Зов издалека

— С байкерскими бандами. Она была, если можно так сказать, пассивным членом организации. Ее парень работал автомехаником… тоже, так сказать, пассивный член. Но это все иллюзии… В банде нет и не может быть пассивного членства. Видимо, ей об этом и напомнили таким способом… Но убил ее скорее всего не он. Он покончил с собой.

— Другие подозреваемые?

— Я же сказал — ничего, что можно было бы представить в суд. Парень перед самоубийством написал записку и признался в убийстве своей девушки, но нам не удалось стопроцентно подтвердить, что записку написал именно он. Ты же знаешь, как это бывает. Куча возни, и все для того, чтобы доказать — да, признание соответствует истине. Или не соответствует.

Бендруп задумался — очевидно, над абсурдностью полицейской работы.

— Ты говорил про еще одно убийство.

— Разве? А, да… Фру Бертельсен. Ушла из недорогого постоялого двора и исчезла. Через восемь месяцев чей-то пес выкопал останки на пустыре недалеко от гавани. Никаких личных вещей. Мало того — и одежды никакой. Совершенно голая. Хотя… через восемь месяцев от ее наготы мало что осталось. У нас было заявление об исчезновении человека. И мы проверили зубные карты. Это оказалась она, фру Бертельсен. Дальше этого не сдвинулись ни на шаг.

Оставалось только одно. Он уже позвонил в контору «SeaCat» и заказал билет на редкий по случаю осени паром. Тот отходил в 15.15. Он еще с утра расплатился за номер, отнес чемодан в машину и перегнал ее на полицейскую парковку, прямо напротив гнезда анонимных алкоголиков. Было начало первого. Он встал и пошел по коридору. Дверь в кабинет Микаэлы Польсен оказалась открыта. Она согнулась над столом. Волосы сегодня распущены. Винтер постучал, не переступая порог. Она подняла глаза и помахала ему.

— Я уезжаю.

— Понятно. Что-нибудь новенькое там, дома?

— Может быть… Водитель автобуса видел девчушку. Тоже возможно… И мне не терпится перечитать все материалы. С точки зрения новых данных…

— Да, ты говорил…

— Думаю, скоро опять увидимся. Или услышимся.

— Надеюсь, — сказала она. — Я не оставила надежды уговорить Беате Мёллер со мной встретиться. И обязательно поговорю с судьей насчет дачи в Блокхусе. И с новым хозяином… только не сразу. — Она тряхнула головой. — Надо сначала разобраться с этим супчиком.

— С каким супчиком?

— С каким супчиком? Почти в буквальном смысле: восемь тысяч литров контрабандного спирта. Нашли на ферме на полпути к Фредериксхавну. Восемь тысяч литров! Неплохой супчик, а?

— И владелец неизвестен?

— Так что теперь ты понимаешь, как мы тут живем. Контрабанда наркотиков и в первую очередь спирта — дежурное блюдо в нашем маленьком Ольборге. Контрабандисты везут его и в Швецию. Но главным образом — в Норвегию.

— Ну слава Богу, не только нам счастье, — улыбнулся Винтер, помахал на прощание рукой и в последний раз прошел по длинному коридору отдела уголовного розыска. Сорок четыре следователя, подразделения мошенничества и наркотиков. Микаэла, склонившаяся над своим «супчиком». Воровство, взломы, изнасилования… Страна другая, а преступность та же.

В кабинете с вывеской «Архив микрофильмов» на первом этаже он был один. Сунул рулончик пленки в аппарат и встал, чтобы открыть окно — здесь давно не проветривали. Прямо перед носом оказался пешеходный переход. Красный человечек на светофоре. Он долго разбирался, как открывается окно. Зеленый человечек так и не появился.

Он читал городскую газету Ольборга. Новость об ограблении банка занимала почти всю первую страницу. БАНДИТ ЗАСТРЕЛИЛ ПОЛИЦЕЙСКОГО. В подзаголовках сообщалось о других убитых.

Репортаж занимал две полные страницы. Поскольку драма разыгралась вечером, в прессе было больше фактов и меньше, чем обычно, домыслов и откровенного вранья. Бендруп на пресс-конференции — фото. Винтер не мог удержаться от улыбки — длинноволосый молодой Бендруп с экзотическими бакенбардами. И не он один — чуть не все мужчины на фотографиях, сделанных 3 октября 1972 года, носили причудливые бакенбарды.

На пресс-конференции Бендруп размашисто врал, но там, где необходимо, говорил правду. «Последний козырь береги до конца», — сказал он Винтеру утром.

В этом случае им точно удалось приберечь последний козырь. Вопрос в том, был ли он вообще.

Газетные статьи подчеркивали сумятицу и растерянность, царившие в первые часы после ограбления. Скорее всего репортеры не преувеличивали. Фотографии убитого полицейского, убитого грабителя… «В Дании у прессы другая этика. Или все то же самое? Нет, мы в Швеции все же поосторожнее… Надо будет спросить у Бюлова при случае».

Винтер читал довольно долго, но ничего, способного добавить хоть что-то к уже и без того известным ему фактам, не нашел и перестал крутить ручку диаскопа. От мелькания страниц справа налево слегка затошнило. Причиной тому мог быть, конечно, и застоявшийся воздух в проекторной, но скорее всего именно это мелькание — так бывает, когда сидишь в машине и долго смотришь в боковое стекло, а за окном мелькают, сменяя друг друга, картины окружающего пейзажа.

Он встал и подошел к окну. На светофоре по-прежнему горел красный человечек. Скорее всего этим переходом никто никогда не пользовался — по каким-то причинам он показался городским пешеходам неудобным.

Винтер вернулся к диапроектору и начал медленно просматривать пленки. Как все происходило в те дни? Когда Бригитта и Хелена были еще здесь… Читала ли Бригитта то, что он читает сейчас? Или ее к тому времени уже не было в живых? Он зачем-то пробежал глазами статью, в которой подробно рассказывалось, как все сотрудники газеты в ответ на какое-то предложение сказали «да», а писатель Лейф Пандуро сказал «нет». И опять криминальная хроника… Сейчас стало получше, решил Винтер. Кто-то грабивший автомобилистов на дорогах получил пять лет. Бандит ранил вахтера. Винтер вспомнил рассказы датчан о грабежах, совершенных бандами байкеров.

Машина времени… В 1972 году Дания была крупнейшим в мире экспортером пива. Рисунок: некий футуролог изобразил Ольборг в далеком будущем — в 1990 году. Метрополитен, монорельс, вертолеты как коллективный транспорт. Винтер позавидовал тогдашней вере в светлое будущее. Ему было двенадцать лет, он играл на детской площадке в Хагене.

Сенат осудил бомбежки в Северном Вьетнаме. В 19.50 — шведский стол в «Факеле». Придорожные грядки и клумбы подготовлены к зиме. Блондинка с голой грудью сидит на капоте двенадцатицилиндрового «ягуара» на автомобильной выставке в Париже. И сейчас все то же… семидесятые продолжаются.

Тренер англичан Альф Рэмси не отказался от старых звезд перед отборочными матчами к чемпионату мира. Фотография Бобби Мура. Но тут же и молодежь — Рэй Клеменс и двадцатилетний Кевин Киган с бакенбардами еще почище, чем у Бендрупа.

Пол и Линда Маккартни открыли зоопарк. Студенческие выступления подавлены.

Его затошнило опять, на этот раз сильнее. Он посмотрел на часы — пора закругляться. И начал быстро крутить ролик, отмечая только названия статей и не вникая в содержание. Стоп… в заголовке мелькнул Блокхус. Винтер остановил пленку. Ага… вот оно: в Блокхусе строится большой отель. Он его видел вчера на пустынной площади. На фотографии отеля еще нет, но место он узнал. Корреспондент, должно быть, побывал там в это же время: то же ощущение межсезонья, на снимке ни единой живой души.

И еще одна статейка о Блокхусе — землемерные работы. Нарезают дачные участки по направлению к морю. Картина показалась ему знакомой. Он вгляделся повнимательнее и замер. На фотографии было видно семь или восемь домов на улице Йенс Берентвей. Названия улицы в статье не было, но Винтер узнал третий дом справа. Серая, в пятнах штукатурка, лачуга, а не дом. Снимок мог быть сделан когда угодно в течение этих двадцати пяти лет, но… У него заболела голова. Рядом с лачугой стоит машина, а у дверей маячат две фигуры. То ли вышли из дома, то ли собираются войти. Расстояние метров пятьдесят, черты различить невозможно, но одно совершенно ясно: это взрослый человек и ребенок.