Танец духов

Хватит.

Вечером ресторан «Эспланады» наполнился. На столах в рубиновых вазочках горели свечи.

За стойкой бара стояла другая женщина, лет сорока-пятидесяти, в полумраке точно не определишь.

— Простите, я ищу Тути, — сказал Берк.

— Уже нашли.

— В январе у вас останавливался американец. Портье сказал, что вы могли его запомнить. Моего возраста.

Тути наморщила лоб.

— Думаю, он ходил в фетровой широкополой шляпе — как гангстеры в американских фильмах пятидесятых годов.

Барменша игриво улыбнулась:

— Гомосексуалист?

— Кто?

Новая улыбка. Еще более двусмысленная.

— Ваш друг.

— Нет. Точнее, понятия не имею. А что?

— Так зачем он вам?

Берк хотел что-нибудь соврать, но… надоело.

— Сложно объяснить, — сказал он. — Меня зовут Берк. Майкл Берк. Я приехал очень издалека. Так вы помните того американца?

Он посмотрел женщине прямо в глаза. Та, прищурившись, держала его взгляд. Потом улыбнулась — иначе, дружелюбно. «А она красивая», — вдруг подумал Берк, который давно потерял привычку оценивать женские лица.

— Да, я помню вашего американца. Его звали Фрэнк. Трудно было не запомнить. Во-первых, штатовцы обычно останавливаются в «Интерконе». Во-вторых, мужчина сумасшедшей красоты. Хоть в кино снимай.

Берк спохватился:

— Может, вы хотите выпить?

Он положил на стойку тысячединаровую банкноту.

Тути молча взяла ее, налила себе крохотный стаканчик виски и для проформы пригубила.

— А вы, часом, не из полиции?

— Разве похож?

— Нет.

— А как выглядят полицейские?

— Как дерьмо. Большие бицепсы и маленькие глазки. На прошлой неделе были тут двое из госбезопасности. Вынюхивали как раз насчет Фрэнка.

— И… и что вы им рассказали?

— Похожа я на дурочку? Кто же этой падали правду говорит?

Берк только хмыкнул.

— Два месяца назад эти же типы арестовали двух наших девочек. Может, они и проститутки, но бить-то их зачем?.. Хорошие были девочки, всегда давали чаевые. — Заглянув Берку в глаза, она прибавила: — А вы даете на чай?

— Да-да, конечно. Всегда.

— И правильно. Здешние жмутся. Коммунисты отучили от хороших манер.

Берк положил на стойку еще тысячу динар, которая тут же исчезла.

— Полицейским тут только кретины правду говорят, — продолжила Тути. — И я этим врагам народа ничего ни за какие деньги не продам.

— Я не из полиции, — напомнил Берк. — А откуда вы так хорошо знаете английский?

— Жила в Чикаго двадцать лет.

— Да ну! И как же вас угораздило… то есть почему вы вернулись?

— Мать заболела. Пришлось…

Барменша вздохнула и неожиданным, проворным движением закинула себе в горло весь стаканчик виски.

— Матери лучше?

— Лучше. Вырезали ей эту дрянь… Короче, про Фрэнка я вам расскажу. Что знаю. А знаю мало. Спрашивайте.

— Почему вы называете его Фрэнком?

— Сам так представился. Мы не то чтобы много общались. Дружелюбным его назвать трудно.

— А еще с кем-нибудь он говорил? — спросил Берк.

— Нет. И это печально. Такой писаный красавец пропадает. К нему подкатывали — и девушки, и парни. У нас тут боевой народ. Он — ни-ни. Сидит себе за стойкой, пиво потягивает и в блокноте пописывает. Мне видно — все цифры какие-то, формулы..

— А о себе он ничего не говорил?

— Нет. Только один раз вдруг разошелся — стал танцевать. Причем когда оркестр ушел отдыхать. В тот вечер он хорошо набрался. И давай плясать.

— В одиночку?

Тути рассмеялась:

— Да, в одиночку. И не твист или еще что-нибудь современное. Лопочет-напевает на каком-то странном языке и все кружится, кружится и как-то хитро выламывается. Очень красиво — будто по воздуху плывет, только… ну прямо как шаман туземный… Словом, он долго так танцевал — минут пять-десять. Оркестр вернулся, но не начинали — смотрели на него во все глаза. И посетители тоже. Я смотрела и диву давалась: во дает, тихоня!.. — Очевидно, у Берка был такой озадаченный вид, что барменша саму себя перебила и сказала: — Короче, оттанцевал — и был в таком отличном настроении, что отстегнул мне сумасшедшие чаевые. Сказал, что это его последний вечер в Белграде.

— А он не упомянул, куда уезжает?

— Нет.

— Что ж, спасибо…

— Погодите. Я еще одно вспомнила. Он говорил по-сербски.

— Шутите!

— В последний вечер, когда он хорошо набрался, он пробовал говорить по-сербски. Акцент чудовищный, но слов знал много. Я спросила, не был ли он в войсках НАТО или ООН. Некоторые солдаты нахватались нашего языка за время войны. Он сказал «нет». Мол, сам научился. По книжкам.

Берк еще раз поблагодарил ее и поднялся к себе в номер.

За окном по-прежнему падал снег. Берк лежал на кровати и наблюдал, как по стене мечется свет от автомобильных фар. Он узнал много странного. Никола Тесла. Айн Рэнд. Зачем-то сербский язык. Пляска в одиночку.

Как это сложить во что-то… осмысленное?

Когда Берк утром спустился в вестибюль, портье со значением кивнул в сторону двери.

Швейцар Иво, пожилой солидный мужчина в пурпурной форме с золотыми галунами и эполетами, выслушал Берка, с величавым достоинством сложил банкноту в десять евро и сказал:

— Стало быть, чернявый американец вашего возраста? В январе? Помню. Фрэнк, так?

— Правильно. А куда он уехал?

— Известное дело, в аэропорт.

— А улетел-то он куда?

— Мне не доложил.

Берк решил зайти с другого конца:

— А когда он у вас жил, куда ездил?

— Мне опять-таки не докладывал… Хотя нет, погодите. Один раз просил такси организовать. Собирался в Музей Теслы.

Музей Берк осматривать не планировал. Хотел только справки навести.

Но, купив при входе брошюрку о Тесле на английском, он вдруг решил, что глупо не воспользоваться случаем и не пополнить свои знания о человеке, который, по словам портье Милича, «изобрел правильное электричество и двадцатый век».

Получасовая экскурсия по залам его ошеломила. Большая, любовно собранная и профессионально представленная экспозиция. Множество моделей. Сотни фотоснимков. Рисунки и чертежи в витринах. И все убеждало в гениальной разносторонности Теслы. Вкупе его достижения производили сильное впечатление. Было даже странно, что имя такого столпа науки не известно каждому школьнику любой страны!

Берк подошел к смотрителю-билетеру, сидевшему за столиком у входа.

— Простите, у вас тут недавно был научный симпозиум…

— Да-да, знаю. А что вы хотите?

— У меня несколько вопросов по этому поводу.

— Тогда вам лучше к директору. По лестнице, потом налево. Не ошибетесь — там секретарша сидит. Директора зовут Драгослав Новакович. Тоже говорит по-английски.

Директор, седовласый красивый мужчина, принял его сразу и без церемоний.

Берк представился фотографом американского журнала «Путешествия и досуг». В Белграде он второй раз в этом году. В первый раз рядом с ним в самолете сидел американский ученый, летевший на симпозиум, посвященный Тесле. Берк слышал фамилию Теслы впервые. Попутчик добрый час взахлеб рассказывал ему о гениальном ученом. И Берк был глубоко тронут его судьбой — и несправедливым забвением.

— А-а, зацепило вас! — довольно хохотнул директор. — Всех берет за сердце, когда слышат. Да, Тесла — великий человек! По бедности Мастер был вынужден продавать патенты другим изобретателям, которые беспардонно присвоили себе всю честь. А когда у Мастера случались богатые спонсоры, злая судьба подбрасывала всякие несчастья — пожары или еще что… Итак, чего же вы хотите? Брошюрку с докладами на симпозиуме?

— Нет, боюсь, эти материи выше моего понимания, — сказал Берк. — Я прошелся по вашему музею. Чувствуется, что им руководит умный человек, любящий свое дело. И Мастер представлен во всем масштабе.

— Спасибо на добром слове.

— Мы очень славно пообщались с ученым, который летел на ваш симпозиум. Он к тому же мой ровесник. Мне бы хотелось продолжить знакомство с ним, да вот незадача — угораздило потерять его визитную карточку.