Кристаль

— Видишь, ты понемногу привыкаешь к холоду.

— Вы очень любезны, комиссар, но я никогдане привыкну к холоду. Впрочем, не думаю, что я надолго задержусь в вашей стране…

Не поворачивая головы, Бьорн спокойно проговорил:

— Но, к несчастью, в связи с тем, что недавно произошло, твоя газета требует, чтобы ты задержалась.

— Что?.. То есть… Вы уже знаете, что мне поручено?..

— Знаю. Нет проблем. Я не возражаю, чтобы ты делала свою работу.

— А другие?

— Скоро прибудет мой начальник, Крагсет, и отдаст все распоряжения начет расследования…

— Кстати, как оно?

— Движется, движется…

Глядя на заснеженные пространства по обе стороны дороги, Анжела машинально пробормотала:

— В темноте, в темноте…

— Что?

— Нет, ничего…

Ее взгляд упал на приборную доску. Надо же, Три часа дня, а температура — минус восемь! Анжела стиснула зубы: их постукивание в паузах между репликами звучало почти комично.

— Этот водитель автобуса, он же переводчик… вы его знаете? — нерешительно спросила Анжела.

Бьорн искоса на нее взглянул:

— Меньше, чем ты.

— Я вам еще пригожусь, комиссар. Я не глупее Йохансена. К тому же так получилось, что я в самой гуще событий.

Анжела с трудом узнавала дорогу к отелю. Все встречные автомобили ехали так же медленно, как «мерседес» Бьорна. Сорок пять километров в час. Бьорн перехватил ее взгляд, устремленный на спидометр.

— Мы более осторожны, чем вы, французы. У нас в городах разрешенная скорость тридцать — пятьдесят километров, за городом — семьдесят — восемьдесят. Туристов это раздражает. У нас мощные машины, но мы ползаем, как улитки.

— Я ничего не сказала…

— У нас большая страна, но мало жителей. Всего пять миллионов. Хотя это и к лучшему. Меньше различий, проще регулировать проблемы. Наше общественное и политическое сознание более развито. Мы не такие эгоисты, как вы, мы уважаем людей и природу. Вот если бы все остальные жители планеты научились, как мы, соблюдать ограничения скорости, беречь озоновый слой…

«Какой пустой, бессвязный разговор, — подумала Анжела. — Как будто мы сто лет знакомы… К чему он все это говорит? Как это связано с бедной девочкой, которой размозжили голову камнем?..»

— Имир уже известен полицейским службам.

— Вот как?

— Да, но это было давно.

— Давно? Когда?

Кажется, из категории подозреваемой номер один она неожиданно переходит в категорию доверенного лица комиссара… Но не успела Анжела порадоваться этому обстоятельству, как Бьорн ее буквально огорошил, сказав:

— С твоей сестрой, насколько я знаю, произошел несчастный случай. Давно?

Застигнутая врасплох, Анжела почувствовала, что ей внезапно стало жарко. Продолжая смотреть прямо перед собой, она произнесла:

— Да, я вижу, ваше расследование и впрямь движется.

— Не расследование, а мое размышление. Я узнал, что с тобой произошло большое несчастье. Я хочу знать, что именно, вот и все.

— Это было давно. Я все делаю, чтобы забыть…

Бьорн несколько секунд смотрел на Анжелу так пристально, что она ощутила себя пойманной в ловушку.

— Смотрите на дорогу…

Бьорн взглянул в зеркало заднего вида, когда задние колеса машины пробуксовали, угодив в небольшую колею возле разветвления главной дороги. Он резко прибавил скорость, и «мерседес» продолжал путь вдоль берега фьорда.

— В детстве я вместе с сестрой, двойняшкой, была мажореткой. Мы решили ими стать, чтобы доставить отцу удовольствие. Однажды, как раз в день соревнований, с сестрой произошел несчастный случай. Мне больше нечего добавить. Кроме того, что я ненавижу мажореток. И едва выношу свое пребывание здесь.

— У тебя была сестра-двойняшка?.. Надо же, между тобой и Имиром есть кое-что общее…

— Что именно?

— У него тоже был брат-близнец. Они с родителями переехали в Осло двадцать лет назад.

— У Имира был брат-близнец?!

— Да, Бальдр… До чего ж дурацкие имена дали им родители!.. Поначалу я даже думал, что это прозвища, но потом убедился, что они и в документах значатся. Вторые имена.

— А почему дурацкие?

— Это имена полубогов в скандинавской мифологии. Ну вот если бы тебя назвали Венерой, тебе бы понравилось?

— Да, но я ведь настоящая богиня, это разные вещи.

Бьорн пропустил эту шутку мимо ушей и продолжал:

— Имир и Бальдр никогда не расставались. Тебе-то это понять проще, чем кому другому… Их родители были богатые торговцы. Судя по рассказам тех, кто знал эту семью, дети общались только друг с другом. Они жили в собственном доме, первый этаж которого занимал магазин. Там продавались дорогие безделушки, из тех, что дарят на свадьбы и прочие торжества… А потом случилось несчастье. Пожар. На зимнее солнцестояние.

— Солнцестояние?..

— Ну, иначе говоря, под Рождество. Брат Имира погиб.

«Погиб».Одно из тех слов, что особенно впечатляют, будучи произнесенным полицейским.

— Вместе с родителями, — добавил Бьорн, по-актерски выдержав паузу.

«Мерседес» подъехал к отелю. Анжела поняла, что откровения закончились вместе с поездкой. Бьорн остановил машину в начале стоянки и выключил мотор. Потом всем своим массивным корпусом с трудом повернулся к Анжеле. Скрипнула кожа сиденья. Когда Бьорн с грехом пополам переместил при повороте полусогнутую правую ногу, он почувствовал, как руль уперся ему в левый бок. Но комиссару во что бы то ни стало нужно было оказаться прямо напротив Анжелы, прежде чем заговорить снова. Медленно тянулись секунды. Анжела терпеливо ждала продолжения… или начала всего.

Могла ли эта молодая женщина, сидевшая напротив него, напряженная как струна, в порыве гнева размозжить затылок Адрианы? И, не успокоившись на этом, нанести еще несколько ударов, пока не раздробились кости и не обнажился мозг? Могла ли Анжела схватить огромный булыжник обеими руками?

Анжела заметила, что он смотрит на ее руки, лежащие на коленях.

— Комиссар?..

— Да-да, Анжела. Я размышляю, вот и все. Как у вас говорят?.. Взвешиваю слова.

— Вы говорили о пожаре…

— Огонь — это очень большая опасность в нашей стране. Все его боятся. Дело в том, что почти все наши дома деревянные. Целые города выгорали и отстраивались заново по много раз.

— Имир был единственным, кто спасся?

— Его родители тратили огромные суммы на противопожарную сигнализацию, но это не помогло. У Имира были сильные ожоги на ногах. Его обвинили в том, что это он устроил пожар, но суд его оправдал. С тех пор он так и живет в развалинах своего родового гнезда, недалеко от порта.

— На что он живет? Возит туристов?

— Все его знают, называют Здоровяк… Он мастер на все руки. В туристический сезон он работает на все гостиницы одновременно. В остальное время живет затворником где-то на Севере.

Анжела обернулась и взглянула на ярко освещенный отель. Она вдруг ясно представила себе лицо Имира, вопящего от боли перед стеной пламени, пожирающего его брата.

Вот отчего это мгновенно возникшее притяжение.

Роковое притяжение огня и льда.

Так же как она с Кристаль, Имир и Бальдр пережили этот страшный разрыв.

— Это вы расследовали то дело о пожаре, комиссар?

— Я?.. Нет… Я в то время был, как у вас говорят, в свободном плавании.

Он невольно улыбнулся.

— То есть?

— Нет, ничего, — прошептал Бьорн и снова замолчал на несколько секунд, как незадолго до того, когда прикидывал, могла ли Анжела быть убийцей. — А он тебе не рассказывал эту историю?

— У нас было не слишком много времени на разговоры…

— И при виде ожогов у него на ногах ты даже не полюбопытствовала…

— Меня интересовали не ожоги, — сухо перебила комиссара Анжела.

Бьорн вздохнул и произнес с нотой неподдельной печали в голосе:

— Чем тяжелее тело, тем больше нагрузка на сердце…

Слегка смутившись, Анжела снова взглянула на отель. На ступеньках стоял какой-то человек и явно смотрел на их машину.

— Йохансен, — снова вздохнув, сказал Бьорн.