Кристаль

Эли и Йохансен, согнувшись, принялись осматривать залитый водой пол — медленно и тщательно, как куры в поисках червяка. Дойдя до противоположной стены, они выпрямились и уже хотели возвращаться, как вдруг Йохансен снова наклонился — так низко, что едва не уткнулся носом в пол.

— Что там? — спросил Бьорн.

— Не пойму…

Бьорн и Эли наклонились рядом с ним. На полу сверкала крошечная золотая искорка.

— Что это? — прошептала Эли.

Бьорн подобрал эту блестящую пылинку с помощью большого пальца и поднес ближе к свету. Потом произнес таким тоном, словно речь шла о самой обычной вещи:

— Золотая блестка.

Глава 11

Куда бы Анжела ни бросила взгляд, она повсюду видела гладкие поверхности и прямые линии. Даже когда команды отдыхали, они не собирались в кружок, а образовывали ровное каре — видимо, так сильно действовала обстановка.

Имир флегматично наблюдал за этой суетой со зрительской трибуны. Разочарованная тем, что он избегает встречаться с ней взглядом, даже когда для этого предоставляется благоприятная возможность, Анжела сфотографировала его так, чтобы он оказался в самом углу снимка.

После этого она убрала фотоаппарат. Если снимать так часто, скоро останешься без пленки. Такая лихорадочная деятельность не была естественной для Анжелы, просто ей хотелось отвлечься от мрачных мыслей. Чем дольше она нацеливала фотоаппарат, глядя в видоискатель, тем меньше на нее давила реальность. В то же время она демонстрировала, что отрабатывает свой хлеб как профессиональный фотограф в самой гуще событий. Щелчок кнопки, урчание мотора, снова щелчок — все это подтверждало легитимность ее присутствия в спортивном зале.

Часть зала была отгорожена огромным черным брезентовым полотнищем, свисавшим с потолка. Посередине был разрез в три метра высотой, сквозь который можно было пройти из основной части зала в импровизированные раздевалки. В качестве перегородок между ними использовались пластмассовые стеллажи для бутылок, на время привезенные из соседней пивной; они были похожи на детали гигантского конструктора «Лего». Над входом в каждый из этих узких отсеков был прикреплен бумажный флаг той или иной страны. От бесконечной беготни мажореток в шортах и футболках туда и обратно брезент постоянно колыхался.

Посреди основной части зала тянулась широкая тренировочная дорожка, над которой на тонких проводах висели громкоговорители — казалось, что они парят в пустоте. Слева и справа от дорожки стояли ограждения с укрепленными на них пестрыми рекламными щитами. С одной стороны ограждения амфитеатром высились длинные ряды скамеек, на которых расположились зрители и журналисты. Из громкоговорителей непрерывно звучал гимн мажореток — как только он заканчивался, сразу начинался снова. Сами мажоретки разминались под присмотром тренеров, выкрикивающих команды на разных языках; тренеры напоминали овчарок, ревностно оберегающих вверенное им стадо и иногда рычащих на какую-нибудь нерадивую овцу, чьи ошибки нарушали общую гармонию. Спортсменки снова и снова повторяли отдельные элементы и целые комплексы движений, добиваясь абсолютной синхронности, которая должна была принести им победу. Обязательная программа. Произвольная программа. Каждая деталь сложного многорукого и многоногого механизма двигалась в общем ритме.

Однако с верхнего ряда зрительских скамеек, где сидел Имир, зрелище внизу казалось сумбурным и жалким. Улыбаясь уголками губ, он наблюдал за взмахами позолоченных капитанских жезлов. Поскольку мажоретки были не в парадных костюмах, а в обычных тренировочных, происходящее выглядело обычной спортивной разминкой. Из-за отсутствия роскоши и блеска ощущения праздника не возникало.

Имир не сразу осознал, что отбивает такт ногой. Заметив это, он поднялся и спустился вниз, к Анжеле, сидевшей на корточках возле своей сумки.

Не вставая, она подняла голову и взглянула на него, как восхищенный турист, зачарованный видом огромной горы, вершина которой теряется в облаках. Она даже не заметила, как он подошел. Несмотря на свою массивность, Имир обладал удивительным свойством — полностью сливался с обстановкой.

— Ты больше не фотографируешь?

— Надо сохранить пленку для продолжения.

— Думаешь, будет продолжение?

— Кто знает.

Она мысленно выругала себя за такой шаблонный ответ, одновременно следя за реакцией своего лжелюбовника. Имир смотрел на нее с той непринужденной доброжелательностью, которая покорила ее с самого начала. Словно вся ее прежняя жизнь была сплошным непрекращающимся испытанием, а этот человек самой судьбой был предназначен для того, чтобы стать для нее тихой пристанью после всех бурь.

— Ты говорила, что хочешь мне что-то сказать…

— Да… Спасибо за твое свидетельство. Но я могла бы выпутаться и сама, поскольку я абсолютно невиновна.

— Я знаю. Но я беспокоился за тебя. В общем-то, я даже не понимаю, зачем сказал… это. Такая идея возникла как будто сама собой во время допроса.

—  Это?

Наконец-то ей удалось заставить его улыбнуться по-настоящему. Это воодушевило Анжелу, и она решила продвигаться в глубь новооткрытой территории.

— Ну что ж, не такая уж плохая идея. Во всяком случае, благодаря ней я на свободе.

— Анжела…

— Да?

— Можешь на меня рассчитывать.

— Имир… Вчера вечером ты пытался войти ко мне в номер?

— В самолете у тебя был такой испуганный вид. Мне захотелось придать тебе уверенности. Взять тебя под свою опеку.

«Вот именно так мужчинам и удается вызывать сверхъестественные катастрофы в сердцах женщин!»

Одна из распорядительниц недовольно на них шикнула. Имир покраснел. Анжела попыталась удержать его взглядом, но безуспешно: он повернулся и направился к выходу, пробормотав какое-то невнятное извинение, минуя распорядительницу.

Анжела поднялась, с нарочитой небрежностью прислонилась к стене и подумала: «Какие у него огромные ботинки, я никогда таких не видела. Должно быть, они исходили всю страну… А почему ты думаешь о ботинках? На самом-то деле, дорогая, ты думаешь совсем о другом… Ну-ну, ты сама знаешь, что ничуть не хуже местных красоток, закутанных с головы до ног. Так что хоть раз в жизни будь откровенна сама с собой. Ты думаешь совсем о другом, сексуально озабоченная лицемерка!»

Она окинула взглядом пространство зала с другой стороны разминочной дорожки. Там стояли столы, за которыми распорядители готовили для девушек легкую закуску. На пять секунд динамики умолкли, потом — наверное, в сто двадцатый раз — снова зазвучал гимн мажореток. Хрупкие когорты дрогнули, упражнения возобновились.

Взглянув на черный брезентовый занавес, Анжела заметила легкое колыхание, как будто с той стороны кто-то шел из крайней раздевалки к выходу. Несколько мгновений спустя из разреза в брезентовом полотнище выскользнула мажоретка и направилась к разминочной дорожке. Анжела не сразу узнала ее, а когда узнала, то сначала не поверила глазам.

Девочка двигалась с непринужденной грацией. Похоже было, что она уходила освежиться: на лице и руках блестели капельки воды. Волосы были собраны в тугой узел и покрыты тонкой серебристой сеточкой.

Кристаль.

Зачарованная видением, Анжела вынула из сумки фотоаппарат, присоединила к нему телеобъектив и приблизила изображение, чтобы убедиться, что не ошибается.

Кристаль — единственная из всех мажореток — была одета в парадный костюм из легкой, просвечивающей ткани. Широкие оборки розовой юбки, расшитой серебром, то и дело взлетали вокруг бедер; стройность талии подчеркивал широкий пояс. Каждым своим движением она создавала вокруг себя мини-каскад — шелестящий, сверкающий, почти невесомый.

Да, это действительно была сестра — или ее призрак. Их недавняя ночная встреча произошла в какой-то непонятной реальности между сном и явью, и Анжела не осмеливалась предположить, что это было на самом деле. Сейчас Кристаль полностью завладела ее вниманием. Больше не пытаясь разобраться, видение это или реальность, Анжела смотрела в объектив, пытаясь не упустить сестру из виду ни на секунду. Ей удалось взять себя в руки. Кристаль склонилась над каким-то длинным футляром и, раскрыв его, вынула свой жезл. Тот самый, который был у нее когда-то: тонкий стальной прут, обмотанный клейкой лентой, чтобы не скользил в руках, с позолоченными металлическими шарами на обоих концах.