Милый Каин

Если к нему приставали с расспросами или упреками по поводу упорного молчания в ответ на присланные сообщения, то Хулио просил списать это на его личную навязчивую идею или очаровательную особенность характера. Тем не менее на этот раз он все же соизволил отправить Инес короткий ответ: «ОК, приду». В силу отсутствия практики отправка сообщения заняла у него не меньше пяти минут — так тяжело ему дался набор коротенького текста на крохотной телефонной клавиатуре.

С Инес же он хотел встретиться хотя бы для того, чтобы поговорить с человеком, понимающим его. В последнее время он чувствовал себя все более одиноким. Внутренние сомнения и профессиональные неудачи вконец загнали его в царство мрачных мыслей и унылого настроения.

Войдя в клуб, он увидел Инес, ни много ни мало флиртующую с каким-то мужчиной. Во всяком случае, Хулио так показалось. Глаза Инес сверкали, она загадочно улыбалась. Омедас не пришел в восторг при виде этой картины. Он уже собрался было развернуться и уйти, но она заметила его и окликнула. Потом Инес представила мужчин друг другу:

— Луис, мой друг и завсегдатай этого клуба. Хулио, мой начальник.

Омедас выразил свое несогласие с такой оценкой собственной персоны и сказал, что расценивает себя не как начальника, а как коллегу Инес. Та с довольным видом улыбалась. Этот мини-спектакль разыгрывался ими уже не впервые, практически всякий раз, когда им вдвоем приходилось представляться каким-либо новым знакомым.

Луис не черепашился. Парень он был приятный, высокий, с красивым густым голосом. Его единственным недостатком, в чем очень быстро убедился Хулио, были глубочайшие познания в области джаза. Он, например, наперечет знал всех исполнителей каждой из этих дурацких композиций, которые сменяли в клубе одна другую. Разговор зашел о джазе, и Хулио почувствовал себя не в своей тарелке. Стоило беседе выйти за узкий круг пяти-шести классиков, знакомых ему, — Дюка, Джанго, Паркера, Коулмена… — и он совершенно терял почву под ногами, понятия не имел, о чем и о ком шла речь.

На Инес была блузка с большим вырезом, облегающая юбка, чулки. К немалому удивлению Хулио, она даже подвела помадой губы. Некоторое время Омедас вполуха слушал разговор, а сам при этом поглядывал вокруг, наблюдая за окружающими. Особый интерес на этот раз у него вызвал здоровенный диджей, который в минуты покоя, сменив одну пластинку на другую, не то пританцовывал, не то переминался с ноги на ногу в тесной будке, в которой едва-едва помещался.

Хулио не без грусти признался себе, что в присутствии других мужчин Инес вела себя куда более раскованно и явно чувствовала себя легче, чем с ним наедине. Луис перечислял какие-то джазовые композиции, часть из которых была ей знакома. Комментарии Инес состояли сплошь из эпитетов в превосходной степени. «Гениально», «потрясающе», «невероятно»…

Через некоторое время Хулио стало скучно. Он испытал даже что-то вроде досады.

«Разве можно так вести себя в присутствии человека, которому нет дела до ваших восторгов по поводу гениальных джазовых музыкантов?»

Разговор зашел о ближайшем фестивале в Доности, [17]о музыкантах, уже приглашенных участвовать в программе, и о тех, кого среди участников определенно не будет. Тут Хулио вдруг понял, что эти двое действовали заодно. Весь этот спектакль разыгрывался специально, чтобы поскорее избавиться от его присутствия. Это открытие, естественно, не могло порадовать Омедаса и улучшить ему настроение.

Он уже собрался было уйти под каким-нибудь благовидным предлогом, но неожиданно ситуация изменилась. В клуб вошла целая компания старых знакомых Луиса. Среди них была и девушка, которая явно имела определенное право подойти к нему, обнять за талию и что-то прошептать на ухо. Судя по всему, это была не просто давняя хорошая знакомая, а подруга. Луис быстро свернул разговор с Инес и сообщил ей на прощание, что они еще увидятся.

Хулио, по правде говоря, не понял, что этот тип имел в виду. Они встретятся когда-нибудь, при случае, например на фестивале в Доности, или же чуть позже здесь, в этом же клубе, за другим столиком?.. Как бы то ни было, они с Инес остались одни. Хулио с удовольствием поддержал бы разговор, начатый раньше, и порадовал бы собеседницу обсуждением джазовой музыки, но предпочел не выставлять себя на посмешище и не стал пытаться с умным видом рассуждать о том, о чем не имел ни малейшего понятия. Говорить же о работе в этой обстановке было и вовсе глупо.

Некоторое время они сидели молча, явно не зная, что сказать друг другу.

— Удивил ты меня сегодня, — наконец сказала она с явными нотками упрека. — Я имею в виду эсэмэску.

Омедас вытащил из кармана свой телефон, такой древний и потертый, что Инес не могла сдержать улыбку, когда посмотрела на это чудо антикварной техники, и открыл меню входящих эсэмэсок, где обнаружилось, наверное, с полтора десятка сообщений от Инес, ни на одно из которых, за исключением последнего, он не ответил. Впрочем, большая часть ее сообщений была прислана ему давно, в тот период, когда они только-только познакомились, то есть почти два года назад.

— Смотри, я не стираю только те, что от тебя, — сказал психолог и продемонстрировал собеседнице столбик сообщений, помеченных ее именем. — Они мне нравятся, и я их сохраняю.

— Он, видите ли, держит их в телефоне, а ответить ему, понимаете ли, лень. Должна заметить, странная у тебя привычка.

Хулио только развел руками и виновато, почти по-детски улыбнулся. При этом он успел много о чем подумать, но решил не излагать свои мысли вслух. Вместо этого Омедас просто зачитал Инес одно из первых ее сообщений: «Сегодня вспоминала о тебе. Сама не знаю почему. Скучаю. Мне тебя не хватает». Она выхватила телефон у него из рук и с ужасом убедилась в том, что Хулио не шутил. Эти слова действительно были написаны ею почти год назад.

Она попыталась было стереть все эти тексты, но Хулио тотчас же вырвал телефон из ее рук и убрал в карман.

— Это мои сообщения.

— А вот и нет. Они мои, — запротестовала Инес. — Мне не нравится, когда ты используешь их, чтобы прикалываться надо мной. По-моему, это нечестно.

Хулио еще больше погрустнел. Он понимал, что сейчас ему вряд ли удастся убедить Инес в том, что он вовсе не хотел смеяться над ней и уж тем более каким-то недостойным образом использовать скупые строки ее сообщений, оставленные в памяти телефона. Инес смотрела куда-то в сторону. Хулио подумал, что она высматривала своих знакомых, ту самую компанию, не то свихнувшуюся на джазе и потому зачастившую в этот клуб, не то сначала зачастившую сюда, а уж потом свихнувшуюся на этой странной музыке.

— Почему ты меня вспоминала? — спросил Хулио. — Что именно приходило тебе в голову, когда ты думала обо мне?

Инес не ответила, только пожала плечами.

— Не можешь припомнить?

— Хулио, с тех пор прошло уже много времени. Всего не упомнишь.

— Вот видишь. Это мне как раз и не нравится в телефонных сообщениях. Они не вносят ясности в отношения между людьми, а, наоборот, еще больше их запутывают. Почему ты просто не позвонила мне тогда, не сказала те же самые слова? Я ответил бы тебе, и мы лучше поняли бы друг друга. Может быть, я в тот момент тоже скучал по тебе, но выражать свои чувства в письменном виде мне почему-то не хотелось.

Инес была явно поражена услышанным и, несмотря на обиду на Хулио, не могла мысленно не признаться себе в том, что его слова ее тронули.

— Все, хватит, не приставай ко мне с этим сейчас и вообще не прикидывайся идиотом. Ты прекрасно понял, о чем было это сообщение, а я — что означает твое молчание.

— Ну и что же?

Инес было определенно не по себе.

Она не хотела отвечать на этот вопрос, но не смогла сдержаться и через секунду решила высказать Хулио все, что у нее наболело:

— Тебе наплевать, думаю я о тебе или нет. Наплевать — и точка! Кроме того, теперь я еще больше уверена в том, что поступила правильно, когда отправила тебе эсэмэску, а не позвонила лично. Эксперимент получился стерильно чистым. Мне даже не пришлось встречаться с тобой и портить вечер себе, да и тебе тоже. Я сделала подачу, ты отбил мяч. Все, разговор окончен. В этом-то и заключается неоспоримое преимущество таких вот сообщений. В некотором роде ты мне все-таки ответил. Твое молчание было весьма красноречивым.