Волк Среди Овец

– Можно ли сказать, что дети часто с недоверием воспринимают взрослых, доктор?

– Я такого не наблюдала, – сказала она.

Меня не удовлетворила расплывчатость ответа.

Дженет отмела сомнения и продолжила более уверенно:

– Дети обычно приравнивают всех взрослых к родителям. Они хотят быть на них похожими в буквальном и переносном смысле. Когда малыш напуган или обижен, он инстинктивно кидается за защитой к взрослому. Так он поступает всегда, пока кто-то не злоупотребит его доверием.

– Что сбивает ребенка с толку?

– Рушится незыблемость его внутреннего мира, – подытожила Дженет.

– Обжегшись однажды, ребенок уже не знает, кому можно доверять?

– Да, точно. Ему не к кому обратиться.

Я покончил с вопросами. Элиот не возражал тоже. Было около шести, присяжные устали. Я удивился, когда Дженет отпустили и судья Хернандес вопросительно уставился на меня. Я наклонился к Бекки.

– Я что-то не так сделал?

Она показала мне свою копию обвинения, где подчеркнула все детали преступления, которые мы осветили в ходе свидетельских показаний. Оставалось надеяться, что мы сумели убедить присяжных.

Меня угнетала неизвестность и не позволяла сказать то, что я собирался.

– Обвинение закончено, ваша честь.

Судья коротко кивнул, повернувшись к Элиоту.

– Вы будете готовы начать утром, мистер Куинн? У вас есть свидетели?

– Есть, ваша честь. Мы будет готовы.

– Теперь я могу всех отпустить… – Судья Хернандес проинструктировал присяжных, прежде чем дать им уйти.

– Вот черт, – сказал я.

Бекки показала глазами на Элиота.

– Мне надо извиниться перед доктором, – добавил я.

Дженет не успела покинуть зал. Я подбодрил ее парой фраз и похлопал по руке. Репортеры, ожидавшие сенсаций, быстро ретировались, услышав мои нарочито громкие разглагольствования: "Этот парень еще пожалеет, что взбудоражил наш округ, клянусь!" И мы двинулись к выходу. Бекки, доктор и я.

– Прости, – сказал я Дженет на лестнице. – Я был обязан первым спросить тебя насчет медицинского заключения. Мне следовало получше тебя подготовить к его нападкам.

– Эй, – просто ответила она. – Я же говорила тебе, что это для меня не в новинку. Я и не ждала, что легко отделаюсь.

– Ну и хорошо. Легко сейчас говорить о перекрестном допросе, но я видел, как ее бросало в пот во время суда. Я обнял ее, и она дотронулась до моей руки. Мимолетно. Поднимаясь по лестнице, мы были игроками одной команды.

Войдя в кабинет, я обратился к Бекки.

– Он что-то пронюхал. – Я говорил об Элиоте. Бекки не надо было отвечать. – Но что? – добавил я.

– Что он может вызнать? – переспросила Бекки.

– О чем вы? – не поняла Дженет.

– Томми однажды отступился от своего рассказа в моем присутствии, сказал я, – кому еще он мог открыться?

Бекки пожала плечами.

– Может, родителям? Учителю или кому-то в интернате?

Я обратился к Дженет:

– Томми никогда не говорил тебе, что его обидчик кто-то другой, не Остин?

Дженет покачала головой.

– Клянусь, – улыбнулась она довольно иронично.

– Он блефует, – предположила Бекки. – Он стремится зародить у присяжных подозрения.

– Возможно, – сказал я. – Но это слабое утешение.

Элиот мастерски владел этой тактикой, в наших кругах подобное приветствовалось: посеять сомнение в показаниях свидетеля, но я бы очень удивился, если бы Элиот не имел на руках хотя бы каких-то доказательств. Он ведь об этом намекнул, когда убеждал меня, что Остин не виновен. Он был не промах.

– Нам ничего не остается, как только ждать, – покорно вздохнула Бекки, но ее хитрющая физиономия выражала совсем иное.

Она явно сейчас ринется за доказательствами. Я думаю, Бекки, будучи прекрасным юристом, блестящим прокурором, сожалела о своей неприметной роли на этом процессе. Но я не мог выпустить нити обвинения из своих рук. От этого дела зависела моя судьба.

– Как держался Томми? – спросила Дженет, она появилась в зале только в момент дачи показаний.

– Сносно. – Я не стал распространяться.

Бекки возразила мне.

– Чего уж там! Он так нерешительно прошел к месту свидетеля, что я решила: толку не будет.

– Ты тоже так подумала? – с облегчением сказал я, а Дженет спросила:

– В каком смысле?

– Марк переломил ситуацию, – восхищенно произнесла моя помощница. – Он заставил Томми вновь прочувствовать случившееся, мальчик вспомнил свой страх двухлетней давности и поэтому не скомкал свои показания. Он поначалу говорил, как сторонний свидетель, но потом разрыдался, и все увидели в нем несчастного маленького мальчика.

Дженет с сомнением выслушала Бекки.

– Надеюсь, это не выглядело нарочито, – сказал я.

– Я поверила ему, – убедила меня Бекки.

– Трудно сказать, как оценили показания Томми присяжные. Иногда в своих вердиктах они опирались на такие несуразные детали, о которых мы и понятия не имели.

– Мы не намеревались вызывать вас сегодня, – сказала Бекки Дженет. Потребовалось объяснить долгое молчание Томми. Элиот сегодня постарался! Бекки повернулась ко мне. – Ты ведь не предполагал, что доктор Маклэрен станет гвоздем программы?

Обе леди посмотрели на меня, как будто ожидая от меня пророчеств.

– Да, – подтвердил я. – Дженет была крепкой поддержкой Томми. Позволь доктор Маклэрен сбить себя с толку, Томми остался бы в одиночестве.

– Но он не стал слушать Томми, – сказала Бекки.

Да. Элиот ловко увернулся от капкана, который я ему расставил. Старый лис учуял подвох.

Дженет удивленно перевела взгляд с Бекки на меня. Затем она обратилась ко мне.

– Я тебе сегодня еще понадоблюсь, как ты думаешь? Мы могли бы пойти перекусить…

Бекки уставилась на нас.

– Я тебе позвоню, – сказал я Дженет. – Мне надо кое-куда заглянуть.

Я оставил их в недоумении.

Было поздновато для визита, но удивленные хозяева впустили меня. Они накинулись на меня с вопросами, чтобы избежать пресс-конференции. Я поспешил через элегантную прихожую в гостиную, выдержанную в белых тонах.

– Можно? – спросил я, они не препятствовали.

Миссис Олгрен взяла мужа за руку, он взглянул на нее удивленно, а я направился в комнату Томми.

Сквозь жалюзи от окна с кровати пробивалась прерывистая полоска света. Даже в темноте я понял, что Томми не спит. Он ждал меня. Я остановился посреди комнаты.

– Я пришел, чтобы сказать, ты держался сегодня молодцом.

Я видел в полумраке, как он замотал головой в знак несогласия.

– Нет, правда, – сказал я. Я нащупал спинку стула, что стоял у стола, и присел рядом с узкой кроватью, на которой сжался в комок Томми. Казалось, под одеялом лежит нечто бесформенное. Похоже, я не мог его переубедить.

– Простите, – прошептал он.

– Тебе не за что извиняться.

– Я не хотел… – сказал Томми.

– Это не твоя вина, – успокоил его я.

Поверх одеяла белела его рука, я прикрыл ее своей ладонью. Он вздрогнул.

– Это Остин попросил тебя?

Томми кивнул.

– Он звонил мне.

– Когда с тобой был мой сотрудник?

Он снова кивнул.

– Я обманул его, сказал, что звонил приятель.

Остин сумел с помощью самого Томми подобраться к нему.

– Не волнуйся, – подбодрил я.

Голос Томми прерывался.

– Он сказал мне, что его бросят в тюрьму и как ему там будет плохо.

– Остин заслужил наказание. Ты был слишком мал, Томми, ты не виноват. Он занимался этим давно. Пострадали другие дети. Мы должны остановить его.

Томми молчал. Сколько времени мальчик лежал в темноте, ожидая моего прихода, и сколько еще бессонных ночей ожидает его. Я снова сжал его руку.

– Он не посмеет больше приблизиться к тебе, – пообещал я.

Томми заплакал. И кто знает, то ли от облегчения, то ли от мысли, что навсегда потерял Остина.

Я обнял его, он потянулся ко мне. Во мне вспыхнуло то давнее чувство ответственности, когда у меня в руках были судьбы моих детей. Я крепко прижал его к груди, это мое объятие должно было остаться в памяти Томми надолго, на всю жизнь.