Капля огня

- Правильно место выбрал, - одобрила старуха, - кивая на темный флигель. - Тут никого точно не будет.

- А что тут? - спросила Ника, оглядываясь.

- Морг, - коротко бросил карлик. - А психиатрия чуть подальше, за деревьями. Ну, я пошел.

- А мы? - хором спросили его спутницы.

- Вы пока прогуливайтесь вокруг здания и прислушивайтесь. Если все будет тихо, ничего не предпринимайте. Охрана только на центральном входе, тут никого нет. А если я влипну, постараюсь позвонить. Мобильник у вас с собой, моя принцесса?

- С собой, - Ника хлопнула себя по карману бриджей.

Карлик кивнул и почти мгновенно исчез в темноте - только едва слышные звуки быстрых шагов обозначили направление его передвижения.

Выждав несколько минут, Вероника и Антония, не спеша, двинулись по дорожке. Старая актриса обстоятельно расспрашивала молодую о работе, о спектаклях, и вскоре обе настолько увлеклись профессиональными разговорами, что почти забыли о том, зачем собственно они разгуливают в столь неподходящее время в не менее неподходящем месте. Морг остался позади, а в двухэтажном здании психиатрического отделения часть окон все ещё светилась.

- Значит, в столице театры не бедствуют? - спросила Антония, останавливаясь под одним из них и всматриваясь в мелькающую за стеклом фигуру.

- Да, некоторые даже процветают, - улыбнулась Ника.

- Это хорошо. - Старуха остановилась и тростью указала на наполовину закрашенное белым окно. - А смотри-ка, там явно что-то не то происходит.

Вероника увидела, как отчетливо различимый женский силуэт в освещенном окне вначале заломил руки, а затем отпрыгнул и пропал из виду.

- Неужели Орландо заметили?

- Вряд ли. Хотя всякое может быть. Похоже, девушка за подмогой побежала.

Но Антония ошиблась. К тому моменту Сашенька - а это была именно она - побоялась бы вызвать подмогу, поскольку окончательно уверилась, что с ней случилось самое страшное - она заразилась безумием.

Поле вечернего обхода, во время которого привязанная к кровати пациентка старательно изображала спящую, медсестра вздохнула с облегчением. Все же она нарушила строгие правила - не давать пациентам никаких не разрешенных лечащим врачом предметов.

Иван Глебович посчитал пульс на запястье больной и одобрительно похлопал её по порозовевшей щеке. Ресницы старухи даже не дрогнули.

- Поставьте ей на ночь ещё вераниум, а утречком - капельничку, - проворковал заведующий отделением.

- А ремни уже можно отстегнуть? - осмелилась спросить Сашенька.

- Вот после капельнички и решим, - Петрухин поправил на лежащей простыню и смилостивился, объявив Саше: - После укольчика можно уже не торчать тут безвылазно. Но каждый часик обязательно заглядывай.

- Хорошо ещё, что клизмочку не велел сделать, - выдохнула Сашенька, когда дверь за Иваном Глебовичем закрылась. - Все, ушли, можете не притворяться.

Но старушка не реагировала на её слова. Медсестра прикоснулась к её плечу, и поняла, что та на самом деле крепко спит. И выглядит такой спокойной и безмятежной. Ну и хорошо, можно не дергаться, а спокойно поужинать. Потом раздать лекарства, разложить таблетки на завтра, проверить другие палаты... Хорошо бы сегодня никто не бузил. Впрочем, контингент, кроме этой шебутной бабки, сейчас довольно спокойный.

Саша улучила момент, когда Петрухин зашел в следующую палату, поспешно достала из тумбочки розовую сумку и отнесла её в кладовую - от греха подальше. Потом сделала бабке укол, да так ловко, что та опять не проснулась. В этот момент кто-то поскребся в дверь. За нею топтался тот самый старикан, которого привезли вместе со старухой, старичок примерно её возраста. Фланелевая пижама болталась на нем, как на вешалке.

- Как Анна? - вежливо поинтересовался старичок, потирая розовую лысину, покрытую редкими седыми волосами и вглядываясь в лежащую на кровати. - Как она?

- Она спит, - ответила Сашенька.

- А можно мне немножко около неё посидеть?

Старичок говорил вполне спокойно и деликатно, и медсестра кивнула:

- Немножко можно. Только не будите, я ей успокоительное поставила.

Тут её позвали из соседней палаты, и она вышла - буквально на пару минут. Как только дверь за ней закрылась, старичок, быстро взглянув на спящую и отметив её цветущий вид, кинулся обыскивать палату. Первым делом он полез в тумбочку.

В девять часов разошлись почти все, кроме дежурного санитара Кости, который засел на первом этаже смотреть футбол, и пожилой санитарки Пелагеи Николаевны, домывающей полы в коридорах. Пациенты были привычно разогнаны ею по палатам и довольно быстро угомонились.

Сашенька сидела в крошечном холле в неудобном, обитом истертым в хлам дерматином кресле. Углубившись в новые перипетии романа, она забыла о времени, и спохватилась только когда Пелагея согнала её, чтобы вымыть в углу.

Вздохнув, медсестра отправилась проверить, как там старуха.

Но вместо неё в седьмой палате на железной койке в куче тряпья, сунув в рот палец, мирно спала крошечная девчушка.

Сказать, что Сашенька онемела, означало не сказать ничего. Она точно знала, что ничего подобного в принципе быть не может, что не бывает у них в отделении младенцев, да и как бы эта кроха сюда попала в такой поздний час и через стальные двери?

И куда делась старуха?

Подойдя на ватных ногах к кровати, Сашенька обнаружила, что ремни по-прежнему застегнуты, только теперь свободно болтаются по обе стороны железной рамы. На ребенка она почему-то боялась смотреть, было в нем нечто ненатуральное и пугающее. И почему она решила, что это девочка?

Сделав над собой усилие, медсестра склонилась над младенцем. Малыш как малыш, если бы не странные пегие волосики - светлые и красно-каштановые. И не густой слой туши на коротких ресничках. Господи, кто такое мог сделать?...

Она подхватила голенького ребенка на руки. Это действительно была девочка. Куда бежать, кому сообщить о неожиданной находке. И куда все же исчезла лежавшая тут больная? Сама проснуться после укола она не могла, и уж тем более, освободиться. Может быть, это сделала старик? Как его - Ступин? Но он ушел сразу же, как Саша вернулась в палату, и больше на глаза не показывался. Сюда он незаметно пройти не мог, а после его посещения, старуха по-прежнему спала!

И все же Сашенька, уложив девочку обратно и заботливо прикрыв простыней, помчалась в третью палату, где лежал старик. Там было почти темно - горел только тусклый ночник - и тихо, больные спали. Странно, но вместо знакомой лысоватой головы на подушке Саша увидела буйную рыжеватую шевелюру. Вместо старика на кровати лежал довольно молодой мужик, причем, раньше его медсестра в отделении не видела. А ведь всех больных она уже знала наперечет: вот Кузин с паранойей, вот Червоненко с депрессией, у окна толстяк Мухаметшин с психозом. А Ступин-то где?

Саша бегом вернулась в седьмую палату, опасаясь, что ребенок может проснуться и заплакать или упасть с кровати. По виду младенцу было меньше года, и он спал без задних ног.

Все же придется звонить Петрухину - пусть приезжает и разбирается, откуда взялся ребенок, куда делись Ступин и бабка, выдававшая себя за Свидерко. Или Костю позвать сначала? Если кто-то входил и выходил из здания, он за это отвечает.

Или не звать? Саша застонала и прижалась лбом к холодной, выкрашенной голубой краской стене. Происходило нечто чудовищное, не поддающееся осмыслению. Что ей делать?!

Перед тем, как принять окончательное решение, она ещё раз заглянула к старику. Теперь на его койке тоже спал ребенок - мальчишка лет семи или восьми.

Отчего-то Саша не удивилась, лишь внутри образовалась гулкая пустота, а в висках застучала кровь. Это безумие, это самое настоящее безумие... А ведь раньше она даже не задумывалась, как оно приходит. Вот так и приходит - она видит то, чего быть не может. Нет тут никакого ребенка - это она рехнулась, сама по себе. А детей никаких тут нет, потому что быть не может.