Бешеные псы

— Если мы поговорим о…

— Спи, — сказал я, и Кэри услышала в моем голосе нотки тюремного надзирателя. — Я дежурю первый. И буду здесь. Охранять тебя.

— Или зачем-то еще?

— Да, — ответил я. — Да.

Я выключил свет, оставив Кэри лежать на кровати. А сам сел на стул. И, сложив ангельские крылья, канул во тьму.

37

В тот декабрьский день тысяча девятьсот девяносто девятого года ливень пулеметными очередями хлестал по окнам интернет-кафе «Блейдраннерз» в Куала-Лумпуре. Впрочем, экспатрианты, разместившиеся внутри этого малайзийского оазиса, урагана почти не ощущали. Перуанская исполнительница баллад Таня Либертад стенала что-то по-испански из музыкального автомата, стоявшего в баре рядом с курящимися благовониями. На экране компьютера гонконгский киберковбой Хонки, в черных очках, вел ураганный огонь по вурдалакам, которые лопались, как мыльные пузыри, оставляя после себя только мокрое место. Снаружи было семьдесят девять градусов по Фаренгейту, а скоро, когда ливень стихнет, превратившись на солнце в туманную дымку, станет и того жарче.

Я сидел за столиком, прихлебывая пиво, лицом к дверям, а спиной к двум австралийским девицам, которые ныли о том, как хорошо было бы съездить в Таиланд покурить опия, вместо того чтобы зря тратить рождественские каникулы в этой до посинения скучной Малайзии. Мне страшно хотелось почитать их мельбурнскую газету, заголовок которой броско рассказывал о самовлюбленных подростках, устроивших резню среди своих соучеников в средней школе в Колорадо, как если бы жизнь была компьютерной игрой. Но общественные новости не входили в мое оперативное задание.

Мои часы показывали 4.17.

«Теперь в любую минуту», — подумал я.

Над входной дверью звякнул колокольчик.

Дерия вбежала вместе с двумя своими подружками, складывая зонтик и смеясь. Она отряхнула от дождя свои веером рассыпавшиеся каштановые волосы, и я нутром почувствовал, что пропал.

Дерия и ее коллеги заказали столик. Они прикинулись, что не замечают меня, но в смысле притворного соблюдения приличий женщины — настоящие колдуньи.

Над входной дверью звякнул колокольчик.

В кафе стремительно ворвался Питер Джонс; он вымок до нитки, так что никому и в голову бы не пришло, что он всего лишь перебежал улицу. Драматическим жестом он утер глаза.

И явно первым заприметил Дерию и ее коллег.

— Привет, подруги! — воскликнул Питер. — Какие же вы предсказуемые! По пути на работу остановиться, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного, погреться или подсушиться, уж не знаю… И… О боже! Да это же Виктор!

Женщины за столиком, куда плюхнулся Питер, устремили свои взоры на меня.

— Виктор! Что ты делаешь здесь? Нет, погоди, что ты делаешь там,когда я здесь,и главное, сегодня, когда у меня праздник? Садись сюда.

Питер провел меня к стулу, который втиснул между собой и Дерией.

Блондинистая англичанка, которую Питер позже представил как Джулию, спросила:

— Чему это ты так радуешься, Питер?

— Все дело в том, — ответил тот, откидываясь на своем стуле и ухмыляясь, — что я такпривязан к родному дому!

— Но как же ты собираешься улаживать дела с законом, когда вернешься в Нью-Йорк? — спросила Шабана — старшая из женщин, говорившая по-английски с бомбейским акцентом. — Конечно, ты невинен как младенец и к наркоторговле никогда отношения не имел…

— Только не в таблетках! — прервал ее Питер с притворным ужасом.

— Но, — возразила Шабана, — как же так получается, что после двух лет ты теперь можешь вернуться домой?

— Все просто, сейчас объясню, — сказал Питер, жестом показывая, чтобы ему принесли пива. — Я располагаю достаточным авторитетом, чтобы судья наконец-то уразумел, в чем дело.

— И все же, — вступил я, — советую тебе следить за каждым своим шагом, ничего не делать с бухты-барахты, иначе свет в конце туннеля исчезнет и тебе будет еще хуже, чем прежде.

— Абсолютно верно! — Питер выпрямился на стуле. — Надеюсь, все всех знают?

Все, жестикулируя, стали наперебой представляться друг другу, и, убедившись, что все действительно знают всех, Питер напоследок сказал:

— А это, Виктор, Дерия Самади.

Каштановые волосы обрамляли худощавое, с мягкими обводами лицо. Ее загорелая кожа была медовой, глаза — голубые и прозрачные, как только что наполненный бассейн.

— А вы американец, — сказала она.

— Есть вещи, которых не скроешь.

Дерия пожала плечами:

— Некоторые стараются.

Питер поспешил прийти мне на выручку.

— Только не Виктор. Несгибаемый парень. Я имею в виду, мы как-то ехали вместе в битком набитом автобусе где-то в глухих предместьях, но…

— Отдохни, Питер, — попросил я.

— …но, — без умолку продолжал трепаться Питер, уже, возможно, поднакачавшийся контрабандным зельем из Бангкока, — мы со всеми передружились, даже Виктор, который обычно слоняется по Азии, занимаясь мордобоем.

— Как по-американски, — раздался голос Шабаны.

— Дело не в этом, — сказал я. — Боевые искусства имеют отношение скорее к цельности человеческой натуры, чем к насилию. В первый раз я приехал сюда по литературному гранту. Пятый год живу на Тайване. Преподаю английский, путаюсь под ногами почти во всех классических школах. Последние несколько лет преимущественно тай-ши.

— И еще я забыл сказать: он — поэт! — выпалил Питер, под воздействием наркотика ставший безудержно разговорчивым.

— Правда? — спросила Дерия.

Я пожал плечами, подражая тому, как это сделала она.

— Подающий надежды.

— Скажите уж сразу — большие надежды, — ухмыльнулась англичанка Джулия.

Моя вежливая, но бесстрастная реакция дала ей понять, что меня это не интересует. Джулия вернулась к своему пиву.

Это позволило мне обернуться к Дерии:

— А вы из…

— Из Турции. Мы вместе ходили в школу для женщин на гранты от неправительственных организаций, фондов: никакой политики, никакой религии…

— Уж конечно! — решила пошутить Шабана. — Если все, чем ты занимаешься, называется оказанием поддержки женщинам, то понятно, что ни в какую религию, ни в какую политику ты не вляпаешься!

Дерия и Шабана усмехнулись друг другу и чокнулись чайными чашками.

Питер хлопнул в ладоши:

— Замечательная мысль! Вы все поможете мне переставить мебель в вашей школе… такая маленькая-миленькая школка, Виктор, и вообще они делают прекрасное дело, к тому же нелегкое в стране, где официально исповедуется ислам… а при моей больной спине…

Все три женщины дружно заохали.

— Да будьте же вы людьми! — простонал Питер с виноватой улыбкой. — А ты, Виктор, просто твердолобый.

Джулия сверкнула улыбкой, как лезвием кинжала:

— И правда идея. Используйте ваш лоб на благо общества.

— Именно, — отразил я ее выпад. — Все дело в том — «во зло» или «на пользу».

Питер сменил тему, стал препираться с Джулией и шутить, пока все дружно не расхохотались.

Дерия смеялась от души.

Я не спал, когда за окном, возле балкона раздались пронзительные крики обезьян. Многоквартирный дом, куда поселило меня Управление, находился на внешнем периметре К.-Л. Мусор моей видимой жизни был разбросан вокруг, дабы обеспечить мне прикрытие. Сообщения с моего ноутбука миновали подцензурную властям интернетовскую деятельность через одну из сотен пиратских спутниковых «тарелок» на крыше здания. Мой аппарат передавал кодированные электронные письма. Так, например, от меня поступало сообщение: «Установил связь с агентом, имевшим доступ. Веду». Из Лэнгли отвечали: «Не сбавляйте обороты. Все санкционировано».

Обезьяны пронзительно кричали на верхушках деревьев достаточно близко от моего балкона, чтобы запрыгнуть на него и укусить меня. Или зашвырнуть на него змею — пусть она сделает за них грязную работу.

Накануне мы переставляли мебель до десяти вечера — не самое позднее время для К.-Л., где значительная часть «дневной» жизни означает игру в прятки со знойным солнцем. Говоря «мы», я имел в виду Джулию, Шабану, Питера с его больной спиной, Дерию и себя. Домой я вернулся около полуночи. Заря должна была бы застать меня за тренировкой тай-ши на бельведере, где я маскировал приемы других боевых искусств этим уже по определению обладавшим тайными функциями замедленным балетом. Вместо этого я стоял на балконе с чашкой кофе, прислушиваясь к пронзительным крикам обезьян.