Танец духов

— Да, вот кое-что для твоей новой сумочки, — сказал он и протянул ей конверт с авиабилетом. Первый класс. Одесса — Париж — Нью-Йорк — Лас-Вегас.

Госпожа Пулецкая заверила его, что визу Ирина получит в самое ближайшее время. Все бумаги уже готовы, требовалось только зафиксировать для американского консульства факт встречи жениха и невесты. Теперь, при наличии фотографии Уилсона с Ириной в обнимку, официальных препятствий не будет. Уже шестнадцатого июня Ирина прилетит в Лас-Вегас. Уилсон планировал сыграть свадьбу без промедления, чтобы поспеть обратно на ранчо к дню летнего солнцестояния.

Дата была важна. В определенном отношении весь смысл акции заключался в дате.

«Моменту Уилсона», нулевой точке в будущем летосчислении, предстояло настать именно в день летнего солнцестояния. День индейского Танца духов, когда земля должна сотрястись и поглотить всех белых.

Ирина ахала и охала, разглядывая билет.

— Первый класс!.. О, Джек, ты такой милый!

Ирина опять впилась в его губы — поцелуй был страстный и долгий и классом соответствовал авиабилету. В глазах Ирины стояли слезы счастья.

В конверт была вложена еще и стодолларовая купюра, которая вызвала новый взрыв радости и благодарности.

— Можешь купить себе платье, — сказал Уилсон. — Или подарить деньги родителям.

Затем он вынул из кармана коробочку с обручальным кольцом. Глаза Ирины стали еще больше, когда она увидела размеры бриллианта.

Пока Уилсон надевал кольцо ей на палец, прекрасная украинка растроганно повторяла:

— О, Джек! О, Джек!

На следующее утро госпожа Пулецкая погнала своих «овечек» в одесские катакомбы, они же Музей партизанской славы.

Сеть туннелей возникла после десятилетий добычи известняка. Некогда в них прятались и занимались черными делами контрабандисты и прочая уголовщина.

Во время Второй мировой войны город был оккупирован немцами, и борцы Сопротивления скрывались под землей. Подобную тактику применяли вьетнамские коммунисты. Только тем повезло иметь сеть подземных туннелей почти под всей страной, благодаря чему выжигать джунгли напалмом было почти бессмысленно.

— От группы не отходить! — приказал старшина в дамском брючном костюме. — И не пробуйте исследовать туннели самостоятельно. Ежегодно несколько человек пропадают в них безвозвратно.

Правда или нет, но эта информация произвела на американцев должное впечатление. Уилсон вспомнил скаутские времена: девочки и мальчики в темноте с фонариками, много хихиканья и неуклюжего лапанья. Теперь были те же фонарики, хихиканье и обжимание. Только во взрослом варианте.

Ирина выключила свой фонарик и призывно мяла руку Уилсона. Он последовал ее примеру, наклонился к ней, и они слились в поцелуе. Экскурсия как-то очень быстро перешла в пиршество любви: группа топталась на месте почти в полной темноте, госпожа Пулецкая гундосила что-то скучно-историческое, а мужчины и женщины пользовались благоприятным случаем. Судя по пыхтению пары справа от Уилсона и Ирины, у некоторых поцелуями и тисканьем дело не ограничилось.

Ирина пристанывала. Целовалась она мастерски и руками шарила смело. Уилсону пришлось расстаться с последними иллюзиями насчет ее девственности или хотя бы ограниченного сексуального опыта. Что ж, чем сетовать, лучше радоваться качественному обслуживанию…

По заверениям госпожи Пулецкой, украинские невесты были проверены на СПИД и венерические болезни; прилагались справки. Что касается их плодовитости, то на сей счет никто письменной гарантии, естественно, дать не может, однако все девушки здоровы и, согласно медицинской истории, не имели и не имеют заболеваний, угрожающих способности рожать…

Когда перевозбужденное стадо госпожи Пулецкой наконец выбрело из подземелья и мигало, привыкая к дневному свету, Уилсон вдруг сообразил, что в катакомбы их водили с умыслом. Лукавая жирная пастушка отлично понимала, что ее овечкам не до экскурсий, пейзажей и архитектурных красот — и они будут благодарны именно за возможность узнать друг друга ближе в интимной темноте.

— Какая я счастливчик! — воскликнула Ирина, щурясь на Джека Уилсона. — Другие мужчины другие… Но ты — много красивый!

Уилсон с напускным смущением замотал головой:

— Нет, нет. Ты настоящая звезда кино!

Ирина вся сияла.

Вечером женихи и невесты общались в отдельном зальчике дешевого ресторана. Под классику Перси Следжа Ирина нахваливала танцевальные способности Уилсона. Впрочем, никто по-настоящему не танцевал: повиснув друг на друге, все просто целовались.

— Я обожаю этот песня! — прошептала Ирина.

Уилсон, занятый ее шеей, в ответ только мычал.

— Я хочу делать с тобой любовь! — так же тихо добавила Ирина.

Он прижал ее к себе еще крепче. Это был упоительный момент… если бы не его глаза. В них забегали искры. Он опустил веки и попытался успокоиться. Ничего не получалось. От мысли, что он скоро окажется в постели с роскошной женщиной, его бросало то в жар, то в холод. Что случится — после десятилетнего перерыва?

Пока происходило ужасное — стремительно накатывала почти полная слепота. Уже сейчас госпожа Пулецкая, которая из-за столика удовлетворенно наблюдала за новобранцами матримониального фронта, казалась Уилсону тонкобедрой манекенщицей: окружающее он видел словно в конце узкого высокого туннеля.

— Ты тоже хочешь делать любовь со мной? — спросила Ирина прежним интимным шепотом.

Уилсон рассеянно кивнул.

— Правда?

— Да, да…

— Что с тобой? — полуобиженно-полуиспуганно воскликнула Ирина и отстранилась. — Ты не имеешь лица! Тебе плохо?

— Нет, нет, все в порядке, — упрямо настаивал Уилсон, хотя голова разламывалась от боли, а от злости и отчаяния его слегка поводило.

— Это потому, что я говорить о любовь?

Уилсон хотел рассмеяться и солгать что-нибудь приятное. Вместо этого он сказал правду:

— У меня иногда бывают внезапные приступы головной боли. Проходят быстро и на умственных способностях не сказываются. Но… но во время приступа я почти теряю зрение… — Он торопливо повторил: — Не бойся, это проходит быстро…

— А, офтальмомигрень, — сказала Ирина.

У Уилсона челюсть отвисла.

— Правильно. Откуда ты знаешь?

— Ты забыл, до ресторан я заканчивать школа медицины. Но медсестра получать копейки, поэтому я стать официантка.

К ним уже плыла всполошившаяся госпожа Пулецкая. Ирина что-то сказала ей на украинском, и та огорченно покачала головой. Потом они вдруг заспорили. В тоне Ирины были упрашивающие нотки. В итоге, как показалось Уилсону, она добилась своего — госпожа Пулецкая уступила.

— Мне разрешать ехать тебя в твой гостиница, — сказала Ирина.

В такси она ласково гладила Уилсона по смоляным волосам.

— Ничего, ничего, — приговаривала она, — это стресс. Ты уже лучше? Или темно?

— Темно, — отчаянии отозвался Уилсон. Проклятая мигрень всегда была сущим наказанием. Но впервые рядом оказался кто-то ему сочувствовавший, заботливый. (Уилсон не желал признаваться себе, что впервые за всю жизнь он позволил кому-то быть рядом — сочувствовать и заботиться.)

В номере Ирина не стала включать свет, точно угадав, что яркий свет для него мука. Она сбегала в ванную и, заботливый ангел, вернулась с горячим мокрым полотенцем.

От ласки и компресса на лбу боль стала уходить. Ирина уложила Уилсона на кровать и сидела рядом, поглаживая его по руке. В номере было душно, однако она не открывала окна. И тут она угадала, что шум с Дерибасовской будет для него ужасен.

— Не бойся, скоро пройдет… — шептал Уилсон.

— Шшш! Шшш! — отвечала Ирина самым международным из междометий.

Постепенно он впадал в полудрему. Ирина сменила компресс.

Черт, как славно! Он выбрал правильно. Другие невесты в группе были откровенными хищницами или шлюхами, только «романтические туристы» могли, за туманом своей мечты, не замечать их плохо скрытой стервозности. Ирина же обладала и воспитанием, и сердцем. Другая бы развернулась и ушла или закатила бы истерику по поводу его «увечности», а Ирина трогательно и кротко заботится о нем — не произнеся ни слова упрека…