Мыс Иерихон

Так я думала. Я и не представляла, что стою на самой грани разрыва, а Пи-Джей явился, чтобы перевести меня на нужную сторону.

Он снова вытер нос и посмотрел мне в глаза:

— Джесси попал в аварию.

Джаз в баре начал новую песню, ускорив темп. Певец набросился на микрофон и запел рычащим голосом. Рядом со мной сел мужчина и протянул руку за арахисом, который лежал на стойке. Он был в «гавайке», и от него несло приторно сладким одеколоном. Барменша спросила, что я желаю. Я заказала пиво.

Я все еще помнила, как на пороге моего дома стоял Пи-Джей. Помнила те последние несколько секунд солнечного сияния, кричащих на деревьях соек, запаха только что скошенной травы, моего недовольства спросонья перед тем, как понять, что произошло. Авария. Пи-Джей чуть ли не падал от страха и печали. Случилось самое плохое. В моей голове начался шум.

Мужчина копался в арахисе.

— Да, этот оркестр хорош только наполовину. Но они могли бы лучше обеспечить вокалиста микрофоном. Мониторы работают плохо, а микрофон слишком мощный.

Он явно обращался ко мне. Сняв очки, он разгладил свои усы а-ля Панчо Вилья, согнулся над стойкой, жевал и бросал на меня взгляды. Передние зубы у него торчали вперед. Обычно это происходит, когда несколько других отсутствуют.

— Они играют здесь регулярно, как домашний оркестр.

Он дергал плечами то вперед, то назад, будто его «гавайка» была колючей. Волосы у него спускались на воротник цвета компоста. Казалось, он явился сюда из другого времени — прямо из полицейского телесериала «Гавайи пять-ноль». Он мог бы играть роль полицейского осведомителя, нервного неудачника, известного под именем Гофер.

— Но если вас интересует эта певица-цыпленок, то она отнюдь не несчастна. Я понимаю, почему она вам нравится.

Была ли я на самом деле такой рассеянной, или этот тип вел совершенно иной разговор, такой, в котором он слышал мои ответы? Принесли пиво. Я положила на стойку двадцать долларов и ждала, когда принесут сдачу.

Мужчина взял кусочек сахара из сахарницы, которая стояла на стойке, и наклонился ко мне:

— Вы сейчас переживаете трагедию типа «он обошелся со мной дурно». От вас исходит аура. — Он сунул кусочек сахара в рот, как это делает белка, когда запасает орехи. — Но вообще-то, а почему бы и нет? Я станцую с вами.

Оркестр продолжал играть, но никто не танцевал.

— Я жду кое-кого.

— Понял. Когда он придет сюда, это будет «прощай навсегда».

Он взял еще один кусочек сахара, понюхал его и начал грызть.

— Ошибаетесь. Слово «прощай» скажу сейчас я.

Я отвернулась, начала глазами искать место за столиком и увидела входящего Джесси.

Он улыбался и пробирался к бару. Я знала, что сейчас испорчу ему настроение, но тем не менее, как и всегда, просто любовалась им. Его высокий рост, длинные ноги, волосы цвета красного дерева и красота буквально сводили меня с ума. Даже улыбаясь, он постоянно как бы предупреждал окружающих, что было бы глупо вставать ему поперек дороги. Он мог раздражаться, ссориться и вместе с тем очаровывать меня своей атлетической грацией, не прилагая при этом никаких усилий. Несколько месяцев назад он вообще чуть не отвел меня к алтарю.

— О'кей, мы можем уйти отсюда, но куда бы вам хотелось пойти? — спросил «Гофер».

Я почувствовала прикосновение его пальцев к моей руке. Они были влажными и оставили на моей коже липкий след сахара.

— Нет. — Я отстранила его руку. — Вон он.

Он посмотрел в том же направлении.

— Вон тот парень на костылях?

Джесси пробирался между столами. Шел он медленно и осторожно. Барменша стояла у кассы, набирая мне сдачу. «Гофер» уставился на Джесси:

— Что это с ним?

Джесси подошел.

Он быстро понял, в чем дело — «Гофер», мое смущенное лицо, — и посмотрел на меня непроницаемым взглядом.

— Ты не подчинилась приказу, Роуэн, и не стала убивать его, — сказал он.

Бог мой, он подобрал самое подходящее время. Джесси процитировал кусочек диалога из моего нового романа. Было приятно узнать, что он на самом деле читал его.

— Плевать я хотела на приказ. Стрельба в церкви — это дурные манеры, — ответила я.

«Гофер» от удивления раскрыл рот. Я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— А теперь позволь мне допить пиво, иначе я разделаюсь с тобой.

— Убивать из-за пива чертовски невежливо. — Джесси посмотрел на «Гофера». — Но пристрелить человека, который таращит глаза, значит сослужить добрую службу обществу.

Из руки мужчины на стойку посыпались орешки. Тихо встав, он растворился в массе посетителей бара.

Я выпрямилась и крепко поцеловала Джесси.

— Один-ноль в пользу научной фантастики. — Позвав взмахом руки барменшу, я подняла свою бутылку пива: — Еще одну.

Джесси потряс головой:

— Чашку кофе.

Я оглядела его с ног до головы и заметила, как напряжен его подбородок и сжаты плечи. Отказ от алкоголя означал, что он вновь сосредоточился на болезни. Чувствовал он себя явно плохо.

Джесси думал о том дне, когда «БМВ» сбил его с велосипеда, повредил позвоночник и удрал на полной скорости с места преступления. Думал о том, что простая тренировочная поездка по горной дороге стоила жизни его лучшему другу и круто повернула его собственную быстрее, чем он мог когда-либо себе представить.

— У меня сногсшибательная новость.

Я приняла от барменши чашку кофе.

— У меня тоже.

— Чур, я первый. — Он пошел, повисая на своих костылях, к столику и сел за него. — Сегодня я обедал с Лавонн.

Я демонстративно пристально осмотрела его с головы до ног. Его брюки цвета хаки были порваны на колене, на тенниске красовалась реклама наиболее предпочитаемой в Санта-Барбаре экипировки для серфинга — «Секс Вэкс» от Зога.

— Ты не слушал лекций относительно того, как нужно подлизываться к боссам. Так ведь?

Лавонн Маркс была партнером-распорядителем в «Санчес-Маркс», юридической фирме, в которой Джесси имел практику. Она была наполовину ракетой «Хеллфайер», наполовину еврейской матерью, которая прощала ему лохматые волосы и пиратскую серьгу в ухе, пока он был способен рвать на куски оппонентов в ходе перекрестных допросов и есть сытные обеды. Я села.

— Она собирается предложить тебе работу, — сказал он.

Оркестр заиграл другую музыку, а гитарист сорвался с места в карьер, словно драгстер, ^[1]забарабанил ударник. Я внимательно посмотрела на Джесси:

— На полный рабочий день?

— Ты уже и так работаешь на фирму по двадцать часов в неделю.

— Но на рабочем месте в офисе всего пять часов.

Остальное время включало в себя написание краткого изложения сути дела, с которым сторона выступает в суде, выступления в суде и вручение повесток. Полный рабочий день означал собственный кабинет с видом на черепичные крыши, медицинскую страховку, плановый уход на пенсию и визитные карточки.

— Партнерство?

— Скажем, три года следования одному курсу.

И шанс работать в кабинете, который находится рядом с кабинетом любимого человека. Пятьдесят часов в неделю за то, чтобы быть постоянно рядом.

Я разглядывала его в желтом освещении.

— Лавонн сначала спросила тебя, не будешь ли ты возражать?

— Я не возражал.

Полная занятость, темные костюмы, колготки. Прощай, жизнь свободного художника. Никакой публицистики на темы права. Можешь вернуться к своим романам, если выдастся время в выходные дни.

— Я только что получила гранки «Хромового дождя».

— Ты пишешь по ночам, а эта возможность у тебя останется.

— А как насчет биографии? Это могло бы превратиться в серьезное исследование.

— Ты ее все равно писать не будешь. Файлы с материалами Джакс и Тима лежат у тебя в сейфе уже полгода.

А ведь эти файлы — единственное, что у меня осталось на сегодняшний день.

— Я подумаю об этом, — пообещала я.

Но вместо этого я думала о Джесси. Мы отложили наше формальное вступление в брак незадолго до свадьбы. Полученные Джесси травмы вбили между нами клин. Водитель, совершивший наезд и скрывшийся с места преступления, отчаянно сопротивлялся попыткам посадить его в тюрьму. Я узнала такие детали из жизни Джесси, которые мне были крайне неприятны. А Джесси считал, что из-за его поврежденного позвоночника я стала думать о себе как о некой благородной мученице, оставшейся с ним из жалости. Мы злились друг на друга и решились отойти от края пропасти, чтобы начать жизнь заново.