Черное воскресенье

— О, конечно, она уже понемногу ходила на сторону, если вы об этом.

Лэндер рассмеялся. Он почувствовал привычный укол внутри. Опять запульсировало в висках. «Не убивай их поодиночке, Майкл. Сиди в камере, пой и занимайся онанизмом».

Лэндер закрыл глаза, чтобы не видеть, как пульсирует жилка на шее Пуга.

Пуг хотел было расхохотаться вместе с Лэндером, но почувствовал какую-то баптистскую обиду, услышав столь грубые и дешевые рассуждения о сексе. Он вовремя удержался от смеха. Это спасло ему жизнь.

Он снова взял папку.

— Вы получили инструктаж на этот счет?

Лэндер расслабился.

— Да, конечно. Какой-то психиатр из госпиталя Святого Альбана говорил со мной об этом.

— Если вам нужна еще консультация, я могу устроить.

Лэндер моргнул.

— Послушайте, мистер Пуг, вы, как и я, живете среди людей. Такое случается. Я, собственно, пришел просить возмещения вот за эту мелочь. — Он поднял искалеченную руку.

Пуг вновь обрел почву под ногами. Он вытащил из папки Лэндера формуляр 214.

— Поскольку совершенно очевидно, что вы не инвалид, придется поискать какой-нибудь способ, но... — подмигнул он Лэндеру, — мы о вас позаботимся.

Когда Лэндер вышел из здания управления по делам ветеранов, было половина пятого. Начинался вечерний час «пик». Обычный грязный манхэттенский день. Потная спина ощутила прохладу. Он стоял на ступенях и смотрел, как пестрые толпы тянутся к станции подземки на 23-й улице. Он не мог пойти туда же. Не хотел, чтобы его стиснули в поезде.

Изрядная часть работников управления удирала с работы пораньше. Дверь то и дело распахивалась и напоминала веер. Поток людей оттеснил Лэндера к стене. Ему хотелось драться. Внезапно нахлынули воспоминания о Маргарет. Он почти осязал ее, он чувствовал ее запах. И говорить об этом за фанерным столом! Надо о чем-нибудь подумать. Свисток чайника. Нет, ради бога, только не это. Он почувствовал холодную боль в толстой кишке и сунул руку в карман, где лежали пилюли лимотила. Нет, слишком поздно. Надо найти туалет, быстро. Он отправился обратно в приемную. Застоявшийся воздух льнул к лицу, как паутина. Лэндер был бледен, на лбу выступил пот. Он вошел в маленькую уборную. Единственная кабинка была занята, а снаружи ждал еще один человек. Лэндер развернулся и опять вышел в приемную. «Спазмы толстой кишки, — говорилось в его медицинской карточке. — Лекарств нет». Он сам открыл для себя лимотил.

Что же я не проглотил пилюлю заранее?

Человек, косивший глазами, следил за Лэндером, сколько мог. Теперь боль накатывала волнами, по рукам и плечам побежали мурашки. Лэндер зажал рот ладонью.

Толстая уборщица погремела ключами и впустила его в служебный туалет. Сама она осталась снаружи и не могла слышать этих неприятных звуков. Наконец Лэндер поднял голову и посмотрел на потолок из селотекса. От рвоты его бросило в слезы, и теперь они катились по лицу.

На миг он вновь оказался возле тропы, на корточках, под пристальным взглядом охранников, гнавших его форсированным маршем в Ханой.

Далиа весь день просидела над кредитными карточками Лэндера. Теперь она стояла на платформе и видела, как он сошел с поезда. Он спускался с подножки очень осторожно, и она поняла, что Лэндер боится сотрясения внутренностей.

Налив в бумажный стакан воды из фонтанчика, она вынула из сумочки пузырек. Вода приобрела молочный цвет, когда Далиа влила в нее болеутоляющее.

Лэндер заметил ее, лишь когда она подошла и протянула стакан. Вкус был, как у горькой лакрицы, губы и язык слегка онемели. Они не успели дойти до машины, а боль уже начала стихать под действием опиума. Через пять минут все прошло. Когда они добрались до дома, Лэндер рухнул на кровать и проспал три часа.

Лэндер проснулся странно настороженным. Он ничего не соображал. Сработали защитные механизмы, и мозг отбросил причинявшие боль образы, как теннисная ракетка отбрасывает мяч.

Чайник. Шея Лэндера напряглась. Спина чесалась, и он не мог дотянуться рукой до того места, где она чешется. Ноги дрожали.

В доме было совсем темно. Призраки плясали на самой границе светлого круга, отбрасываемого костром его воли. Потом, лежа на кровати, он заметил мерцающий огонек, ползущий вверх по лестнице. Далиа несла свечу, бросавшую на стену громадную тень девушки. На ней был темный халат до пола, полностью скрывавший фигуру; босые ноги ступали бесшумно. Теперь она стояла рядом с ним. В огромных черных глазах блестели крошечные точечки света от свечи. Далиа протянула руку.

— Пойдем, Майкл. Пойдем со мной.

Медленно пятясь по темному холлу и глядя Лэндеру в лицо, она вела его за собой. Ее черные волосы лежали на плечах. Полы халата обнажали белые босые ступни.

Они вошли в детскую, пустовавшую уже семь месяцев. В пламени свечи Лэндер увидел огромную кровать в конце комнаты и скрытые тяжелой драпировкой стены. Он почувствовал дух ладана, и на столике у кровати заплясал маленький синий язычок пламени спиртовки. Комната уже не была той, в которой Маргарет... Нет, нет, нет.

Далиа поставила свечу рядом со спиртовкой и легким как перышко прикосновением сняла с Лэндера пижамную куртку. Потом развязала шнурки штанов и опустилась на колени, чтобы снять их с него. Ее волосы коснулись его бедра.

— Ты сегодня был таким молодцом. — Она нежно толкнула его на кровать. Шелк под ним был прохладным, а от свежего воздуха слегка заболели гениталии.

Он лежал и смотрел, как Далиа зажигает две свечи в канделябрах на стенах. Она протянула ему тонкую трубку с гашишем и стала в изножье кровати. Тени от пламени свеч играли у нее за спиной.

Лэндер почувствовал, что проваливается в эти бездонные глаза. Он вспомнил, как ребенком лежал на траве ясными летними ночами и смотрел в небо, внезапно обретавшее и ширь, и глубину. Он смотрел вверх до тех пор, пока «верх» не перестал существовать и он не начинал свое падение к звездам.

Далиа сбросила халат и стояла перед ним нагая. От этого зрелища Лэндера пробрало до костей, а дух захватило так, что он поперхнулся воздухом, как в самый первый раз. Груди у Далии были крупные, и их форма напоминала купол, а не ковш. И между ними пролегала ложбинка, даже когда они не были заключены в бюстгальтер. Соски ее становились темнее, отвердевая. Тело было пышное, но не отталкивающе полное. Его изгибы и линии так и играли в мерцании свеч.

Лэндер почувствовал сладкое волнение, когда она повернулась, чтобы взять с подставки над спиртовкой чашу с оливковым маслом, и световые блики пробежали по ее телу. Сев на него верхом, Далиа начала втирать теплое масло в его грудь и живот; груди ее при этом слегка покачивались. Когда она наклонялась вперед, ее живот слегка округлялся, потом втягивался опять, открывая черный треугольник. Волосы были густые и мягкие, похожие на черный взрыв. Казалось, они так и норовят поползти вверх по ее животу. Лэндер почувствовал, как они касаются его пупка, и, посмотрев вниз, увидел в черных завитках первые капли ее сока, блестевшие будто жемчужины в пламени свечи.

Он знал, что будет купаться в этом соке, что тот согреет ему мошонку, что на вкус он — как подсоленный банан.

Далиа набрала в рот теплого оливкового масла и стала делать Лэндеру фелляцию. Она слегка кивала головой в такт пульсации его члена, заглатывая его все глубже и глубже. Ее волосы тепло укрывали тело Лэндера.

И ее широко поставленные глаза, похожие на глаза пумы и полные лунного света, ни разу не оторвались от его лица.

Глава 3

Воздух в спальне содрогнулся от звука, похожего на ленивый раскат грома, пламя свечей заколебалось, но слившиеся воедино Далиа и Лэндер не заметили этого. Звук был самый обычный: ночной рейс реактивного самолета из Нью-Йорка в Вашингтон. «Боинг-727», набирая высоту, прошел в шести тысячах футов над Лэйкхерстом.

Этой ночью он нес на борту охотника. Им был плечистый мужчина в рыжевато-коричневом костюме, сидевшем у прохода чуть позади крыла. Когда стюардесса собирала деньги за проезд, он протянул 50 долларов, и она нахмурилась.