Жертвоприношение

Позднее, когда я узнаю Кенна Гиффорда получше, то пойму, что его мозг работает вдвое быстрее, чем у большинства людей. Он перескакивает с одной темы на другую с фантастической скоростью, подобно птичке, которая порхает от цветка к цветку. Поэтому непривычному человеку беседовать с ним довольно сложно. Со временем я привыкну к его необычной манере вести беседу, но в тот, первый раз, в моем тогдашнем взвинченном состоянии она показалась мне обескураживающей. В тот вечер я никак не могла расслабиться. Хотя, если подумать, я так никогда и не научилась расслабляться в присутствии Кенна.

– Я просто подумала, что у нас слишком мало женщин-гинекологов, – ответила я, сделав глоток вина. Бокал пустел слишком быстро.

– До обидного предсказуемый ответ. Ты же не собираешься сейчас распространяться на старую, избитую тему о том, что женщины-гинекологи относятся к пациенткам с большим пониманием и сочувствием, чем их коллеги-мужчины?

– Нет, я собиралась развить другую избитую тему. О том, что женщины менее высокомерны и не склонны со знанием дела рассуждать о вещах, в которых ни черта не понимают, хотя бы потому, что сами никогда не смогут испытать ничего подобного.

– Но ведь у тебя тоже никогда не было детей. Так чем же ты так сильно отличаешься от нас, мужчин?

Я собиралась сделать еще глоток вина, но заставила себя поставить бокал на стол.

– Ладно. Я попробую объяснить. На третьем курсе я прочитала книжку некоего то ли Тейлора, то ли Тайлера… Точно не помню, но он какая-то большая шишка в акушерском отделении одной из больниц Манчестера.

– Кажется, я понимаю, о ком ты говоришь. Ну и что же?

– В основном она состояла из дурацких рассуждений о том, что все проблемы, с которыми сталкиваются женщины во время беременности, вызваны их умственной ограниченностью и полной неспособностью позаботиться о себе.

Гиффорд улыбался.

– Понятно. Я сам как-то написал статью на аналогичную тему.

Сделав вид, что ничего не слышала, я продолжала:

– Но больше всего меня возмутило даже не это, а то, что он безапелляционно заявлял о необходимости мыть грудь до и после каждого кормления.

Теперь Гиффорд откровенно забавлялся. Откинувшись на спинку стула, он насмешливо посмотрел на меня и сказал:

– А ты полагаешь, что…

– Да вы, мужчины, хотя бы представляете себе, каково это – мыть грудь? – Краем глаза я заметила, что на нас начинают обращать внимание. Я понимала, что говорю слишком громко, но ничего не могла с собой поделать. – Новорожденных нужно кормить по десять раз в день, а то и чаще. И вот представь себе, что двадцать раз в сутки тебе нужно раздеваться до пояса, наклоняться над миской с теплой водой, намыливать грудь, скрежеща зубами, когда мыло попадает на растрескавшиеся соски, потом вытираться и одеваться снова. Причем все это рядом с орущим от голода младенцем. Да у этого придурка просто не все дома!

– Ясно. – Гиффорд обвел взглядом небольшое помещение паба. Несколько посетителей с интересом прислушивались к нашей беседе.

– И тогда я подумала о том, что каким бы прекрасным специалистом ни был этот человек, его и близко нельзя подпускать к ранимым, испытывающим послеродовой шок женщинам.

– Полностью с тобой согласен. Я обязательно исключу пункт о мытье груди из рекомендаций по уходу за новорожденными.

– Вот и хорошо, – выдохнула я, чувствуя, что невольно начинаю улыбаться.

Гиффорд наклонился ко мне.

– Все сотрудники, с которыми я разговаривал, очень высокого мнения о твоих профессиональных качествах, – сказал он, понизив голос.

– Я очень рада.

Для меня это действительно была приятная новость, хотя и довольно неожиданная.

– Как досадно, что тебе почти сразу же придется взять отпуск. Ведь ты только приступила к работе.

Я похолодела.

– Что ты хочешь этим сказать?

– После того как ты нашла этот труп, ты вряд ли сможешь работать с полной отдачей. Это кого угодно выбьет из колеи. Ты не хочешь несколько дней отдохнуть? Поехать навестить родителей, например?

Честно говоря, подобная мысль мне даже в голову не приходила.

– Не хочу. А что, это обязательно?

– Ты испытала сильный стресс. Конечно, ты прекрасно держишься, но это не может пройти бесследно. Тебе необходимо полностью сменить обстановку.

– Понятно. Сменю.

– Кроме того, если ты захочешь с кем-то обсудить случившееся, лучше это делать подальше от здешних мест. Честно говоря, лучше вообще этого не делать.

– Лучше для кого? – поинтересовалась я, начиная понимать истинную причину этого странного приглашения в паб для милой беседы.

Гиффорд снова откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Несколько секунд он оставался настолько неподвижным, что казался спящим. Наблюдая за ним, я еще раз обратила внимание на то, какой у него красивый рот. Хотелось протянуть руку и нежно провести пальцем по четко очерченному контуру губ.

Я вздрогнула от неожиданности, когда Гиффорд внезапно резко выпрямился на стуле, открыл глаза и оглянулся по сторонам. К тому времени посетители паба уже утратили к нам интерес, но он все равно понизил голос:

– Тора, сама подумай. Ты же видела тело. Это ведь не обычное убийство. Если ты хочешь убить человека, то просто перерезаешь ему горло или душишь подушкой. Ну, может быть, вышибаешь ему мозги из дробовика, если таковой имеется. Но ты не станешь никого убивать так, как убили эту несчастную. Я, конечно, не полицейский, но от этого дела за версту разит каким-то жутким культовым ритуалом.

– Культовым ритуалом? – переспросила я, вспоминая беседу с Даной Таллок и свои насмешливые замечания по поводу занятий магией и колдовством.

– Кто знает! Я не настолько хорошо разбираюсь в подобных вопросах, чтобы строить предположения. Ты помнишь, как несколько лет назад на Оркнейских островах разразился громкий скандал, связанный с похищением детей? Я кивнула.

– Смутно. Тогда что-то говорили о сатанизме или о чем-то в этом роде.

– Сатанизм! Чушь собачья! Не было найдено никаких следов ни жертвоприношений, ни даже просто жестокого обращения с детьми. Но факт остается фактом. На рассвете неизвестные вламывались в дома местных жителей и похищали маленьких детей. Ты хотя бы представляешь себе, как это потрясло жителей наших островов? Они до сих пор не могут об этом забыть. В подобных маленьких сообществах на отдаленных островах любые слухи приобретают гипертрофированные формы, и последствия, к которым приводит коллективная истерия, абсолютно непредсказуемы. Мне бы очень не хотелось, чтобы нам пришлось наблюдать их здесь.

Я поставила бокал на стол и холодно спросила:

– Неужели ты действительно считаешь, что единственное, о чем нужно сейчас беспокоиться, это сохранение спокойствия местных жителей?

Гиффорд наклонился ко мне. Его лицо было так близко, что я даже чувствовала исходивший от него запах алкоголя.

– Да, я так считаю, – сказал он. – И не наше дело, что произошло с той несчастной, которая сейчас находится на попечении доктора Ренни. Пускай этим занимается полиция. Это их дело. Энди Данн отнюдь не дурак, а сержант Таллок – вообще светлая голова. Уже много лет в нашей местной полиции не было такого профессионала. Мы же должны обеспечивать нормальную и бесперебойную работу больницы, а также делать все от нас зависящее, чтобы избежать паники.

Я смотрела на него и видела пробивающуюся на подбородке щетину. В основном она была светлой, но попадались также рыжие и седые волоски. Я подняла глаза. Гиффорд смотрел прямо на меня, и под его слишком пристальным взглядом я чувствовала себя крайне неуютно. Глаза у него были темно-зеленого, оливкового цвета.

– Я понимаю, что все происшедшее стало для тебя большим потрясением, но прошу как можно скорее об этом забыть. Сумеешь?

– Конечно, – ответила я просто потому, что он не оставлял мне выбора. В конце концов, Гиффорд был моим боссом, а его просьба звучала скорее как приказ. Но в глубине души я понимала, что выполнить этот приказ будет нелегко.