Поцелуй королевы (СИ)

Сквозь открытое окно кухни, выходящее на веранду, донесся негромкий стук захлопываемой дверцы автомобиля. Ирина Сергеевна непроизвольно вздрогнула и, замерев на какое-то мгновение, перекрестилась. Юрий Константинович, сидевший спиной к окну, повернул голову и посмотрел во двор.

— Ну вот, и будить не надо. Проснулась сама, наша испанская гостья… Значит так, Миха. О делах пока ни слова. Просто предупреди Софию, что я в курсе ее приключений, и мы что-нибудь обязательно придумаем. Пусть зря не нервничает. Ситуация такова, что спешить и дергаться нет резона… В общем, знакомь нас, пообедаем, чем Бог послал, а потом уже все обговорим. Как следует — с чувством, толком и расстановкой.

…Юрий Константинович повертел в руках пустую чашку, словно раздумывая, не налить ли еще чаю, и со вздохом поставил на стол. В последние минуты беседа за столом совсем разладилась. София и Михаил постоянно поглядывали на старика в ожидании обещанного разговора "с толком" и заметно нервничали, особенно София. Даже настойка на рябине не сняла напряжения. София после трех "рюмашек" загрустила, а Михаил, наоборот, не в меру оживился и засуетился. После пары его не очень удачных шуток Юрий Константинович принял авторитарное решение свернуть застолье и попросил Ирину Сергеевну принести чаю. Та расстроилась — закуски к приезду важной гостьи готовились загодя и, что называется, на убой, но что тут поделать… Не такой, как ожидалось, получилась долгожданная встреча с внучкой старых друзей.

— Я приберусь потихоньку, а вы сидите, беседуйте, — Ирина Сергеевна встала из-за стола.

— Я буду помогать, бабушка, — встрепенулась София. "Бабушка" — так сразу же, при знакомстве, велела себя называть Ирина Сергеевна. Когда Михаил во дворе, представляя родных, сказал: "А это моя бабушка, Ирина Сергеевна", та поджала губы и неожиданно для внука решительно заявила: "У русских имя-отчество — для чужих. А для Софии я бабушка. Согласна?" София растеряно кивнула головой. "Вот и хорошо. А теперь иди — целоваться будем".

— Ты сиди, София, — Юрий Константинович поднял указательный палец. — Делов не много, без тебя управятся. Ирина Сергеевна в курсе всех событий, а вот тебе и Михаилу надо слушать внимательно. Без предыстории тут не обойдешься… С вашего позволения, пересяду-ка я в свое любимое кресло, а то поясница побаливает.

Он медленно поднялся, подошел к плетеному креслу, стоявшему в углу веранды… Задумчиво посмотрел на Софию:

— Надеюсь, уважаемая испанская гостья, что незнание реалий советской действительности не помешает понять в моем рассказе самое главное. Впрочем, я постараюсь быть доходчивым, а ты спрашивай, если что, не стесняйся.

София повернулась на стуле боком, махнула ладошкой, отгоняя муху:

— Я весь во внимании.

Михаил едва не прыснул со смеху, но, увидев сдвинутые брови деда, сдержался и промолчал.

— Тогда слушайте. Честно говоря, молодые люди, не шибко-то охота мне обо всем этом вспоминать, но, куда деваться?.. Так вот. Началась эта история осенью 1987 года. Работал я тогда начальником отдела в областном управлении КГБ по Ленинградской области… Где-то в ноябре поступило к нам в контору сообщение от внештатного сотрудника, заместителя главного редактора научно-популярного журнала "Наука и производство". Стукач докладывал о том, что литературный редактор этого журнала, некто Виталий Сизоненко, начал писать антисоветскую повесть, настоящий пасквиль на руководителей партии и правительства. Повесть, якобы, фантастическая, но на самом деле махровая клевета на советскую власть. Этот самый Сизоненко пришел к нашему сексоту за советом, а тот, естественно, немедленно доложил куда надо.

— Подождите, пожалуйста. Сексот и стукач — я запуталась. Стукач, это тот, кто докладывает? — уточнила Софья. — Я правильно поняла? Моя бабушка иногда употребляла это слово.

— Почти правильно, — заметил Михаил. — Но вернее будет — доносчик. Разницу улавливаешь?

— Чего я должна ловить? — удивилась Софья. — Сколько раз я тебя просила, Миша, разговаривать понятливо?

— Не препирайтесь, молодые люди, — вмешался Юрий Константинович. — Да, сексот и стукач — одно и то же. Михаил имел в виду, что к "стукачу" лучше подходит синоним "доносчик", а не "докладчик". Но тут я виноват, извините. Постараюсь дальше объясняться без специфических терминов… Так вот, поступил ко мне этот самый донос с резолюцией начальника управления "Проверить и доложить". Указание есть — надо выполнять. Но история уже изначально показалась мне тухлой. Вся страна, притом с самых высоких трибун, талдычит о гласности и перестройке, а тут донос на антисоветскую повесть. Это в то время, когда в газетах и журналах такое пишут, что уши заворачиваются.

На этих словах София задумчиво сложила губы трубочкой, но промолчала. А Юрий Константинович продолжал свой рассказ.

— Решил я поручить проверку молодому сотруднику, лейтенанту Максимову. Он к нам недавно после юрфака попал, по протекции. Папаша у него важной шишкой был в горкоме КПСС, секретарем по идеологии. Парень молодой, начитанный, правда, скользкий какой-то… Вот я и подумал — пусть займется этой кляузой, опыта наберется. А я посмотрю, что за тип.

Максимов взялся за дело рьяно и, где-то через неделю, принес мне отчет. Читаю заключение и глазам своим не верю: наш молодой да ранний, оказывается, нашел в действиях Сизоненко состав преступления аж по двум статьям УК РСФСР. По ст. 70 ("Антисоветская агитация и пропаганда") и ст. 190-1 ("Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй и др."). Эге, думаю, ничего себе. Вот тебе и ненаучная фантастика. Надо с ней поближе познакомиться. Сначала-то я не хотел читать: чего голову забивать всякой ерундой? Но тут уж поневоле пришлось. Взял приложенный к отчету текст, а там всего-то несколько листков на машинке. Прочитал.

Повесть о хронотах, Или "Живее всех живых"

Он лег очень поздно, но проснулся рано. Не спалось.

Надев войлочные тапки, подошел к окну, приволакивая ноги. От чугунной батареи несло теплом. Его тело, тело южного человека, любило тепло. Он опустил над батареей ладони и пошевелил толстыми, как сосиски, пальцами.

Окно спальни выходило во внутренний дворик особняка. По периметру прохаживался охранник в длиннополой шинели и хромовых сапогах. Остановился, подпрыгнул несколько раз на месте, согреваясь. Постучал ногой об ногу. Человек у окна невольно поморщился. Первый день весны, а под утро морозит, как зимой. Но, ничего, скоро станет жарко…

Вчера долго сидели со старшим братом, обсуждали важные вопросы. Смертельно важные.

Брат сильно постарел и сдал, болел в последнее время. Ладно бы там сердце или еще что, а то ведь с головой непорядок творится. Положение опасное, почти крайнее, надо делать операцию, а он артачится. Но так ведь и власть потерять недолго.

Понять-то можно, чего он боится и кого опасается. Про Влаха они оба помнили хорошо — как тут забудешь? Но ведь и тянуть дальше нельзя, можно всего лишиться.

Вчера он с ним разговаривал в последний раз. Сам для себя так определил — в последний. Если брат откажется, значит, надо действовать по-другому. Оттягивать дальше нельзя. Кто знает, чего у брата на уме? Да еще с его паранойей. Недаром он на врачей окрысился. Не верит им и оттого бесится.

Брат не захотел проводить трансформацию. В очередной раз. И он принял меры. Перешел Рубикон. Так, кажется? Интересная у них история…

А теперь остается только ждать. "Сработало ли? Если химик подвел с ядом — собственными руками задавлю…"

…Когда-то их было трое. Три брата-олигарха, три самых богатых жителя Планеты, обладавших почти непомерной властью. Одно они не могли взять под свой контроль — время. Время шло, а они старели. Неумолимо приближалась смерть, и никак нельзя ее было отвратить, несмотря на все достижения медицины.