Это и низкая температура, и отсутствие кислорода, который, как известно, необходим для жизнедеятельности большинства бактерий, и, наконец, антибиотические свойства органических материалов, таких как гуминовая кислота, которые содержатся в воде торфяных болот.

– Боюсь, что я не совсем поняла вас, мистер Ренни, – раздался голос сержанта Таллок. – Каким образом органические вещества могут замедлить процесс разложения?

Лицо Ренни расплылось в улыбке. Казалось, он ждал этого вопроса.

– Возьмем, например, сфагнум – торфяной мох. Когда гнилостные бактерии начинают выделять пищеварительные ферменты, сфагнум реагирует на это выделением своих ферментов, которые обездвиживают бактерии. В результате процесс разложения резко тормозится.

– Ты очень хорошо осведомлен, Стивен, – заметил Гиффорд.

Я готова была поклясться, что маленький патологоанатом аж вспыхнул от удовольствия.

– Видите ли, дело в том, что в свободное время я увлекаюсь археологией. Почти как Индиана Джонс. Это одна из причин, по которым я приехал сюда. На этих островах столько интересных археологических находок! Кроме того, я узнал много нового и интересного о свойствах торфяных болот. Конечно, мне пришлось прочитать массу специальной литературы, но теперь, когда где-то начинаются раскопки, я обязательно отправляюсь туда и предлагаю свои услуги.

Я украдкой взглянула на сержанта Таллок. Мне было интересно, как она отреагирует на сравнение тщедушного Стивена Ренни с Гаррисоном Фордом. Но на ее лице не было и следа улыбки.

– Уверен, что мисс Гамильтон поправит меня, если я ошибаюсь, – раздался голос инспектора Данна. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности. – Но мне кажется, что лак для ногтей используется женщинами уже почти сто лет. А значит, эта женщина могла пролежать в торфе десятки лет, не так ли?

Таллок бросила на своего босса быстрый взгляд. Судя по трем еле заметным морщинкам, появившимся на ее лбу, она была озадачена.

– Боюсь, что нет, – ответил Ренни, и я готова была поклясться, что вид у него при этом был извиняющийся. – Дело в том, что хотя мягкие ткани очень хорошо сохраняются в кислой среде торфяных болот, этого никак нельзя сказать о костях и зубах. Неорганические составляющие костей, такие как гидроксиапатиты, растворяются в гуминовой кислоте. Остаются лишь костные коллагены, которые постепенно съеживаются, что приводит к изменению первоначальной формы костей и деформации скелета. Не следует также забывать о ногтях, – продолжал он, взглянув на меня, – которые, хотя и сохраняются как таковые, но отделяются от тела. Я сделал анализ костных тканей и зубов и уверен, что в данном случае нет никаких признаков подобных процессов. Достаточно взглянуть на прекрасное состояние ногтей нашего трупа, чтобы смело утверждать, что тело этой женщины пролежало в земле не более десяти лет, а возможно, даже менее пяти.

– Похоже, мисс Гамильтон, вы все же будете подозреваемой в этом деле, – раздался за моей спиной насмешливый голос Гиффорда.

Я решила проигнорировать эту шутку и сделала вид, что ничего не слышала, но Ренни, судя по всему, воспринял слова моего босса всерьез. Испуганно подняв взгляд, он тут же снова опустил его.

– Нет-нет, что вы, я не имел в виду ничего подобного, – торопливо проговорил он, перебирая свои записи, и добавил: – Хочу обратить ваше внимание еще на один интересный факт. Когда мне сообщили о найденном теле, я быстро просмотрел всю информацию, которая есть в Интернете о деревне, где живет мисс Гамильтон. Треста, правильно?

Он явно ждал моего подтверждения, и я кивнула.

– Так вот, я хотел узнать, были ли еще какие-либо интересные находки в местных торфяных болотах. Оказалось, что их не было, но кое-что интересное я все же нашел.

Ренни сделал выразительную паузу, ожидая нетерпеливых расспросов с нашей стороны, но лично я не собиралась доставлять ему такого удовольствия.

– Так что ты там нашел? – спросил Гиффорд. Судя по тону, он начинал терять терпение.

– В январе две тысячи пятого года в этом районе был очень сильный шторм. Ураганный ветер вызвал необыкновенно высокие приливные волны. Береговые ограждения не выдержали, и в течение нескольких дней вся местность была залита водой. Деревню пришлось эвакуировать, но десятки голов скота все равно погибли.

Я кивнула. Когда мы с Дунканом приобретали дом, нам рассказывали об этом наводнении, но нас это не особенно обеспокоило, потому что подобное здесь случается раз в сто лет, а то и реже.

– И какое это имеет отношение к нашему делу? – поинтересовалась я.

– Если торфяное болото заливает вода, – пояснил Ренни, – оно теряет свои консервационные свойства. Причем не важно, морская это вода или дождевая. Мягкие ткани, плоть и внутренние органы начинают разлагаться. Тело быстро превращается в скелет. Если бы наш труп находился в торфянике, когда произошло это наводнение, он был бы в гораздо худшем состоянии.

– Два с половиной года… – задумчиво произнес Гиффорд. – Это значительно сужает временные рамки.

– Не забывайте, что данные предположения еще нуждаются в проверке и подтверждении, – вмешался Данн.

– О, конечно, конечно, – поспешил успокоить его Ренни и продолжил: – Я также исследовал содержимое желудка. Эта женщина ела за несколько часов до смерти. Помимо остатков мяса, сыра и хлеба из непросеянной муки, я нашел нечто такое, что было довольно нелегко идентифицировать.

Он снова сделал паузу, ожидая нашей реакции. И хотя на этот раз никто не заговорил, наше пристальное внимание было достаточно красноречивым.

– Это были клубничные зернышки. Самих ягод, конечно, не было, потому что они очень быстро перевариваются, но насчет зернышек я абсолютно уверен. А это значит, что смерть наступила в начале лета.

– Клубнику можно купить в любое время года, – заметила я.

– Конечно, – тотчас согласился Ренни. Он явно наслаждался производимым эффектом. – Но эти зернышки были очень маленькими. Почти вчетверо меньше обычных. А это значит…

Он замолк, глядя на меня. Я молчала. Наверное, у меня был глупый вид, но я действительно не догадывалась, на что он намекает.

– Это значит, – спокойно сказал Гиффорд, – что речь идет не о клубнике, а о землянике.

– Конечно, – радостно подхватил Ренни. – Эти маленькие ягодки растут повсюду на островах, но в течение очень короткого промежутка времени. Меньше месяца.