Мыс Иерихон

— Не в этом дело. — Он опустил руку на колени. — Ты видела ее браслет с амулетом?

— Да. Но он не принес ей удачи, так ведь?

Ветер путал Джесси волосы. Он посмотрел на меня:

— Это браслет моей матери.

Глава седьмая

Джесси включил заднюю передачу и рванул назад так, что шины прокрутились на месте. «Мустанг» взревел. Я ухватилась за приборную доску. Ну и машина!

Джесси купил ее у моего брата Брайана. Он покрасил ее в черный цвет и установил систему ручного управления, а на бампере девиз: «Моя вторая машина „F/A-18“». Это было транспортное средство повышенной опасности с восьмицилиндровым V-образным двигателем.

Я слегка повеселела.

— Ты уверен насчет браслета?

— Браслет я купил в Пекине, трилистник — в Дублине. Коала — из Сиднея, где я участвовал в тихоокеанских соревнованиях по плаванию. Все эти предметы я приобретал, выступая в соревнованиях за команду США. — Он повернул руль и поехал по улице. — А дельфин — это подарок от Пи-Джея.

— Ты сказал об этом Агилар?

— Я был вынужден это сделать.

— Ты знаешь, кто эта девушка?

— Нет.

Он повернул на Холлистер. В машине рокотало.

— А ты?

Я смотрела сквозь ветровое стекло. Наконец мы подошли к этому вопросу.

— Это не простая кража документов, удостоверяющих личность, так ведь?

— Нет. И это не имеет никакого отношения к хищению Черри Лопес моей сумочки.

— Рассказывай.

— Останови машину.

Он внимательно посмотрел на меня и остановился на обочине. Взгляд его был холоден.

— Это связано с твоим братом.

Он долго смотрел на меня. Потом со скрежетом включил передачу, повернул руль, и машина развернулась на сто восемьдесят градусов, встав посреди дороги. С ней случилось то, что и должно было случиться с автомобилем, имеющим тяжелый двигатель впереди и укороченный задок. На скользкой дороге задние колеса начали буксовать. Я ухватилась за дверцу.

— Господи Иисусе!

Вокруг нас громко сигналили машины. Джесси вырулил в сторону заноса, выровнял машину и на полной скорости помчался в сторону Голеты. В ушах у меня пульсировала кровь.

— Эта девушка мертва, и в этом замешан Пи-Джей. Просто ужас какой-то!

— Останови машину, черт побери!

Джесси даже не взглянул на меня. Мы мчались вперед, разбрызгивая лужи. Росшие вдоль шоссе деревья яростно размахивали ветвями под напором ветра.

— У тебя какие-то проблемы, так ведь? Пи-Джей сделал что-то такое, что бумерангом коснулось тебя.

— Да, у меня большая проблема. Но я не понимаю, какое отношение к этому имеет Пи-Джей.

— Не лги мне. А главное, черт побери, не обманывай себя.

Мы неслись мимо больших лужаек и игровых полей средней школы Святого Марка. На лице Джесси застыло суровое выражение.

— Расскажи мне все. И разговаривай с шерифами только в моем присутствии. С этой минуты я твой адвокат. Ясно?

Я сжалась на своем сиденье, чувствуя себя совершенно растерянной.

— Эван. Та молодая женщина была убита. И… — Он крепко сжимал руль и смотрел вперед. — Эта проволока вокруг ее шеи. Мне кажется, что я догадываюсь, что это такое.

Мы проехали на красный свет.

— Это струна от гитары, — сказал он. — И я думаю, что она с гитары Пи-Джея.

Вот стерва! Чем дольше он думал о случившемся, тем больше оно беспокоило его. Он просто упустил свой шанс.

Все было превосходно. Именно так. Подобное заключение приходило к нему всякий раз, когда он вспоминал все события. «Превосходно» — с большой буквы. Если не считать той женщины. Теперь он снова увидел ее, и это его слегка нервировало, но пока не слишком. Беды приходят по три за раз, и она сейчас была номером вторым. Вечно чем-то недовольная, властная женщина.

Но прошлой ночью трудность состояла в том, что это оказалось сплошной импровизацией. Он должен был сделать это в последнюю минуту — и сделал это превосходно. И в придачу на открытом воздухе. Его действия были ну почти как в кино. Она вошла прямо в кадр. Все было нормально. Поначалу. И никто ничего не заметил.

Это был своего рода пинок под зад. Его самое лучшее выступление, более совершенное. И никто ничего не заметил. Такова уж судьба подобных представлений. Именно поэтому он злился на себя за то, что не снял его на пленку. Если бы оно было на пленке, его можно было бы проиграть заново в любой момент.

Но это не было предназначено для магнитной записи или видеосъемки. Ты выступаешь живьем, так сказать, и у тебя есть всего один шанс, и нет никакой возможности перемотать пленку обратно. Но ты всегда можешь повторить это.

Кейт и Пэтси Блэкберн жили на хорошо ухоженной улице в северной части Голеты. Старая начальная школа Джесси находилась в конце дороги. Ее игровые поля были темно-зелеными от дождя. Дом был спроектирован в архитектурной школе Тако-Белл: гипсовые арки у парадной двери, красная черепичная крыша и испанский фонтан перед фасадом.

Когда мы свернули на подъездную дорожку, машина издавала не больше звуков, чем холодильная камера. Я рассказала Джесси все, о чем умолчала прошлым вечером, и он был вне себя.

Злился он не только на меня. Та картина, которую мы увидели в морге, вызывала у него ужас и отвращение. Но она также крайне обеспокоила его. Он заглушил двигатель.

— Пи-Джей не мог сделать с ней такое, — сказала я.

— Я не хочу так думать. Но эта струна от гитары толстая и с синей ниткой на конце. Именно такими он и пользуется.

— Это невозможно. Он и мухи не обидит.

Его глаза выглядели не по годам уставшими.

— Он употребляет наркотики. Не будь так наивна.

На подъездной дорожке стояла «хонда», принадлежащая его матери. Я кивнула в ее сторону:

— Ты собираешься рассказать ей об этом?

Выглядел он так, словно его ожидало самое страшное испытание.

— Придется. Полицейские непременно придут с вопросами относительно браслета.

Джесси открыл дверцу и вытащил свои колеса и остов коляски с заднего сиденья. Мы вышли из машины и направились к дому.

У входа он остановился и повернулся. Ему это удавалось сделать на двух ступеньках крыльца за два скачка вниз, но не вверх, а это значило, что я должна была выполнить роль погрузчика. Я встала позади него и взялась за остов коляски. Он отклонился назад, сильно потянул, а я подняла его выше.

Это был момент, который, как мне кажется, он стойко ненавидел. И не потому, что он в детстве носился по этому дому, а теперь нуждался в том, чтобы его подруга помогала ему подняться на высоту в шестнадцать дюймов. К этому он привыкал. Но каждая поездка домой напоминала ему о том, что с момента катастрофы прошло уже более трех лет, а его родители так и не удосужились соорудить пандус. И он воспринимал это как некое послание.

Но они и говорить об этом не хотели. Его родители хранили молчание, своего рода мысленный вариант засовывания пальцев в уши и повторение одного и того же напева: «Ла-ла-ла, я тебя не слышу…» Это была песня, которую Блэкберны умели петь очень хорошо. Слов для этой песни у них было предостаточно. Это было своеобразным уходом от реальности. Инвалидность Джесси была последним добавлением к словам популярной песни.

Джесси пересек небольшую переднюю. Гостиная со стеной, выложенной глянцевыми изразцами, была пуста.

— Кто-нибудь есть дома? — Он спустился вниз со ступеньки между передней и коридором. — Пи-Джей?

— Сюда, назад, Джесс, — раздался женский голос. — Я разговариваю по телефону.

Мы нашли его маму в гостиной. По телевизору показывали баскетбольный матч студенческих команд. Мать держала трубку у уха и гасила окурок «Мальборо».

— Это твоя тетушка Диди, — шепотом сообщила она. — Мы говорим о свадьбе.

На Пэтси были брюки выше колен и ярко-красная блузка. Ее изящные ноги свешивались с подлокотника кресла. Она прикрыла рукой трубку.

— Это займет некоторое время, — сказала она и закатила глаза. — Я слушаю излияния невесты.