Нет числа дням

— Кто-то сыграл с нами непонятную и злую шутку. Самое странное, что мы так и не знаем, кто и зачем.

— И никаких догадок?

Ник покачал головой.

— Если бы мы хотя бы поняли мотивы…

— Вы могли бы догадаться, кто за этим стоит.

— Именно.

— Эндрю из-за этого так переживал?

— Ну… да. Если бы мы продали Треннор за хорошие деньги, то все выиграли бы, но Эндрю — особенно. В последнее время дела на ферме шли совсем плохо.

— Терри говорит то же самое. Что Эндрю увидел в этой сделке выход из положения.

— Согласен.

— И вдруг выход оказался тупиком.

— Да.

— Вот потому мы и беспокоимся за Тома. — Кейт подалась к Нику. — Ведь именно он обнаружил, что Тантрис — выдумка, и рассказал об этом всей семье.

— Да.

— Мы подозреваем, что Том считает себя виновником смерти отца. Косвенным виновником. На похоронах на нем лица не было. Со мной он разговаривать не хочет. Не вообще разговаривать, а об этом. Весь в Эндрю, такой же закрытый. Боюсь, в глубине души он решил, что каким-то образом подтолкнул отца к могиле.

— Ерунда какая. Мы все равно бы узнали правду — рано или поздно.

— Конечно. Но именно благодаря Тому вы узнали ее тогда, когда узнали.

— Даже если так…

— Ник, я знаю, что это бессмыслица. Но горе и вина не приемлют логики. Вот я и опасаюсь — серьезно опасаюсь, — что Том убедил себя, что он виноват. Поэтому я так рада, что ты едешь к нему. Если кто и разуверит его, так это ты.

— Постараюсь.

— Благослови тебя Бог. — Кейт ласково пожала пальцы Ника. — Постарайся, очень тебя прошу.

И, глядя в ее глаза, Ник почти поверил, что она говорит правду.

Перед обедом, валяясь в ванне, Ник сквозь клубы пара рассматривал большую каплю, свисающую с распылителя душа, и гадал, когда же она сорвется. Капля росла медленно, и вместе с ней в сердце Ника рос ужас перед грядущим ужином. Он почти убедил себя, что Кейт с ним откровенна и понятия не имеет, откуда взялись деньги Тантриса. В таком случае Терри обманывает ее, так же как и семью Палеолог, а значит, дела еще хуже, чем он предполагал. Все казалось таким безмятежным, тихим, спокойным. И это снова обман.

Внезапно разозлившись на собственное малодушие, Ник вылез из ванны. Поспешно вытерся и распахнул окно, чтобы прогнать остатки пара. И тут же услышал низкий рокочущий гул мотора. «Феррари». Терри едет. Автомобиль прошуршал по дороге и резко остановился — под колесами хрустнул гравий.

Ник протер стекло, и оттуда на него вдруг взглянула чья-то перекошенная физиономия. Человек будто пытался отвести глаза. И вдруг Ник сообразил: он и есть этот человек, он боится собственного взгляда.

— Терри в душе! — крикнула Кейт из кухни, когда Ник проходил мимо. — У меня тут очень сложный рецепт. Устраивайся поуютней в гостиной, а мы сейчас подойдем.

Ник сделал, как было сказано, но даже мягчайшая мебель не помогла ему почувствовать себя уютно. Он налил себе хорошую порцию успокоительного — джина с тоником — и включил новости. Репортер уныло рассказывал об эпидемии ящура. Ник выключил телевизор. Подошел к застекленной двери и отдернул занавеску. Дождь не прекращался. В свете уличного фонаря мелкие капли сливались в легкую дымку. Прошла минута. За ней другая, третья…

— Ник! — вдруг загудели сзади. — Прости, что мы тебя забросили.

— Ничего страшного.

Ник обернулся и встретил знакомую широкую улыбку и сияющие глаза Терри Моусона. Сам Терри был под стать своему голосу — круглолицый, лысеющий, — прокуренный баритон клокотал в необъятной груди. Стильная черная рубашка не могла скрыть внушительного брюшка, на котором красовался ремень с золотистой пряжкой — последняя дань вкусам молодости. Терри любили все, потому что не любить его было почти невозможно. Кейт заметно потрудилась над внешним видом мужа, но не смогла изменить его характер — необузданный, как сама природа. Во всяком случае, раньше Ник думал именно так.

— Рад видеть тебя, Терри.

— И я тебя.

Массивная лапа хлопнула Ника по плечу.

— Что пьешь?

— Джин с тоником.

— Ну и я с тобой.

Терри сграбастал бутылку.

— Содовой?

— Нет, спасибо.

— И правильно.

Звякнул лед, забулькал джин, зашипел тоник.

— За встречу!

Терри снова широко ухмыльнулся, да еще и подмигнул. Зазвенели, сталкиваясь, стаканы. Ник почувствовал, как голова идет кругом. Бессмыслица какая-то. Терри Моусон не мог придумать Тантриса. Интриги и секретность — не его стихия, а средневековую литературу он и в руки-то небось никогда не брал. И как Ник умудрился упустить из виду такие простые вещи?

— Когда ты приезжал к нам в последний раз, Ник?

— Точно не помню. Наверное, на восемнадцатилетие Тома.

— Значит, уже несколько лет прошло.

— Должно быть.

— Тогда ты не видел вот этого.

Терри шагнул к выложенному мрамором камину и кивнул на картину над каминной полкой. До этого Ник ее не замечал и даже не мог сказать, видел он ее раньше или нет. Большая, написанная чистыми яркими красками картина изображала женщину в бальном платье, танцующую на берегу с невидимым партнером. Что-то смутно знакомое.

— Веттриано [16]. Как тебе?

— Ну… ничего… очень даже.

— Ты, наверное, видел другие его работы — их часто печатают на открытках.

— Да, наверное.

Так вот откуда это чувство, что картина знакома.

— А я и не знал, что ты увлекся искусством.

— Да не то чтобы увлекся… Но надо же что-то на стены вешать. А как этот парень рисует, мне нравится. Все понятно. Во всяком случае, мне понятно. Кроме того, мой бухгалтер сказал, что это хорошее вложение капитала.

— Правда?

— Самый писк, я тебе говорю. Будем надеяться, что так и есть, после того, сколько я за картину выложил. — Терри захохотал так внезапно и звучно, что Ник подскочил от неожиданности. — Напугал? Прости.

— Это ты меня прости. — Ник неловко пожал плечами. — Нервы, если честно, ни к черту.

— Неудивительно, если вспомнить, что там у вас случилось. Плеснуть еще джину?

— Нет, спасибо, хватит.

— Как хочешь. Нелегко тебе пришлось, я слышал. Не стоит сейчас об этом, да?

— Да.

— Кейт рассказала тебе о Томе?

— Рассказала.

— Между нами говоря, она совсем извелась из-за него. Поэтому если ты хоть что-нибудь сможешь сделать… Мы этого не забудем. Никогда.

— Я попытаюсь, но обещать, сам понимаешь, не могу.

— Да, конечно. Знаешь, в трудные времена надо приходить друг другу на выручку. Держаться вместе. Улавливаешь, о чем я?

— Надеюсь, что да.

— Поэтому я тоже обдумывал твою… историю.

— Правда?

— Да говорю тебе!

— И что надумал?

— Есть у меня одна идея. Предложение к тебе.

— Какое же?

— Ты собираешься возвращаться в свою контору?

— Конечно.

— Потому что надо оплачивать счета и всякое такое?

— Ну… в общем-то да.

— А не потому, что тебе нравится озеленять пустыри?

— Да нет, не поэтому.

— Выходит, если у тебя будет предложение получше…

— К чему ты клонишь, Терри?

— Предлагаю тебе работу. Высокая зарплата. Гибкий график. И масса всяких льгот. Что скажешь?

— Скажу, что звучит заманчиво. Но…

— Что за работа? Непыльная, Ник. У меня, ты знаешь, бизнес, который по большей части идет как-то сам собой, но все равно хочется, чтоб кто-то за ним присматривал на тот случай, если найдутся паразиты, которые решат за мой счет поживиться. Мне нужен кто-нибудь, кому я мог бы доверять — полностью доверять, — чтобы он все это дело контролировал. Соображаешь? Кто-нибудь, кто прикрыл бы мне спину. А ты, во-первых, в бухгалтерии сечешь, а во-вторых, почти что родственник. Вот мне и кажется, что ты — самое оно. И тебе было бы на руку, и мне.

Ник понятия не имел, что отвечать. Терри широко улыбался и смотрел на него так, будто говорил: «Взойди на борт, и мы поладим!» Ник был уверен, что так и будет. Но почему? Почему именно сейчас? Что заставило Терри сделать столь щедрое предложение? Великодушие или нечистая совесть?