Негодяйка

7

Прислуга ван дер Вельтов уже вовсю хлопотала по дому, когда Аманда наконец вошла в массивные чугунные ворота, ограждавшие виллу от любопытных взглядов прохожих. Хотя у нее и был свой ключ от парадной двери, она решила воспользоваться черным ходом, чтобы ее столь поздний или, вернее, ранний приход остался незамеченным. Подойдя к дому, Аманда уловила сладкий запах свежей выпечки. Она заглянула в кухонное окно и увидела, что кое-кто из прислуги уже завтракает. Ее так и подмывало присоединиться к ним – она была зверски голодна, но привлекать к себе внимание не хотелось: она чувствовала, что являет собой зрелище не из приятных. Осторожно и бесшумно она открыла заднюю дверь и проскользнула в дом. Из кухни доносились приглушенные голоса, потом вдруг раздался чей-то возглас – упала сковородка, и кто-то стал просить прощения у Всевышнего за свою неловкость.

Аманда воспользовалась благоприятным моментом общего замешательства и прошмыгнула мимо кухни в коридор. Быстро взбежав по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, она наконец оказалась в уютной тиши своей комнаты и устало рухнула на кровать. Аманда лежала, вновь и вновь мысленно возвращаясь к событиям прошедшей ночи. Она выполнила все намеченное. Правда, конец оказался малоприятным, и все равно она здорово продвинулась на пути к своей цели. Но впереди было еще много дел.

Аманда встала с кровати и, подойдя к умывальнику, уставилась на свое отражение в зеркале. Даже в тусклом утреннем свете выглядела она ужасно. Глаза ее опухли от слез и бессонницы, волосы спутались, а то немногое, что уцелело от макияжа, растеклось по лицу, оставив на нем пятна и полосы. Она налила в раковину горячей воды, чтобы умыться. Вода приятно обожгла воспаленную кожу, и Аманда долго держала лицо в воде. Внезапно ее охватило беспокойство. Она взглянула на часы: было семь утра. В ее распоряжении оставалось три часа, прежде чем она должна предстать перед своими мерзкими питомцами. И, хотя времени было немного, она все-таки решила не терять его даром. Нужно было успеть предпринять еще кое-что.

Аманда сорвала с себя одежду, быстро ополоснулась и, в свежем белье, чистой майке и джинсах, почувствовала себя намного легче. Почистив зубы и слегка подкрасив лицо, она торопливо причесалась и схватила сумку, в которую положила ключи Роба. Так же осторожно, как и вошла, она проделала обратный путь к выходу. Дом постепенно оживал: она расслышала шум воды в ванной Хармони, из комнаты мальчиков доносился визг – по всей видимости, началось утреннее сражение на подушках.

Аманда легко сбежала по лестнице и уже подходила к выходу, как вдруг из кухни с подносом, уставленным завтраком, выплыла Патриция.

– Mamma mia! – удивленно воскликнула она, с трудом удерживая в руках поднос.

– Oh, scusi, Патриция, – сказала Аманда. – Buongiorno, – добавила она с улыбкой.

– Buongiorno, cara mia, – просияла Патриция, которой нравилась эта милая английская девушка. – Che fa?

– О, просто собираюсь заглянуть к подруге, – ответила Аманда, зная, что Патриция все равно ничего не поймет. – Ciao, – бодро сказала она и быстро прошла к крытому крыльцу, где держала свой мопед. Через какое-то мгновение она уже с ревом мчалась по полупустынным улицам, направляясь в центр города.

Роб резко очнулся ото сна. Другая половина постели была пуста, но он уловил знакомый запах спермы и пота. Он лежал какое-то время, пытаясь собраться с мыслями. Какого черта он здесь делает – в этой чужой постели, в чужой квартире? Роб присел на кровати и застонал. Чувствовал он себя ужасно: голова раскалывалась, во рту был отвратительный привкус. Он медленно сполз с постели и проковылял в ванную; пошарив в шкафу с аптечкой, достал пакетик "Алка-Зельтцер". Набрав стакан воды, он сунул в рот четыре таблетки, запил их и тут же почувствовал, как подступает тошнота. Несколько минут Роб провел, стоя на коленях над унитазом, сотрясаясь от страшной рвоты, пока не заболел желудок. Потом с трудом поднялся на ноги, взял полотенце и, смочив его холодной водой, приложил ко лбу. Внезапно он почувствовал сильный озноб. Схватив еще одно банное полотенце, он укутался в него, еле доплелся до кровати и, рухнув, забылся тяжелым сном.

Через час Роб проснулся, чувствуя себя уже несколько лучше. Он вновь принял несколько таблеток; на этот раз обошлось без рвоты. Приняв душ, Роб насухо вытерся и оделся, но только после чашки теплого кофе, который он выпил на кухне, осмелился подумать о событиях прошлой ночи.

Он был с кем-то в постели, это несомненно. К сожалению, и в этом тоже не было сомнений, не с Леони, хотя он смутно припоминал, что воображал себя именно с ней – с Леони, на которую все еще был страшно зол. Должно быть, он и в самом деле здорово напился. Леони сейчас, наверное, уже в самолете, возвращается из Лос-Анджелеса. А он даже не позвонил ей, не поинтересовался, как прошла встреча. Роб почувствовал угрызения совести. Он так всегда старался хранить верность Леони – и вот сейчас, в такой критический момент, все погубил. Он предал ее, предал и себя. Сможет ли она когда-нибудь простить его? Боже, нет. Было бы безумием с его стороны все ей рассказывать.

"Леони, – подумал Роб. – Я должен вернуться к Леони. Она, возможно, уже дома, если успела на утренний рейс". Роб не мог с уверенностью сказать, за кого сейчас больше волновался – за себя, Леони или ту незнакомку, – но ему почему-то казалось, что, увидев Леони, он обретет покой и уверенность в себе и все будет по-прежнему. Отставив недопитый кофе, он тихо вышел из квартиры, радуясь тому, что еще никто не проснулся. На улице разливался яркий свет утреннего солнца. Роб достал из кармана темные очки и надел их, пряча свои воспаленные глаза, затем остановил проезжавшее мимо такси, назвал адрес и, изможденный, привалился к спинке заднего сиденья, пока машина мчалась к центру города.

Леони лежала в душистой пене, млея от удовольствия. Просторная ванная была выдержана в голубом и белом тонах, пол был мраморный, а отделка из красного дерева и латуни. Леони вылила в горячую ванну изрядную порцию шампуня и с наслаждением окунулась в манящие душистые глубины. На обратном пути из Лос-Анджелеса ей удалось поспать в самолете несколько часов, но путешествие даже и в первом классе при том, что пришлось совершить два трансатлантических перелета всего за пару дней, не могло не сказаться неимоверной усталостью.

Ванна, в которой она нежилась, была старинной – Леони полагала, что ее установили еще в двадцатые годы, – и просторной, так что можно было удобно вытянуть ноги. Нежась в воде, Леони наконец почувствовала умиротворение. Ее миссия завершилась довольно успешно: картина была спасена. Конечно, проблема финансов оставалась, но сейчас это ее уже не так волновало. Она лишь хотела быть рядом с Робом. Леони как раз втирала в мокрые волосы шампунь, когда услышала, как повернулся в двери ключ. Сердце забилось. Это, должно быть, он. Она улыбнулась, представив, как удивится Роб, обнаружив, что она уже дома. По приезде ее несколько удивило и встревожило, что квартира пуста, но она успокоила себя тем, что Роб не ожидает ее столь скорого возвращения. Наверняка накануне вечером куда-нибудь отправился с компанией, выпил лишнего и заночевал в чьей-нибудь квартире. Она была не вправе осуждать его; ведь Роб тоже волнуется за результат ее поездки в Лос-Анджелес, но наивно было бы предполагать, что он будет томиться один дома в ожидании ее возвращения. Что ж, теперь она сможет успокоить его.

– Я в ванной, – весело крикнула она, зная, что он не сможет устоять перед приглашением. Тишина. Глупыш, подумала она, смывая шампунь. Наверное, сейчас раздевается и намерен удивить ее своим появлением.

Сладкая дрожь пробежала по ее телу, когда она представила, как упоительно заниматься любовью в пенной ванне. Леони с наслаждением растянулась в воде, соски ее грудей слегка выступали над водой. Она ждала. Желание возрастало с каждой секундой.