Кристаль

Йохансен хихикнул.

— Тут тебе не цирк! — осадил Бьорн помощника.

Внезапно изображение исчезло, и из магнитофона донесся какой-то слабый свист.

— Выключите его, там какая-то неисправность! — Директор привстал. — Выключите!

Не дожидаясь, пока Йохансен исполнит его просьбу, директор сам нажал на кнопку «Stop», затем вынул кассету.

— Ну вот, я так и знал… Вы хоть представляете, сколько стоит такая кассета?..

Бьорн бросил на директора испепеляющий взгляд и забрал кассету. Магнитофон больше не издавал никаких звуков, и тишина была угнетающей. Бьорн коротко взглянул на Анжелу. В этом взгляде можно было прочесть: «Ты ведь не вышла из сауны сразу же — по крайней мере, мы этого не видели. Что там произошло, Анжела?» Она отвернулась. Бьорн тоже отвел глаза и устремил взгляд в пол. Внезапно, увидев стоявшую под столом корзину для бумаг, он склонился над ней и вытащил смятый ком магнитофонной ленты.

— Йохансен, давай-ка почини нам эту пленку.

— Но как?..

— По старинке, скотчем. А перематывать придется пальцем.

Йохансен с грехом пополам распутал скомканный клубок пленки, отрезал кусок, безнадежно смятый в гармошку, остальное склеил скотчем с той пленкой, что была в кассете, и с помощью указательного пальца замотал ее обратно.

— Ну что ж, теперь, может быть, что-то и увидим. Я вставляю кассету?

— Само собой, и поживее!

На экране вновь появился коридор перед входом в сауну. Через тридцать секунд показалась черноволосая девушка в расшитом блестками костюме мажоретки. Мужчины и Анжела были настолько поражены, что никто из них не произнес ни слова.

Мажоретка проскользнула в приоткрытую дверь. По экрану пошли красноватые полосы — только благодаря ним можно было догадаться о смене кадров.

— Адриана вошла в сауну в три часа ночи, — прошептал Бьорн.

Йохансен с изумлением взглянул на комиссара:

— Но ведь она вышла из своего номера в два двадцать пять, шеф! Что же она делала все это время?

— Об этом ты спросишь убийцу…

Анжела внезапно ощутила слабость. Ее как будто вновь окутало влажное тепло остывающей сауны. Пытаясь сохранять на лице невозмутимое выражение, она продолжала смотреть на закрытую дверь. Судя по тем кадрам, которые появлялись на экране после вклейки вырезанной пленки, Адриана вошла в сауну уже после нее.

Склонившись к экрану, Бьорн пытался разобрать показания таймера, но это было невозможно. Он закрыл блокнот. Полосы замелькали чаще. Судя по всему, вклеенная часть пленки подходила к концу. Изображение дергалось, то и дело менялась контрастность.

— Стоп! — громко сказал Бьорн.

Йохансен вскочил и нажал на кнопку «Pause». Несмотря на полосы, пересекавшие экран, можно было различить уже другую фигуру в костюме мажоретки, в другой обстановке.

— Это ресторан, — сказал директор.

Охваченный волнением и любопытством, он тоже подался к экрану. Бьорн откинулся на спинку кресла:

— Нам везет… Здесь тоже можно разобрать время… Три часа ночи.

— Три часа пять минут, шеф, — поправил Йохансен. — Может быть, это Жозетта… Она вышла из своего номера как раз десять минут назад. Если она забрела в ресторан, то, возможно, потому, что заблудилась…

— Faen! — прорычал Бьорн.

Пленка снова оборвалась. Бьорн повернулся так резко, что кресло под ним затрещало.

— Так, ладно. Йохансен, забирай магнитофон.

— Но что мне с ним делать?

— Делай с ним что хочешь, просмотри запись хоть сто раз подряд, кадр за кадром, но выясни, кто эта вторая мажоретка. Составь отчет по минутам: маршруты, номера камер, время — там, где можно его разглядеть… Когда у нас будет четкая картина всех перемещений этой ночью, тогда, возможно, что-то и выяснится…

— Хорошо.

Бьорн поднялся и взглянул на часы.

— Ты не хочешь снова допросить Жозетту, шеф? — спросил Йохансен.

— Завтра. Пусть еще помаринуется.

Комиссар вышел. Анжела последовала за ним и в коридоре спросила:

— Я могу идти к себе?

Бьорн, обернувшись наполовину, ответил:

— Нет, Анжела, немного позже.

Глава 13

Возвышавшаяся над неподвижными льдами фьорда старинная крепость, издавна защищавшая Осло, полнилась непривычными звуками — взрывами девичьего смеха.

По крепостным стенам прогуливались группки мажореток в сопровождении продрогших тренеров. У тех и у других лица были закрыты шарфом или поднятым меховым воротником. Экскурсия подходила к концу. Напоследок все остановились на смотровой площадке, откуда открывался панорамный вид на набережную и гавани. Однако в сумерках можно было разглядеть лишь темную полосу воды, оставшуюся после прохода ледокола, и огоньки снующих по ней катеров.

Вдоль узких улиц тянулись цепочки фонарей. Туристов в это время года было мало. Здесь, в крепости, единственным живым существом кроме них был вооруженный гвардеец в униформе, регулярно обходивший дозором центральную аллею и вымощенный брусчаткой двор.

Столпившись у ворот, десятка два мажореток хихикали, глядя на его маневры. Повинуясь какому-то внутреннему распорядку, часовой регулярно вскидывал оружие вверх, и в стенах крепости эхом повторялись резкий скрип кожи и бряцание металла; затем, шесть раз ударив прикладом в землю, он строевым шагом обходил двор, безупречно оттягивая мысок. Оказавшись перед подъемной решеткой, зубья которой нависали над узким проходом, он делал полуоборот и тем же шагом углублялся в заснеженную аллею.

— Кто-нибудь из вас так может? — спросила одна из мажореток.

Остальные закивали, одновременно представляя себе строевой шаг гвардейца.

— Ничего сложного, — заявила хрупкая непоседливая брюнетка.

Слегка склонив голову набок, она смотрела на подруг, словно ожидая команды.

— Это пара пустяков.

— Ну попробуй, раз ты первая сказала…

Азиатские девушки хлопали ладонями себя по груди, демонстрируя готовность повторить проход гвардейца.

— Жозетта, попробуй и ты!

Предводительница французской команды рассеянно смотрела на горизонт, как будто ее все это не касалось. Затем она перевела взгляд на часового, стоически продолжавшего свои маневры.

— Почему все время я?

— Ну тебе же это нравится…

— Ты никогда не боялась…

Подошла другая группка девушек. Несколько минут все возбужденно переговаривались сразу на многих языках. Наконец каждая команда выбрала свою представительницу, и импровизированное соревнование «часовых» началось.

Одна за другой мажоретки доходили строевым шагом до деревянной будки часового и, остановившись перед бравым норвежцем, приветственно улыбались. Но тот, по примеру своих лондонских собратьев, оставался совершенно бесстрастным, словно был высечен из мрамора. Жозетта даже дважды повторила упражнение. Все новые и новые мажоретки, охваченные духом соревнования, следовали примеру своих «первопроходцев». Русские девушки, вдохновившись военной хореографией, даже пели на ходу какую-то мелодию. Испанки звонко щелкали пальцами в такт шагам. Итальянки, оставшиеся без капитана, маршировали, скорбно склонив головы, словно под звуки похоронного марша. Азиатки, напротив, широко улыбались, соблазнительно поводя плечами и пожирая глазами молодого норвежца.

Уставшие и раздраженные тренеры с трудом передвигали ноги в глубоком снегу, доходившем по середины икр. Наконец они увидели следы своих подопечных — сначала беспорядочные, потом все более четкие и ровные. Что бы ни было тому причиной, тренеры видели перед собой наглядную картину рождения порядка из хаоса. По следам они вышли к воротам, ведущим во внутренний двор крепости. Ворота немного возвышались над пространством двора.

Во дворе целая армия мажореток маршировала ровными рядами друг за другом, со всех сторон окружая часового, словно почетный эскорт на военном параде. Некоторые напевали вполголоса какую-то ритмичную мелодию, чтобы не сбиться с ноги. Со стороны эта мозаика из человеческих фигур казалась каким-то заведенным гигантским механизмом — такое ощущение усиливалось от негромкого гула поющих голосов. Двигавшийся в центре часовой был невозмутим. Кажется, еще никогда шаг его не был настолько близок к совершенству — все в нем было устремлено вперед и вверх.