Нечего прощать [СИ]

— Какая жестокость, — сказала Клара, — пойдем, Надюша, — выберешь одну из двух комнат. Там правда минимум мебели, но разберемся.

Они удалились.

Тимофей первым взял слово:

— По моему тетя сегодня ляпнула вещь, о которой ей придется пожалеть.

— Но не выгонять же ее на улицу, — парировал Андрей.

— А я ей не верю! — сказал Антон.

— И я в этом тебя поддерживаю, — добавил Тимофей.

Рита сидела молча.

— Рита? — спросил Тимофей, — мы что–то не так сказали?

— Черт, — сказала она, — Надя моя подруга, сколько себя помню. Она… В общем она могла соврать. А могла и не соврать. У нее не всегда понятно.

— Здорово! — сказал Антон, — значит мы сами заложили нам домой бомбу?

— Погоди, — ответил Андрей, — пока что она ничего плохого не позволила себе в отношении семьи.

— Исключая фортель с мобильниками, — вспомнил Тимофей.

— Но она спасла Соню, — парировал Андрей.

— На самом деле, — заговорила быстро Рита, — она замешкалась, испугалась… В общем если бы она поторопилась, то ребенка бы Соня не лишилась.

— Рита! Это не вина! — ответил Андрей, — любой бы мог испугаться в такой ситуации.

— Тут я согласен с Андреем, — сказал Антон, — но я все равно пока осторожен в оценках.

В гостиную вошла Клара:

— Она выбрала дальнюю комнату. Там хоть телевизор есть.

— Думаю, что и шнур для Интернета туда тоже проложен, — сказал Тимофей, — так что и при связи она будет.

— Бедная девочка, — сказала Клара присев на диван и взяв оставленную чашку, — столько пережить.

Молодежь посмотрела на Клару с некоторым непониманием, но та этого не заметила.

Тем временем Надя сидела в не самой богатой комнате дома Гордеевых и ликовала про себя — теперь я попала в этот дом. Я достигла первого пункта своего плана. Теперь пора предпринимать решительные шаги к своей главной цели.

Андрей и Антон стелили кровать в комнате Антона — поскольку пилить к Андрею было уже слишком поздно. Завершив подготовку кровати Антон откинул на время стеклопакеты чтобы проветрить комнату, вооружился пульверизатором и стал с ожесточением прыскать на растения. Из компьютера неслышно лилась прекрасная баллада Марии Риты — «Встретившиеся и разминувшиеся». И Андрей и Антон очень любили джаз, но Андрей заметил, что Антон чем то раздражен и даже разозлен. Это не могло его не обеспокоить:

— Ты чего злишься, милый, — спросил его Андрей.

— Я все думаю про чертову аварию, — сказал Антон, — рулевое управление и отлетевшие колеса. Что это могло спровоцировать?

— Скорее всего подпилили сцепление, или рулевую колодку, а на колесах просто ослабили болты, — высказал предположение Андрей.

— Знаешь, — если это так, — ответил Антон, — то это вдвойне обидно.

— Но не забывай про камеры, о которых говорил тот инспектор. На них может быть что–то.

— Наверняка есть. Но Носов работает рядом, — сказал Антон с сомнением, — он мог проникнуть на сервер, подменить запись, или, что мне кажется совсем безумным — нанять кого–то, или переодеться до неузнаваемости. Если на камере будут переодетые клоуны — мы ничего не докажем. Он чист.

— Ты забыл одну деталь, — сказал Андрей расстегивая рубашку, — у нас все еще есть бумаги с его долгами. Мы его прихлопнем и все. И доказательств не надо.

— Мы не знаем пароля, — ответил Антон, — а без него мы как слепые котята.

— А если подобрать?

— Это мысль.

Андрей повесил рубашку на стул и стал расстегивать брюки:

— Солнышко, — сказал Антон, — а давай мы на твоей кровати попрыгаем немного, помнем ее, а ты поспишь со мной?

— А если нас кто–нибудь утром? — испугался Андрей.

— Ну ты сам посуди — весь дом на персене, они продрыхнут до десяти утра. Второе — есть тут хитрость, — Антон подошел к двери и закрыл ее на собачку, — и к нам никто не сунется даже если захочет.

— А снаружи открыть можно? — осторожно спросил Андрей.

— В принципе да, на кухне есть связка ключей. Только никто этим специально заниматься не будет. Они десять раз постучат, прежде чем открыть ключом. А мы с тобой все таки достаточно чутко спим.

Андрей все равно сомневался:

— Тош, это риск.

— Андрюш, милый, мне надоело что я должен прятаться — уже почти все в курсе, а мы прячемся. Ради чего? Я тебя очень прошу. Я так люблю тебя…

Антон обнял Андрея и прижался к его обнаженной груди:

— Я хочу просыпаться, ощущая твой аромат — он для меня самое святое. Я так люблю его, мое обоняние приходит в восторг от него. А на кончиках пальцев сохраняется он до следующего сближения.

— А говорил, что не романтик, — улыбнулся Андрей и ласково поцеловал Антона в губы, — что бы я без тебя делал, — сказал он и стал расстегивать пуговицы на его рубашке.

Антон погасил свет, они сняли брюки и забрались под одеяло в кровать Антона:

— Я хочу тебя попросить, милый, — сказал Антон.

— Да, — сказал Андрей.

— Сними мне их, пожалуйста…

Андрей развернулся, спустился к ногам Антона и осторожно, поглаживая и лаская пальцы и подошву, снял сначала правый, а потом левый носок, поцеловал каждый пальчик и вернулся к Антону:

— А теперь ты мне, — сказал Андрей и процедура повторилась.

— Я так люблю, когда ты к ним прикасаешься, — сказал нежно Антон и они слились в поцелуе.

— Мы будем спать, или сначала…

— Да, родной. Я хочу чтобы мы занялись любовью. Мы еще ни разу не делали этого в моей постели.

И снова их тела сплелись в непреодолимом экстазе сближения. Их глаза смотрели четко друг на друга, а тела сливались в бесконечном танце любви, который пульсировал и кружил вокруг них. Тени от движений падали небрежно на цветущую дипладению, а простыня, свисавшая с дивана легко покачивалась в такт их ритмичных движений.

В этой музыке любви все было гармонично и прекрасно, как в самой лучшей симфонии, самой полной, насыщенной и такой терпкой, что послевкусие перехлестывает все ощущения. Эти ноты возникали в воздухе как по команде. И из нот рождался бесценный танец тел, игравших на лучшем в мире музыкальном инструменте — на любви. Ноты перепрыгивали — одна с другой даря одну гармонию за другой.

Руки сплетались за спиной, ступни терлись одна о другую. Это был большой и счастливый праздник двух влюбленных сердец, которые продолжали открывать новейшие горизонты и идти верным маршрутом навстречу своему самому лучшему счастью. Такому желанному и вечному. Потому что любящие сердца скрепляются один раз — и навек…

Зина уверенным шагом шла от платформы в микрорайоне Мякуры к дому Носовых. Все это утро она пребывала в странном ощущении с того самого момента как проснулась. Что–то глубоко внутри ей подсказало, что день обещает быть самым лучшим, волшебным и полным открытий. Даже похмелье, которым, по логике вещей, Зина должна была очень сильно мучиться, не задело ее на сей раз — никакой головной боли и сушняка, хотя, как правило, все эти симптомы сбегались гурьбой к ней, стоило выпить чуть больше нормы. А зачастую и норму набирать не надо было — все само собой на нее падало и уносило, совершенно не спрашивая разрешения, или мнения самой Зины.

Как ни странно — при этом утро было достаточно мрачным — небо затянули серые облака и попугивали дождем, а легкий западный ветерок слегка теребил верхушки высоких елей, высаженных на бульваре по дороге от станции вглубь шестого микрорайона.

Зина оглядывалась по сторонам и упивалась этой красотой. Неспроста все это было, но она просто не замечала того, как все вокруг ей подсказывало, что ничего хорошего это не предвещает. Зина забила на все подсказки и пометки и шла прямо к обычному типовому дому, в котором, как ей казалось ждало счастье и радость.

Серые облака в окне увидела и проснувшаяся Катя, которая впервые за столько лет сна врозь ощутила рядом ставшую такой далекой лапу своего супруга, его короткие черные как смола волосы с частой проседью, его морщинистое лицо и широкий лоб. Она обернулась на бок и поняла, что так давно не смотрела на спящего мужа, когда его рот не штампует налево и направо различного калибра гадости и угрозы, которые не получают никакого воплощения. Вчерашняя автокатастрофа — фактически была первой озвученной Носовым угрозой, которую он исполнил. Причем впервые эта самая угроза была сказана, страшно сказать, около двадцати лет назад