Поцелуй королевы (СИ)

Не признался я приору Рамиро, что смог прочесть сей зашифрованный текст. И не признаюсь. Не под силу ему ни познать сокровенный смысл рукописи, ни, даже, прикоснуться к нему. Но есть единственный человек, которому я доверюсь и откроюсь.

Пергамент древний с загадочными клинописными знаками переписал я уже ранее набело на бумагу. Постичь его смысл я не могу, лишь догадываюсь, что он может содержать тайну о клозах. Может быть, скрывается за сими письменами секрет, о коем говорила мне Летиция: о том, как получить бессмертие. И идти за ним надо куда-то в горы Синая, где захоронены нелюди по прозванию хроноты. Но мне не под силу расшифровать древние знаки. Пусть займется сим трудом кто-то другой, на кого укажет перст Божий.

А я заканчиваю свою рукопись. Спрячу все в надежном месте и отправлюсь в Сеговию к председателю Святой палаты, монсеньору Торквемадо, с покаянным признанием. Пусть судит меня великий инквизитор за мои богопротивные поступки и смертные грехи и пусть решает, как поступить со страшной тайной, приоткрывшейся мне по промыслу Всевышнего. Душа же моя, истомленная неизбывным покаянием и одряхлевшая от груза непомерных грехов, жаждет искупления и покоя.

Записано в день 10 июля в лето 1490 от Р.Х.

Окрестности Санкт-Петербурга. Пятый день второй фазы луны

— Аминь, — закончила София. И зачем-то добавила. — Точка.

Под конец рассказа она, все-таки, начала немного сбиваться. Ее укачало и стало клонить в сон, но София мужественно довела записки монаха до финала, прикрывая зевки ладошкой.

Михаил молчал. Так же, как и всю дорогу. Лишь пару раз задал уточняющие вопросы.

— Вот, из-за этой рукописи весь сыр-бор загорелся. Так русские говорят?

— Почти правильно. Только разгорелся. Ты молодец. Хорошо рассказала.

— Понятливо?

— Угу.

— А я ничего не понимаю! — с отчаяньем выговорила София и, уже не скрывая, сладко зевнула.

— Еще бы… Ты не переживай. Во всем разберемся, вместе с дедом. Дед у меня в таких делах дока. Дока — это значит специалист. Да и связи кое-какие остались. В смысле — друзья, знакомые… Чего молчишь?

Михаил покосился на соседнее сиденье. София спала, наклонив голову на правое плечо и сложив руки на животе. Словно реагируя на мужской взгляд, девушка пошевелила во сне ногами, и сумка свалилась с коленей вниз, упав около сиденья. Какое-то время Михаил ехал, бросая в сторону молодой соседки отрывистые взгляды. Затем, чертыхнувшись про себя, свернул на обочину и остановился. Обернувшись назад, снял с боковой вешалки легкий летний плащ и аккуратно укрыл им ноги Софии.

"Вот так-то оно лучше, — подумал с иронией. — Надо оставаться джентльменом. А то и в аварию угодить недолго. И вообще — на чужой каравай рот не разевай…"

…София проснулась в машине и не сразу поняла, где находится. Потянувшись, разминая тело, заметила на бедрах плащ. Несколько секунд смотрела на него в недоумении, пока не поняла в чем дело. "Это что же, меня Миша накрыл? Представляю, как я выглядела, — почувствовала, как к лицу приливает кровь. — Чертова юбка. Это все Донато с его бзиками о сексуальной раскрепощенности… Интересно, а что не понравилось Мише?.. Или он такой стеснительный? Никогда бы не подумала. Скорее, воспитанный".

Аккуратно свернув плащ, поместила его на заднее сиденье. Огляделась. Автомобиль стоял во дворе: сзади, метрах в двух-трех, железные ворота; спереди, метрах в четырех, дом из красного кирпича. На всю ширину фронтона просторная деревянная веранда, увитая зеленым кустарником. "Почти как у дяди Бартолоума, только дом и двор маленький. Видимо, мы уже у Рогачевых. Только почему меня оставили в машине? Неужели так крепко спала после коньяка и баранины? Что они подумают? А что они должны думать?.. Интересно, я во сне храплю? Донато ничего не говорил. Господи, о чем я думаю?.. Миша, Донато…"

Нашарила в ногах, около сиденья, сумку, положила ее на колени…

— Ну, если вкратце, вот такая история. Странноватая, я бы сказал. Что ты думаешь, деда? — Михаил вопросительно взглянул на Юрия Константиновича. Они сидели втроем на небольшой кухне: внук, дедушка и бабушка, Ирина Сергеевна.

— Так ты из-за этого решил Софию не будить? Чтобы с нами сначала посоветоваться?

— Ну не только… Жалко ее. Понятно, что наволновалась и набегалась. Вы же видели, как она спала, словно отключилась от всего… Но согласись, деда, лучше было кое-что без нее обсудить? А?

— "А" и "б" сидели на трубе. Ты сам-то чего думаешь? Где выводы и заключение, господин юрист? — Юрий Константинович лукаво прищурил правый глаз, но голос выдавал напряжение.

— Да нет у меня особых выводов.

— Тогда чего испугался?

— Я не испугался, а озадачился. Мы же ее впервые видим. Ну, вы знали немного ее отца, дедушку с бабушкой. А она кто? Появляется вроде нормальная женщина, молодая, симпатичная…

— А мне она что-то не глянулась, — заметила Ирина Сергеевна. — Долговязая и вообще…

— Бабуль, ну чего ты заметить могла в машине? Да она еще эти дурацкие черные очки нацепила.

— Значит, ты утверждаешь, что София симпатичная? — с задумчивым выражением лица спросил Юрий Константинович.

— Деда, не прикалывайся… Вот проснется — и сами все увидите. Нормальная, говорю. Правда, она мне еще вчера показалась немного напуганной и рассеянной. Как бы не в себе — тело здесь, а голова в другом месте. А уж сегодня, когда всего нарассказывала… Человека убила, а из-за чего — непонятно. Потом этот консульский, который ее, якобы, чуть ли не арестовал. А история с рукописью — вообще…

— Чего вообще?

— Ну, бред же.

— Что именно?

— Да все. И то, что в Мадриде у них случилось. И сама рукопись — бред. Если, конечно, не сказка.

— Подожди. Что ты вокруг да около ходишь? — Юрий Константинович нахмурился. — Ты считаешь, у Софии с головой не в порядке?

— Да не знаю я… Она сама говорила, что у нее в детстве травма была. Ну, психическая. Просто, вы не удивляйтесь, если она себя странно поведет. А так-то она… хорошая.

Какое-то время все трое молчали. Михаил сосредоточенно смотрел в стол, передвигая по нему пустое блюдце. Юрий Константинович бросил быстрый взгляд в сторону жены. Та еле заметно пожала плечами, вздохнула. Потом слегка кивнула головой. Дед перевел взгляд на Михаила:

— Да нас-то, внучок, удивить трудно. Ты уж сам постарайся поменьше удивляться.

— Это ты о чем? Не понял.

— Ох, Миша, даже не знаю… Может быть, мне следовало тебе об этом раньше рассказать… Да кто же предполагал, что так все сойдется? Я, честно говоря, давно уже о подобном и не слышал ничего… Вот мы с бабушкой твоей в свое время и решили — зачем страшилки без нужды еще кому-то рассказывать, мозги забивать? Поэтому и родители твои ничего не знают, и ты… пока не знаешь. Но, видимо, действительно на все воля Божья. И время всему тайному стать явным.

— Да о чем ты, дед?!

Михаил в эмоциональном порыве с силой пристукнул блюдцем по столешнице. А оно — хрясь! — и раскололось на три части.

— Извините, — Михаил смутился.

— Ты бы потише выражал свои чувства, а то София проснется, — Юрий Константинович выглядел расстроенным и виноватым. — Хотя все равно пора будить. Нет смысла эту беседу без нее продолжать.

— Ничего, Мишенька, оно с трещинкой было, — Ирина Сергеевна засуетилась, быстро сложила осколки блюдца в кучку около себя. — Старый сервиз. Из него почти ничего и не сохранилось. Помнишь, Юра, это мне на юбилей дарили?

— Бабуль, ну извини, честное слово. День сегодня такой суматошный. Каким-то дураком себя чувствую. Получается, докоцал я твой сервиз.

— Я же сказала — ничего страшного. И вообще — посуда бьется к счастью.

— Это тогда, когда она сама бьется, — к старшему Рогачеву вернулся иронический тон. — Тогда — это знак судьбы. Впрочем, мы и без Мишкиного хулиганства, кажется, уже получили такой знак. Так что, бей посуду, не бей…