Оборотни

— Хорошо. Стакан чаю?

— Нет, спасибо. — У нее вдруг зародилась надежда, что он не будет ее оскорблять. — У меня уже был перерыв на чай, — объяснила она.

— Хорошо. Расскажите, пожалуйста, как вы обнаружили пожар.

— Мне нужно было достать некоторые дела для работы. Спустившись в хранилище, я почувствовала какой-то странный запах. Немного погодя поняла: что-то горит. Попыталась установить, где именно. Там, как вы знаете, очень много комнат. И коридоры. Наконец я увидела струю дыма под одной из дверей. Я кинулась назад и сообщила об этом.

— Вы не увидели там ничего странного?

— Нет, господин заместитель председателя.

— Попытайтесь вспомнить. В конце концов, ведь пожар только начинался. Никаких звуков, никто не пробегал?

— Нет, господин заместитель председателя, абсолютно ничего.

Он кивнул, а затем взял один из лежавших перед ним листков бумаги.

— У вас хороший послужной список. Вы неплохо поработали в КГБ.

— Спасибо, господин заместитель председателя.

— Это мы должны вас благодарить за такую безупречную службу в органах. Мало того, вы были замечательной разведчицей во время войны.

Если бы тот негодяй, внизу, мог услышать это!

— Я была только переводчицей.

— В Берлине?

— Да.

— Прекрасно. Я тогда пешком под стол ходил. Здесь говорится, что вы видели бункер…

— Где умер Гитлер. Да.

— История. И вы — часть ее. Завидую. Но почему же вы не вернулись домой, когда все закончилось?

— Из-за своей склонности к языку, господин заместитель председателя. Наши войска нуждались в тех, кто мог говорить по-немецки.

— Вы прослужили там до 1975 года. В каком городе жили?

— В Дрездене.

— Красивый город.

— Был. До того, как его разрушили англичане.

— Да, печально, но война делает некоторые вещи необходимыми.

— Но не убивать же, когда в этом нет необходимости! Они бомбили незащищенный город и убили тысячи людей. Мирных, гражданских. В этом не было никакой необходимости.

— Вам стали нравиться немцы?

— Некоторые из них.

— И вы прожили там тридцать лет.

— Да.

— В казармах.

Он заметил, что она почувствовала какой-то подвох в его словах.

— Нет, господин заместитель председателя, не все время.

— В городе?

— У меня была маленькая квартирка.

— И там вы наслаждались свободой от службы. Это очень понятно. Всегда хорошо иметь свой собственный дом, что-то тебе лично принадлежащее…

— Это была лишь небольшая квартирка, — подчеркнула она.

— Вы жили там одна?

— Да, господин заместитель председателя.

Он знал, что она лгала. Он провел многочисленные расспросы, прежде чем начать этот разговор. И он решил изменить тему.

— А зачем вы спустились вниз, в архивное хранилище?

Она ощутила внезапную перемену в его голосе.

— Мне нужно было кое-что найти.

— Что именно?

— Некоторые данные. По теме, которую я изучаю.

— По словам вашего начальника, вы попросили разрешения спуститься вниз, чтобы найти досье для своего коллеги.

Начальник. Этот плюгавый проныра, который весь рабочий день лапает девиц своего отдела и не способен организовать даже элементарного застолья для своих сотрудников.

— Возможно, я сделала это, — ответила она.

— Он утверждает, что вы это сделали.

— Теперь я вспоминаю. Я не очень хорошо себя чувствовала. В комнатах было сильно накурено, а окна в отделе закрыты. Мне захотелось немного подышать свежим воздухом.

— У вас часто случаются головные боли?

— Не очень.

— Ваш начальник утверждает, что вы редко спускаетесь в архивное хранилище.

— Он так говорит?

— Более того, он никогда не просил вас об этом из-за вашего возраста.

— Извините, он лжет. Единственная причина, почему он не хочет, чтобы я туда ходила, заключается в том, что я не так молода, как остальные. Посмотрели бы вы, чем он там занимается. Думает, что никто не видит. Он же все время проводит внизу, в архиве, с одной из своих девиц.

— Но его не было внизу, когда начался пожар?

— Нет.

— Мы проверили все отделы в здании. Каждый сотрудник может отчитаться за свои действия и передвижения во время пожара…

Она осознала вдруг серьезность своего положения и то, что ее открытая ненависть к начальнику играет против нее. Она думала, что ее вызвали разобраться, почему этот начальник пытается избавиться от нее. На самом же деле она, оказывается, на подозрении.

— …что и заставляет нас обратиться к вам за разъяснением, — сказал Ростов, теперь уже угрожающим тоном.

— Зачем бы мне понадобилось… — Она остановилась, отчаянно пытаясь освободиться от этого ужасного предположения.

— Я намерен использовать все имеющиеся в моем распоряжении средства, чтобы узнать правду. Вы пережили войну, будучи знакомой с нацистами и со сталинскими чистками. Нужно ли мне напоминать вам, какими возможностями располагает эта организация?

Ростов увидел, что душа ее начала уходить в пятки. Теперь следует надавить на нее, и она будет в его распоряжении. Возраст ее не имел значения, важно лишь то, что она сделала.

— Вы были героиней государства, — холодно сказал он, — а теперь вы пойманы с поличным. Вы будете разжалованы. Ваши прошлые дела, ваши награды, ваши заслуги, даже ваша пенсия будут отобраны, будто их никогда не было. — Он увидел, что она начала рыдать, закрыв руками лицо.

— Перестаньте! — рявкнул он. Она резко подняла глаза. — Для меня вы предатель. Если понадобится, я вас сломаю. Вы пожилая женщина, которую легко сломать. Расскажите мне чистосердечно, зачем вы совершили поджог. Расскажите мне все и подробно. И тогда я, возможно, позволю вам уйти с работы, не затронув вашего достоинства. Даже вашей пенсии.

Когда она закончила, когда рассказ ее оказался полным, он вызвал свою секретаршу.

На этот раз ему нужна была запись того, что здесь говорилось. Все последующие действия, предпринимаемые по его инициативе, надо будет хорошо обосновать.

Настало время подумать о защите собственного тыла.

Новый Орлеан

— Сказать, что вечер полон возбуждений, никак нельзя, — констатировала Билли, опершись о «кадиллак». Битый час они топтались у Старого Номер Один.

Высокая белая стена сент-луисского кладбища протянулась во всю длину квартала. Поверх нее в жестком зимнем свете луны они могли видеть заостренные купола и черные как смоль крыши склепов и гробниц.

— Раньше бывало так, что во время сильных дождей гробы всплывали на поверхность, — объяснял Фрэнки. — Уровень воды в округе дьявольски высок. Поэтому-то всех стали хоронить над землей, в этих склепах.

Стоянка находилась у входа со стороны Бейзин-стрит. Высокие металлические ворота кладбища были закрыты на ночь.

— Послушайте, — продолжала Билли, — давайте поедем в отель.

— Погодите, — сказал Фрэнки. — Народ в Новом Орлеане никогда ничего не делает, не подготовившись.

Десять минут спустя (Эдем как раз закурил еще одну сигарету) неизвестно откуда появился жирный малый с гитарой, все еще перекинутой через плечо, и с картонной коробкой в руках. Он подошел к ним и протянул коробку Эдему. Она была пуста.

— Вам придется мне спеть, если вы чего-то от меня ждете, — сказал англичанин.

— А что бы вы хотели услышать? — спросил жирный малый повышенным и раздраженным голосом.

— А что вы можете?

— Не много. — Он поставил коробку на тротуар и передвинул гитару на голый живот. Потом брякнул по струнам, взял пару аккордов, тут же опять закинул инструмент за плечо, вновь протянув коробку Эдему.

Эдем запустил руку в карман, вынул долларовую бумажку и бросил ее в коробку.

— Не густо, — сказал жирный малый.

— Сообразно работе.

— Черт возьми, то ли вы совсем тупые, то ли спешите отправиться в ад.

Жирный малый откинул назад голову и испустил пронзительный крик, который заставил Билли вскочить на ноги, а Фрэнки высунуть голову из окна такси.