Поцелуй королевы (СИ)

— А химия? — неуверенно спросил Рефект.

— Пятьдесят на пятьдесят. Задавить удастся, но вот надолго ли?

— Подожди, — растеряно запротестовал Рефект. — Малюсенькая ведь опухоль. Мы ее, считай, на самом корню выявили.

— Ну и что? Это рак. Дней через десять посмотрим анализы, какая динамика. Но что-то мне подсказывает — случай тяжелый.

— А лучевая?

— Приспичит, придется все попробовать. Но это же мозг. И глубоко сидит, под самым гипоталамусом, так что… Можно такой побочный эффект получить, что только хуже выйдет.

Рефект вытер вспотевший лоб.

— Вот те на…

Он представил завтрашний разговор с Яхаве. "Нет, об этом ему рассказывать нельзя. Сейчас я для него и так главный враг — считает, я проворонил опухоль. Во-первых, уволит сразу. Во-вторых…" О "во-вторых" даже не хотелось думать.

— Значит, по твоей части тут ничего, операция исключена… — Рефект помолчал, потом тяжело, со всхлипом вздохнул. — Пойду, наверное. Завтра надо Яхаве что-то докладывать.

— Врать будешь? — насмешливо спросил Никос.

— Ну… А ты что предлагаешь?

— Это ты мне, если я не путаю, огромный гонорар предлагал.

— Ну? Так это, — Рефект не понимал, чего хочет приятель. — Если ты о деньгах… Так я могу тебя подключить. Но, с таким прогнозом… Этот гонорар тебе может боком выйти.

— А ты за меня не бойся… Мне терять нечего. Только одно условие — я завтра сам с ним поговорю, без посторонних. Согласен?

Рефект озадаченно почесал затылок…

— А я слышал немного о вас. Вы лет двадцать назад мою двоюродную тетушку оперировали. Успешно.

Они сидели в кабинете Яхаве, величиной с хоккейный корт. Никос чувствовал себя неуютно и про себя злился. На Планете уже давно не хватало места для жизни. Почти для всех обитателей Планеты существовали строгие санитарные нормы, превышать которые разрешалось лишь в исключительных случаях. Так, на простого рабочего первой категории полагалось двенадцать квадратных метров жилой площади. На одного. На каждого члена семьи добавлялось еще шесть метров. А тут кабинет метров триста. Можно представить, какая у него квартира. Но на типов, подобных Яхаве, никакие нормы не распространялись. Он входил в пятерку самых богатых и могущественных людей на Планете.

— Рефект сказал, что вы будете докладывать вместо него, — Яхаве усмехнулся. — Есть у меня предчувствие, что это не к добру. Я попал в переплет?

Врач прокашлялся:

— У вас тяжелое заболевание. И непредсказуемое. Лечение может дать хороший эффект. Настолько хороший, что вы забудете о раке навсегда. В смысле — до смерти, которая, конечно, наступит рано или поздно, но по другой причине… Правда, вероятность такого результата не очень велика. Процентов десять-пятнадцать. И примерно процентов тридцать за то, что лечение только на время купирует развитие опухоли, и вам удастся прожить года два или три. Остальное — в этом диапазоне.

— Диапазон, это от двух-трех лет до смерти "естественным путем"?.. Что же, альтернатива понятна. По тому, как трясся вчера Рефект, я уже догадался, что для меня настали веселые времена. Почему же он сам об этом не сообщил? Не знал, что он так труслив.

— Об этом Рефект, действительно, собирался сообщить сам. Я имею в виду альтернативу, которую вы упомянули. Но это, строго говоря, и не альтернатива вовсе. А вероятность.

Никос замолчал. Он вовсе не пытался держать театральную паузу, как могло показаться стороннему наблюдателю, присутствуй он при разговоре. Врач нервничал. Нервничал же потому, что сомневался. А сомневался из-за того что представлял, какой ящик Пандоры собирается открыть для этого холеного миллиардера, сидящего напротив него за старинным дубовым столом. У Никоса по-прежнему не было уверенности, что он поступает правильно. Но он не знал, как поступить по-иному. И с каждой секундой приближался миг окончательного выбора.

— А у вас — есть альтернатива? Так? — Яхаве тоже держал паузу, словно опытный игрок в покер. — Попробую догадаться. Рефект сказал, что в последние годы вы какие-то эксперименты проводили, вместе с покойным братом. Неужели вы хотите предложить мне… чудесное излечение?

— Нет.

— Тогда что? — В голосе Яхаве прозвучало раздражение. Врач олигарху не нравился. Небритый и помятый какой-то. Зато в очках. Неужели денег на операцию по коррекции зрения нет? Скорее, создает видимость великого ученого. Изображает из себя фокусника с тузом пик в рукаве… Зря он пошел на поводу у Рефекта. Все-таки, растерялся, дал слабину. Да еще ночь плохо спал. Никогда не думал, что мысли о смерти способны настолько испортить настроение и лишить самообладания.

Никос провел рукой по волосам, снял и тут же надел обратно очки. И вдруг быстро произнес скороговоркой, будто спохватившись:

— Я хочу предложить вам бессмертие… Точнее, не хочу, а предлагаю.

Сначала Яхаве почудилось, что он ослышался. Потом его рука потянулась к кнопке звонка, чтобы вызвать из приемной придурка-Рефекта. Совсем сбрендил, притащил к нему какого-то сумасшедшего приятеля. Но рука замерла над столом…

Яхаве был прирожденным дельцом в черт знает каком колене, с молоком матери всосавшим формулу "товар-деньги-товар". Прагматик и циник, он не верил ни в какие "эликсиры жизни". Но ему стало любопытно: а сколько запросит за свой "товар" этот чудак? Надо же знать, какие ныне цены на рынке.

— И сколько стоит ВАШЕ бессмертие?

— Ваше, — не замечая иронии, поправил олигарха Никос. — О моем бессмертии речь не идет. А стоит оно ровно столько, сколько стоит жизнь моей дочери.

…Пора составить план романа. Я целый час сижу, черкаю всякие каракули и не могу сообразить, о чем собирался писать дальше. Похоже, лекарство, которое начали мне колоть неделю назад, как-то воздействует на память. Сегодня ночью я вдруг понял, что у меня "стерся" еще один огромный кусок. Такой интересный и важный период — зарождение земледелия. А ведь еще полгода назад я это помнил совершенно точно. Когда рассказывал сыну во время свидания, все будто стояло у меня перед глазами. Каменные мотыги, раби рыхлят ими землю на берегу широкой реки… Сын тогда еще поразился, сказал: "Папа, ты будто это сам видел"… Сын, сын, сын… Надо составить план. Хотя бы краткий…

…Яхаве вертел в руке старый черепаховый нож для разрезания бумаги. Ручка ножа была инкрустирована мелкими изумрудами. Он переходил по наследству, как талисман, по мужской линии. Когда нож появился в семье, никто не помнил. Его, совершенно точно, держал в руках прадед Яхаве.

Будучи еще совсем маленьким, Яхаве заходил вместе с отцом в кабинет главы семьи, располагавшийся тогда в другом здании. Взрослым требовалось что-то срочно обсудить, и они посадили ребенка в кресло, чтобы не мешал. А прадед, высокий седой старик с толстым носом, взял со стола и протянул Яхаве этот самый костяной нож — поиграться. Он показался мальчику огромным, и впечатление глубоко врезалось в память…

А ведь возможно, подумал Яхаве, что ножом пользовался по прямому назначению еще дед прадеда — в легендарные времена, когда люди читали книги, напечатанные на бумаге.

Яхаве вдруг представил, что на его месте сидит прапрапрадед. Это сколько же ему сейчас было бы? Сто пятьдесят? Или сто восемьдесят? У него засосало внизу живота. Как летит время! А с другой стороны… Яхаве покосился на монитор, стоявший на углу стола, и экран, словно повинуясь безмолвному сигналу могущественного хозяина, зажегся и расплылся бледно-серым цветком.

— Мистер Яхаве, — секретарша смотрела прямо в камеру, как дрессированная собачка, — через десять минут совещание по Лендвичу. Вы будете уточнять список приглашенных?

Олигарх положил нож на стол, на специальную подставку. Нажал кнопку микрофона:

— Отмените совещание. Когда у меня следующее окно?

— В какой день?

— Сегодня.

— Сегодня? — лицо секретарши слегка вытянулось. — Сегодня только после двадцати тридцати.