Месть Крестного отца

— Есть еще Ник Джерачи. — Наяву Майкл никогда не произнес бы имени предателя вслух.

Фредо хлопнул себя ладонью по лбу. Во все стороны брызнула кровь.

— Точно! Я думал о нем как о покойнике, но ты прав.

— Я отомщу за твою смерть. Даю слово.

— Умора! — Фредо ткнул пальцем в рану на голове. — Эл спустил курок. Ты отдал приказ. И Ника ты приказал убить. Пытался пожертвовать им, как в шахматах сдают ладью или слона, чтобы прикрыть что-то более ценное. Только в шахматах слон не имеет шанса выплыть из кучи битых фигур и снова встать на доску на стороне противника. Так что убийство, конечно, надежнее. Разве у тебя был выбор?

Рана на голове Фредо в конце концов, кажется, прекратила кровоточить. Он был весь в крови. Фредо шепнул что-то обнаженной женщине; та кивнула, однако плакать не перестала.

— Все время, пока ты делал это, — сказал Фредо Майклу, — никто из нас не знал, что за всем стоит Ник. Ты был уверен, что прикончил каждого, кто мог знать о моих делах. А мне вот любопытно: кто, по-твоему, представлял бы опасность, если бы ты не убил меня? Кто посчитал бы тебя слабым? Назови хотя бы одного человека!

— Фредо, я…

— Я не сержусь, Майк. Вовсе нет. Все, что случилось, — моя судьба и все такое прочее, о чем так любил рассуждать папа. С другой стороны, — прости, что говорю это, — трудно как-то представить, что в подобных обстоятельствах папа убил бы меня, верно? Послушай, я просто пытаюсь понять, что творится в твоей голове. Что делается в сердце — я знаю. Твое сердце — открытая книга. Но вот голова, должен признать, для меня полная загадка.

«Хейген!» — подумал Майкл.

Его озарило. Том Хейген, consigliere, — вот причина, по которой он, Майкл, пошел на такое. Вот кто посчитал бы его слабым. Хейген, который одновременно был и не был его братом, который не являлся в точном смысле слова членом семьи. Он даже не итальянец, а потому, говоря прямо, вообще ничего не должен был знать. А знал все. Том Хейген был последней ниточкой к старику — Вито. Он оставался ею многие годы, когда Майкл бунтовал против отца и всего того, что, по его мнению, тот олицетворял. Работой Хейгена было дать Майклу совет, когда его спросят, разрешить некоторые ситуации, когда потребуется. И он делал это с великим искусством. А теперь вдруг стало ясно, что больше всего Майкл боялся неодобрения Хейгена, старался сравняться с умом Хейгена, пытался стать таким же жестким, как Хейген, даже если ради этого приходилось идти против собственной природы. Против собственной крови. После того как Майкл и Фредо обнялись в последний раз, что сделал Фредо? Надел свою «счастливую» рыбацкую шляпу и отправился учить рыбалке Антонио, сына Майкла. А что сделал Майкл? Поехал прямиком в свой офис — заниматься бизнесом, да, а заодно и устроить Тому проверку на лояльность, в которой никто и не сомневался, и расспросить его о любовнице, просто чтобы заставить защищаться. Зачем? Чтобы Том сам не начал расспросов? Нет. Все дело в одном взгляде, который Том бросил на Фредо и Антонио, когда вошел. Майкл боялся, что Том не одобрит.

Все эти мысли пронеслись в голове Майкла Корлеоне в одно мгновение. И все же он не мог ответить вслух на вопрос своего окровавленного брата.

Он увильнул. Положился на инстинкт. Заставил Фредо защищаться.

— Нет, лучше ты скажи мне, Фредо, раз уж для тебя все так ясно. Что творится в моем сердце?

— Бог ты мой! — вздохнул Фредо. Обнаженная женщина отпрянула, склонила голову набок и с любопытством посмотрела на него. — Это же твоя проблема, Майк, разве не так? Ты сам не знаешь, что в твоем сердце.

Майкл скрестил руки на груди. Он так хотел бы обнять брата и сказать, что тот прав — прав во всем. Но не мог.

— Ты закончил, Фредо? А то у меня полно дел. Бизнес ждет.

И это было правдой. Майкл попытался вспомнить, в чем же состоит его бизнес. Без сомнения — в решении чьих-то проблем. Только вот проблемы дня сегодняшнего как-то ускользали от него. Тело черноволосой женщины вдруг показалось Майклу самой красивой вещью, которую он когда-либо видел. Он представил, как проводит языком по совершенной линии ее бедер, поежился и заставил себя отвести взгляд. В конце квартала снова прогрохотал товарняк с вагонами, полными безымянных мертвецов.

— Я хочу предостеречь тебя! — прокричал Фредо сквозь грохот. — Но какой смысл? Ты ведь все равно не станешь слушать. Посчитаешь все очередной шуткой. Ты, мать твою, никогда не давал себе труда подумать дважды! Ты никогда лишний раз не думал обо мне!

На самом деле Майкл думал о нем все время. Он ошибался насчет Фредо. Майкл многих союзников сделал предателями: Салли Тессио, Ника Джерачи и многих, многих других. Фредо был не единственным и, возможно, наименее ценным из всех, но — несмотря даже на исчезнувшего Джерачи — именно Фредо продолжал преследовать его.

— Ты был мертв для меня, даже когда еще жил, Фредо, — с ужасом услышал Майкл собственные слова. — Думаешь, то, что ты умер по-настоящему, что-то меняет? Ничего не изменилось. Уходи, Фредо.

Боже, он ведь не собирался говорить такое!

Он хотел услышать предостережение, правда хотел. Вряд ли, конечно, он услышал бы что-то новое. Остается проблема с Боккикьо — почти уничтоженным, но одержимым местью кланом. Хотя Боккикьо, скорее всего, не винят Корлеоне в гибели Кармине Марино — их кузена. Ник Джерачи, бывший capoсемьи Корлеоне, который вступил в заговор с покойными донами Кливленда и Чикаго с целью заставить Майкла убить его друга Хаймана Рота и — просто из личной неприязни — Фредо, до сих пор где-то скрывается. А еще есть президент Соединенных Штатов, который посвятил свои выборы Майклу Корлеоне, а на деле повернулся к нему спиной.

И так далее, и тому подобное, без числа. У Майкла дар привлекать неприятности. Для него не столь важны новости, которые принес Фредо, — он и так наверняка все знает. Но вот почему Фредо принес их?

Поезд скрылся вдали, и вместе с ним вдруг исчезли тунец, удочка и обнаженная женщина, которая временами превращалась в труп. Фредо повернулся и пошел прочь — кровавая дымка скрывала рану на голове.

Майкл вполне мог объяснить происходящее. Просто галлюцинация, вызванная очередным приступом диабета. Может быть, он даже умрет. Но скорее кто-нибудь найдет его и даст апельсин или таблетки или сделает укол.

Он крикнул Фредо, чтобы тот подождал.

Фредо остановился.

— Что тебе нужно?

Майкл уже лежал на каталке, которую катили в реанимацию. Аль Нери — он выпустил в Фредо две пули тридцать восьмого калибра по приказу Майкла и без малейшего сопротивления со стороны самого Фредо — бежал рядом, крича что-то о сахаре людям, которых Майкл не видел, хотя и ощущал их присутствие. Еще рядом была женщина в Майкловом халате — Маргарита Дюваль, актриса. Рита. Она всхлипывала. Крашеные рыжие волосы растрепались, как у безумной. Халат распахнулся, обнажая темный сосок размером почти во всю маленькую грудь. Рита когда-то была с Фредо, давно, когда еще работала танцовщицей в Вегасе, задолго до того, как Джонни Фонтейн помог сделать ее звездой, еще до ее романа с Джимми Ши. Она даже забеременела от Фредо. Майкл знал об этом, и Рита знала, что он знает, но они никогда не поднимали эту тему. Майкл не одинок. У него есть друзья, семья — люди, которых он собрал здесь, в своем доме. И есть женщина, Рита. Майкл попытался дотянуться до нее. Она улыбнулась сквозь слезы и пробормотала что-то по-французски. Аль Нери велел ей отойти.

— Что тебе нужно? — повторил Фредо. — Я теряю терпение, малыш.

Малыш! Так его называл только Санни.

Майкл закрыл глаза и попытался призвать на помощь здравый смысл. Каталка двигалась, скрипели колеса, рука Риты коснулась его и исчезла, но он каким-то образом видел и проплывающий над головой потолок, и Фредо на темной улице, в смокинге, промокающего кровь носовым платком.

— Ты что, глухой? — нахмурился Фредо. — Отвечай.

Майклу казалось, он живет двумя жизнями одновременно, причем обе абсолютно реальны.