Время прощать

– Я обвиняю вас в неуважении к суду, мистер Систранк.

– Мне безразлично. Я сделаю все, что потребуется, лишь бы защитить клиентку, и если для того, чтобы добиться справедливого суда, мне придется отправиться в федеральную тюрьму, я охотно туда отправлюсь. Я подам федеральный иск против каждого, кто встанет на моем пути.

Два судебных пристава стали медленно приближаться к Систранку. Тот вдруг резко повернулся и указал пальцем на одного из них.

– Не прикасайтесь ко мне, если не хотите стать ответчиком по федеральному иску. Руки прочь!

– Где шериф Уоллс? – спросил судья Этли.

– Он здесь, – кивнул секретарь.

Оззи уже вошел в зал и стремительно шагал по проходу в сопровождении своего помощника Вилли Хастингса. Судья Этли вскинул свой молоточек.

– Мистер Систранк, я обвиняю вас в неуважении к суду и приказываю шерифу округа Форд заключить вас под стражу. – Молоточек опустился. – Шериф Уоллс, пожалуйста, уведите его.

– Вы этого не сделаете! – завопил Систранк. – Я лицензированный адвокат, допущенный к адвокатской практике Верховным судом Соединенных Штатов! Я действую от имени своей клиентки. Меня представляет местный адвокат. Вы не можете так поступить, ваша честь. Это проявление дискриминации и предубеждения по отношению к моей клиентке.

К этому моменту Оззи уже находился на расстоянии вытянутой руки от него и готов в случае необходимости применить силу. К тому же он был на три дюйма выше, на десять лет моложе, на тридцать фунтов тяжелее и вооружен. При взгляде на его лицо не оставалось сомнений: он с радостью врежет этому фанфарону на глазах у земляков. Когда Оззи схватил Систранка за плечо, тот недолго сопротивлялся.

– Руки назад, – произнес Оззи.

Именно этого добивался Систранк. Разыгрывая драму, он опустил голову, завел руки за спину и, всем своим видом демонстрируя достоинство, несмотря на унижение, коему его подвергли, взглянул на Кендрика Боста. Кое-кто из стоящих рядом с Бостом впоследствии утверждал, что видели злобно-самодовольную ухмылку на его лице. Для остальных она осталась незаметной. В окружении приставов Систранк был выведен за барьер и далее по проходу из зала. Поравнявшись с Летти, он громко заявил:

– Я достану их, Летти. Не волнуйтесь. Эти расисты никогда не получат ваших денег. Просто доверьтесь мне.

Его поволокли дальше по проходу и вывели за дверь. По причинам, которые так и остались для всех непонятными, Руфус Бакли почувствовал необходимость что-то сказать. Посреди установившейся в зале гробовой тишины он встал и произнес:

– Ваша честь, с позволения суда я должен сказать, что это определенно ставит нас в невыгодное положение.

Судья Этли взглянул на единственного оставшегося пристава и, указав на Бакли, велел ему:

– Уведите его тоже.

– Что?! – задохнулся от возмущения Бакли.

– Я обвиняю вас в неуважении к суду, мистер Бакли. Пожалуйста, уведите его.

– Но за что, ваша честь?

– За то, что вы ведете себя высокомерно, бесцеремонно, неуважительно, нагло и за многое другое. Уводите!

Когда на запястьях Бакли защелкнулись наручники, он побледнел, глаза у него расширились. Его, Руфуса Бакли, бывшего окружного прокурора, чья репутация была символом высочайших стандартов соблюдения законов, морали и этики поведения, волокут из зала, как обычного преступника!

Джейк едва сдерживался, чтобы не зааплодировать.

– И посадите его в одну камеру с его соратником, – проревел в микрофон судья Этли вслед Руфусу, который шел, спотыкаясь, и заискивающе заглядывал в лица присутствующих, надеясь на сочувствие.

Только когда дверь за ним захлопнулась, все словно осознали, как мало кислорода осталось в помещении, – было трудно дышать. Адвокаты стали обмениваться веселыми взглядами. Они не сомневались: такого они больше не увидят. Судья Этли сделал вид, будто что-то записывает, давая возможность всем восстановить дыхание. Наконец он произнес:

– Ну, мистер Бост, а вы ничего не желаете сказать?

Мистер Бост не желал. У него в голове роилось много мыслей, но, учитывая настроение судьи в данный момент, он счел благоразумным лишь покачать головой.

– Хорошо. У вас есть тридцать секунд, чтобы очистить стол и перейти в ложу присяжных. Мистер Брайгенс, займите положенное вам в моем зале суда место.

– С радостью, ваша честь.

– Впрочем, давайте сделаем десятиминутный перерыв.

Оззи Уоллс не был лишен чувства юмора. На улице позади здания суда стояли четыре патрульные машины при полном оснащении: со множеством надписей и цифр на бортах, утыканные антеннами и световыми панелями. Собрав своих сотрудников в коридоре вокруг двух арестованных адвокатов, он быстро принял решение отвезти их с помпой.

– Сажайте их в мою машину, – приказал он.

– Я подам на вас в суд за это, – пригрозил Систранк раз в десятый.

– У нас тоже имеются адвокаты, – с иронией парировал Оззи.

– Я засужу всех вас, провинициалльные придурки!

– Причем наши адвокаты не сидят в тюрьме, – невозмутимо закончил свою мысль Оззи.

– Я подам на вас в федеральный суд.

– Обожаю федеральный суд.

Систранка и Бакли выволокли из здания и потащили к задней дверце огромного коричневого «форда» Оззи. Думас Ли и его напарник пулей вылетели из здания с фотоаппаратами.

– Давайте устроим им парад, – предложил Оззи своим подчиненным. – Сирен не надо, но все сигнальные огни включить.

Оззи сел за руль, завел двигатель и тронулся очень-очень медленно.

– Вы когда-нибудь прежде ездили на заднем сиденье, Руфус? – ехидно поинтересовался он.

Бакли не ответил. Сидя за спиной Оззи, он съехал как можно ниже и украдкой поглядывал в окно, пока они ползли вокруг площади. В трех дюймах справа от него, неудобно из-за связанных за спиной рук, сидел Систранк и продолжал бубнить:

– Вам должно быть стыдно обращаться подобным образом с братом.

– С белыми мы обращаемся точно так же, – ответил Оззи.

– Вы нарушаете мои гражданские права.

– А вы своей болтовней – мои. Заткнитесь или я запру вас под камерой. У нас там есть небольшой подвал. Вы ведь видели его, Руфус?

Руфус снова предпочел промолчать.

Кавалькада автомобилей во главе с машиной Оззи дважды объехала площадь, потом зигзагом проследовала по прилегающим улицам – Оззи давал время Думасу добраться до тюрьмы и ко времени их приезда подготовиться к съемке. Систранка и Бакли извлекли из машины Оззи и медленно повели по подъездной дорожке к офису шерифа. Там с ними проделали все, что делают с другими, только что доставленными задержанными: сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, задали сотню вопросов для протокола, отобрали все вещи и выдали казенную одежду.

Спустя сорок пять минут после того, как достопочтенный Рубен В. Этли обрушил на них свой гнев, Букер Систранк и Руфус Бакли, в тюремной одежде – вылинявших оранжевых робах и штанах с белыми нашивками – сидели на своих металлических кроватях, уставившись на почерневший от грязи подтекающий унитаз, который им предстояло делить на двоих. Надзиратель сквозь решетку в двери заглянул в их узенькую камеру:

– Ну как, парни, вам ничего не нужно?

– Когда у вас тут ленч? – поинтересовался Руфус.

После того как Бост был выдворен в ложу присяжных, а его соратники препровождены в тюрьму, слушания начались и завершились с удивительной быстротой. Поскольку никто больше не требовал перенести процесс в другое место или сменить судью, эти ходатайства были отклонены. Ходатайство о замене Джейка на Руфуса Бакли было отвергнуто без единого слова.

Судья Этли утвердил ходатайство о рассмотрении дела судом присяжных и дал сторонам девяносто дней на то, чтобы начать и закончить представление документов. Он доходчиво объяснил, что дело будет иметь для него приоритет, и он не позволит затягивать процесс. Потом попросил всех поверенных достать ежедневники и назначил дату открытия суда на 3 апреля 1989 года, то есть почти через пять месяцев.