Бешеные псы

— Адскую жарищу? В метро? — прервала его Кэри.

— Не бери в голову, он справился, просто друзья ему немного помогли.

— Конечно, я сходил с ума от самых обычных вещей, — сказал Зейн, вглядываясь в происходящее за окном. — Родители погибли в автокатастрофе. После выброски с самолета повис на дереве и собственными глазами видел, как погиб человек, которого я ценил больше всего на свете. И все из-за моей блестящей идеи. Я поджаривался там, как в аду, который обещали мне монашки. Сам копал себе могилу по приказу какого-то придурка. Нервы вконец расшатались от непрерывных бомбежек. Страх и боль так допекли меня, что я поседел. Меня вымазали в героине, упаковали, как обезьяну, и вынесли из джунглей. От всего этого у меня потихоньку поехала крыша, но что ж: у каждого свое бремя.

На Джорджия-авеню загудел грузовик.

— От чего я действительно сходил с ума, так это от того, что до мозга костей верил, что мне придется нести это бремя вечно. Я противился всему, цепляясь за эту неподъемную ношу. Главное, считал я, нести свое бремя, несмотря ни на что, и никогда, никогда не ныть. И еще кое-что.

— Что кое-что? — спросила Кэри.

— Если бросишь свою ношу, останешься ни с чем. — Зейн пристально смотрел в окно порномагазина. — Некоторым нужно быть ничем. Помнится, я умирал от жары в подземке, когда Вик, Рассел и еще какие-то незнакомые люди повернули все так, чтобы я окончательно не свихнулся. Окончательно свихнуться — еще один способ цепляться за свое бремя. Но они этому помешали. Так я освободился, а когда снова смог дышать, все еще продолжал зависеть от того, что произошло в подземке. И ни от моих слез, ни от того, что я стал свободен, вселенная не рухнула. Так что хоть я и оставался там же… но уже другой. После того, что случилось с доктором Ф., я ощущал себя ничтожеством, — продолжал Зейн. В окне отразилась его невеселая улыбка. — Иногда я держался с ним грубовато, но доктор Ф. был самым счастливым пенни за всю мою жизнь.

Зейн быстро взглянул в бинокль на «Почту для вас!». Потом положил бинокль на подоконник и обернулся к Кэри.

— А что насчет тебя?

— Я не псих.

— Так ты радуешься или горюешь, когда твой психованный почтовый ящик пустой?

— Это к делу не относится, — отрезала Кэри. — Вместо того чтобы взять в оборот свою миссию, моя миссия взяла в оборот меня. Не важно, псих я или нет, но с головой у меня не все в порядке.

— Не знаю, как там насчет головы, — сказал Зейн, — но у тебя с ней порядок. Ты имеешь дело с тем, что реально, а не с тем, на что только надеешься, чего ожидаешь, что может произойти. Я бы сказал, это делает тебя звездой.

Кэри воззрилась на него.

— Но знаешь ли ты, что важно в данную минуту? — спросил Зейн.

Кэри покачала головой.

— Психи мы или нет, но есть-то надо.

Я понял, что мне предоставляется шанс.

— Неподалеку есть вьетнамский ресторанчик.

— Тут везде сплошной Сайгон. Пожалуй, имеет смысл мне сходить за обедом.

Зейн передал мне бинокль и уточнил у Кэри:

— Тебе чего-нибудь особенного?

— Погорячее и побольше.

Когда внизу затрезвонил звонок, означая, что Зейн вышел, Кэри спросила:

— Он что, всегда такой был?

— Да. Нет.

Она пересела на его стул. Мы оба уставились в грязное окно. Одни.

— Ну… — Я обвел рукой хаос, окружающий нас на втором этаже нашего порнодворца, машины, которые неслись по улице внизу, закатное кровоточащее небо. — Как тебе это все?

— Что ж… В незапамятные времена я и помыслить не могла, что окажусь в подобном месте.

— А кто мог? — сказал я. — Американцы обычно употребляют выражение «в незапамятные времена», когда речь идет о средней школе. Для остального мира «те времена» фиксируют время, когда у них было что поесть или не было. А для тебя это что значит?

— Вчера. И забудь про среднюю школу. — Кэри покачала головой. — Средняя школа — это колыбель Америки. Мы всегда верим, что можем переродиться в кого-то другого: умнее, красивее, богаче, более властного, сильного. В остальном мире люди борются за то, чтобы быть лучше и жить в безопасности, оставаясь собой. Вот почему незапамятные времена для нас — это наше отроческое изумление перед миром. Мы думаем, что у нас еще есть время вырасти и стать кем-то другим.

— Какой ты хочешь быть, когда вырастешь? — спросил я.

— Живой. — Кэри опустила бинокль. Отвела взгляд от окна. — Все там.

— Значит, здесь совсем не так, как представлялось тебе там?

— Пойми меня правильно, — ответила Кэри. — В те годы мечталось о многом, так многого недоставало. Хотелось отправиться в какую-нибудь необычную поездку. Сделать что-нибудь, выходящее за рамки обыкновенной жизни. Сделать что-то, чего никто бы от меня не ждал.

Она рассмеялась.

— И что же? Теперь я рискую задницей, защищая «обыкновенную жизнь». А «необычное»? Сидеть взаперти над порнушным магазинчиком с парой маньяков?

Кэри положила бинокль на подоконник.

— Вся штука в том, что эта «обыкновенная жизнь», в конце концов, имеет смысл. — Она криво улыбнулась. — А я? Просто девчонка с игрушечным пистолетом.

— Где ты выросла?

— Так, потом ты захочешь узнать мой знак по гороскопу. Может, звезды привели меня сюда?

— В предместьях? В мегаполисе? Городишке? На ферме?

— А, это называется «настойчивость». Притупить внимание пленницы, обсуждая с ней подробности ее жизни.

Рискни по-крупному.

— Если хочешь уйти… иди.

Кэри продолжала сидеть не моргнув глазом. Я тоже.

— Не-а, — сказала она. — Потом буду жалеть, что обед пропустила.

Мы оба посмотрели через улицу на ярко светившиеся огни «Почты для вас!».

— В Айове, — буркнула Кэри.

Сердце тяжело ворочалось у меня в груди.

— Ты замужем?

— Мог бы и не спрашивать.

— Но у тебя есть?.. Есть кто-нибудь?

— Кого-нибудь всегда можно найти, — ответила Кэри, тряхнув своей белокурой головкой. — Нет никого.

— А я?

— Удивил.

— Вот чего нам не хватает в нашей шпионской жизни, — сказал я. — Хоть одного шанса найти «кого-то», а не просто «кого-нибудь».

— Всегда кажется, что время еще есть, — сказала Кэри. — Даже зная то, что мы оба с тобой знаем о времени. За одиннадцать секунд я могу убить человека… это в рукопашной. Дай мне патроны и не беспокойся: я не промахнусь, если я его увижу, он мой.

— Мы все в миллиметре от последней пули, — ответил я. — Возьми хотя бы меня.

— Не рассчитывай, что я не думаю об этом. Мы все об этом думаем. Но когда мы слышим о таких провалах, как в той… то говорим, что, значит, время пришло.

— Времена меняются.

— И перемалывают людей, как жернова.

— Я еще поборюсь.

— Это точно, — сказала Кэри. — А я действительно старалась поймать тебя. Изо всех сил.

— В следующий раз больше повезет.

Кэри моргнула.

— Любишь поэзию?

— Никогда об этом не думала.

— Значит, тебе повезло. Тебе предстоит еще многое узнать и… и…

Что, что случилось?

— Виктор! Вик!

Я видел, как Кэри наклоняется вправо передо мной, а у меня нет сил встать с жесткого стула; за окном темнеет, но она наклоняется все ближе, привстает…

— Вик! Ты… вырубился.

— Ничего, очухаюсь. Бывает.

— Пока. Давно ты и твои ребята не получаете лекарств?

— Рассел сказал бы, что совсем недавно. Не переживай. Мы справимся.

— Даже Эрик и Хейли?

— Они взаимодополняют друг друга.

— Ты хочешь сказать, что у них дружба?

— Видишь? А говорила, что не разбираешься в поэзии!

Кэри бросила взгляд за окно.

— Какая-то непонятная полицейская машина припарковалась перед нами.

Мы пригнулись и стали изучать стоянку внизу.

Лысеющий мужчина в дешевом сером костюме захлопнул водительскую дверцу «краун виктории» с двумя радиоантеннами на багажнике. Оглянулся, словно чтобы удостовериться, что за ним никто не следит. Коп в дешевом сером костюме пошел в направлении «КОЙОТОВ» и скрылся из поля нашего зрения.

Сердитый звонок сообщил нам, что дверь открылась.