Черное воскресенье

Томас Харрис

Черный сентябрь

Глава 1

Пока такси с дребезжанием преодолевало шесть миль прибрежного шоссе по пути из аэропорта в Бейрут, наступил вечер. Далиа Айад сидела сзади и смотрела, как белый средиземноморский прибой приобретает сероватый оттенок в меркнущем свете дня. Далиа думала об американце. Ей предстояло ответить на множество вопросов, так или иначе касающихся его.

Такси свернуло на Рю Вердан и осторожно двинулось к центру города, в Сабру — район, битком набитый палестинскими беженцами. Водитель не нуждался в указаниях. Он вгляделся в зеркальце заднего вида, потом погасил фары и въехал в тесный дворик возле улицы Джеб-эль-Накель. Во дворе было совсем темно. До слуха Далии доносился отдаленный шум транспорта и тикающий звук из-под капота, издаваемый остывающим мотором. Прошла минута.

Такси закачалось, когда разом распахнулись все четыре дверцы. Луч мощного фонаря ослепил шофера. Далиа почувствовала запах оружейного масла — ствол пистолета был в каком-нибудь дюйме от ее глаз.

Человек с фонарем приблизился к задней дверце такси, и пистолет убрали.

— Djinny, — тихо произнесла Далиа.

— Вылезайте и ступайте за мной. — Мужчина произносил арабские слова слитно и без пауз, на диалекте племени джабал.

В тихой бейрутской комнатушке Далию Айад ждало суровое судилище. Хафез Наджир — глава Джихазаль Расд, элитной группировки Организации освобождения Палестины, шеф ее боевой разведки, — сидел за письменным столом, уперевшись затылком в стену. Это был высокий мужчина с маленькой головой. Подчиненные тайком называли его богомолом. Одного его пристального взгляда бывало достаточно, чтобы повергнуть человека в тошнотворный страх.

Наджир был командиром «Черного Сентября». Слова «Положение на Ближнем Востоке» являлись для него пустым звуком. Его не удовлетворило бы даже возвращение Палестины арабам. Он верил лишь во вселенский пожар, в очистительный огонь, в который верила и Далиа Айад.

Верили в него и двое других мужчин, присутствовавших в комнате: Абу Али, командир бригад убийц, орудовавших в Италии и Франции, и Мухаммед Фазиль, специалист по взрывчатке и вдохновитель нападения на Олимпийскую деревню в Мюнхене. Оба входили в РАСД, мозговой центр «Черного Сентября». Более крупное партизанское движение палестинцев не признавало их в этом качестве, поскольку «Черный Сентябрь» для «Аль Фаттах» — все равно что похоть для тела.

Именно эта троица решила, что «Черный Сентябрь» должен нанести удар в США. Они рассмотрели и отвергли более полусотни задумок. А тем временем на израильские причалы в Хайфе рекой лилось американское оружие.

И вдруг решение нашлось. И теперь, если Наджир одобрит его, все будет зависеть от этой молодой женщины. Далии Айад.

Она бросила на стул свою джеллабу и посмотрела на соратников.

— Добрый вечер, товарищи.

— Добро пожаловать, товарищ Далиа, — ответил Наджир. Он не встал, когда она вошла в комнату. Не поднялись и двое других. За год, проведенный в Штатах, внешность Далии заметно изменилась. В своем брючном костюме она казалась настоящей «цыпочкой» и выглядела немного обезоруживающе.

— Американец готов. Я уверена, он сделает дело. Он одержим этой затеей.

— Насколько он уравновешен? — Казалось, Наджир читает ее мысли.

— В достаточной степени. Я его поддерживаю. Он очень зависим от меня.

— Это я понял из твоих сообщений. Однако наши шифры еще не отлажены. Остаются вопросы. Али?

Абу Али пристально взглянул на Далию. Она помнила его лекции по психологии в Американском университете Бейрута.

— Американец всегда выглядит вполне разумным? — спросил Али.

— Да.

— Но вы считаете его умалишенным?

— Внешняя разумность и разум как таковой — не одно и то же, товарищ.

— Возрастает ли его зависимость от вас? Бывает ли он временами враждебен к вам?

— Случается. Но последнее время уже не так часто.

— Он страдает половым бессилием?

— Говорит, что страдал со времени своего освобождения из плена в Северном Вьетнаме, но месяца два назад все восстановилось.

Далиа смотрела на Али. Мелкими четкими движениями и влажными глазами он напоминал ей африканскую виверру.

— Вы верите в свою способность излечить его от полового бессилия?

— Это не вопрос веры, товарищ. Тут дело во влиянии. Мое тело помогает сохранить это влияние. Если бы в этом мне больше помог пистолет, я бы воспользовалась пистолетом.

Наджир одобрительно кивнул. Он знал, что она говорит правду. Далиа помогала натаскивать трех японских террористов, которые нанесли удар в тель-авивском аэропорту Лод, пыряя ножами кого попало. Сначала этих японцев было четверо, но один сдрейфил во время подготовки, и Далиа в присутствии остальных троих буквально снесла ему голову с плеч очередью из «шмайссера».

— Как вы можете быть уверены, что у него выдержат нервы и он не сдаст вас американцам? — упорствовал Али.

— Ну, а если даже и так, что это им даст? Я — мелкая рыбешка. Они бы получили взрывчатку, но в Америке, как мы прекрасно знаем, и без того хватает пластиковых мин.

Эти слова предназначались Наджиру, и Далиа заметила, как тот резанул ее взглядом.

Израильские террористы почти всегда пользовались американской пластиковой взрывчаткой СИ-4. Наджир не забыл, как он вытаскивал тело своего брата из взлетевшей на воздух квартиры в Бандуме. Потому ему еще пришлось возвращаться туда, чтобы отыскать оторванные ноги.

— Американец обратился к нам потому, что ему нужна взрывчатка. Ты это знаешь, товарищ, — сказала Далиа. — Я и потом буду необходима ему, но для других целей... Мы не оскорбим его политических взглядов, поскольку у него их нет. Кроме того, слово «совесть» не применимо к нему в своем привычном смысле. Он не выдаст меня.

— Давайте взглянем на него еще раз, — предложил Наджир. — Товарищ Далиа, ты изучала его в определенных условиях. Позволь показать тебе этого человека при совершенно иных обстоятельствах. Али?

Абу Али водрузил на стол 16-миллиметровый кинопроектор и погасил свет.

— Мы получили это совсем недавно из одного источника в Северном Вьетнаме, товарищ Далиа. Однажды эту пленку показали по американскому телевидению, но это было до того, как вы вошли в боевой комитет. Сомневаюсь, что вы ее видели.

На стене показались номер и титры фильма, а из динамика послышался непонятный шум. Затем он сменился государственным гимном Демократической Республики Вьетнам, а квадрат света на стене превратился в выбеленную штукатуркой комнату, на полу которой сидели десятка два американских военнопленных. Потом показалось нечто вроде трибуны с микрофоном на ней. Высокий изможденный мужчина медленно приблизился к трибуне. На нем была мешковатая роба военнопленного, носки и плетеные сандалии. Одна рука его была засунута за пазуху робы, вторая прижата к бедру. Мужчина поклонился чиновникам, сидевшим у передней стены, повернулся к микрофону и вяло заговорил:

— Я Майкл Дж. Лэндер, старший лейтенант американских военно-морских сил. Я был взят в плен десятого февраля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, когда сбрасывал зажигательные бомбы на гражданский госпиталь близ Нин-Бина... близ Нин-Бина. Хотя доказательства моих военных преступлений бесспорны, Демократическая Республика Вьетнам не подвергла меня наказанию; мне дали возможность увидеть, какие страдания причинили стране американские военные преступники, подобные мне и многим другим... и многим другим. Я сожалею о содеянном мною. Я сожалею, что мы убивали детей. Призываю американский народ положить конец этой войне. Демократическая Республика Вьетнам не испытывает враждебности... не испытывает враждебности к американскому народу. Во всем виновата стоящая у власти военщина. Я стыжусь содеянного мною.

Оператор обвел камерой остальных военнопленных, сидевших, будто внимательные ученики на уроке, и старавшихся выглядеть смущенными. Закончился фильм исполнением национального гимна.