Записки опера особого отдела

— А какими шкурами он с тобой рассчитывался? — не унимался Чернов.

— Обычно он рассчитывался деньгами, но иногда и шкурами, если таковые были на момент обмена. Обычно давал оленью, реже волчью, но чаще рассчитывался заячьими или лисьими, хотя, бывали случаи, что и песцовыми.

— Ладно, пиши мне добровольную сдачу патронов, и укажи, что по невнимательности пропустил отдельные ячейки в ленте боезапаса, а я пока пересчитаю их количество, — сказал Игорь, высыпая содержимое сумки на стол.

— А что теперь будет с моей явкой, — осторожно спросил Поливода, — я ведь чистосердечно во всем признался и все патроны сдал?

— У меня в сейфе пока полежит, там же даты нет, — ответил Чернов, продолжая пересчитывать боеприпасы.

— А давайте ее порвем, да вечером обмоем это дело? — с заискивающей улыбкой предложил осмелевший прапорщик.

— Да, нет, дружище. Вдруг ты опять решишь подзаработать, вот тут-то я твою явку с повинной и передам в военную прокуратуру.

— А что ж мне теперь делать? — удивился прапорщик, — Это ж теперь жене свой кооператив придется закрывать.

— Товарищ, прапорщик. Вашей наглости нет предела. Еще час назад, Вы готовы были пойти на все, чтоб избежать трибунала, а сейчас начинаете со мной торговаться, — возмутился Чернов, переходя на повышенный тон.

Прапорщик замолчал и с обиженным видом принялся оформлять добровольную сдачу боеприпасов.

Закончив написание очередного документа, он протянул его Чернову и спросил:

— Я могу быть свободен?

Получив утвердительный ответ, он надел шапку, отдал честь и молча вышел из кабинета.

9

Не долго думая, Игорь сразу же набрал номер телефона майора Мухина, оперативно обслуживающего смешанный вертолетный полк. Как всегда, тот ответил после третье звонка.

— Витя, у тебя в полку есть штурман по фамилии Козак, — без излишних разговоров начал Чернов.

— Есть. А что случилось? — настороженно спросил Мухин.

— Тогда бери в строевой части его личное дело и беги ко мне.

— Есть, товарищ начальник! Разрешите выполнять? — пошутил Виктор, — В твоем нежном возрасте, я был куда более почтительным по отношению к дедушкам русской контрразведки.

— Ну, извини, я хотел тебе показатель подарить, — в тон ему ответил Чернов, — Но если тебя задели мои слова, оставлю его себе.

— Что-то серьезное? — попытался уточнить Мухин.

— Не знаю. Боюсь загадывать наперед, но как минимум, по итогам месяца, ты можешь оказаться в передовиках, — заинтриговал его Игорь.

— Тогда лечу, — ответил коллега и положил трубку.

Майору Мухину шел тридцать пятый год. Он не мечтал и не хотел быть начальником. Его полностью удовлетворяло положение старшего оперуполномоченного на отдельном объекте, то есть, когда непосредственный начальник находится за несколько километров от него, а то и далее. В свое время он был в составе первых ликвидаторов на Чернобыльской АЭС. На Северном Флоте подобных ему людей было немного, поэтому начальники к нему относились снисходительно, принимая во внимание былые заслуги. Сам же Мухин не стремился что-то искать на своем объекте, однако, ежемесячно выдавал какую-нибудь информацию, позволявшую ему не быть последним в отделе по итогам месяца. Интригующий звонок майора Чернова не заставил его долго ждать. Через 10 минут он уже сидел в кабинете напротив Игоря и читал «явку с повинной» прапорщика Поливоды. Закончив ее изучение, он закинул ногу на ногу, вытащил из кармана сигареты и закурил, обдумывая прочитанное. В это время Чернов листал личное дело капитана.

— Что я хочу тебе сказать, по этому поводу, — прервал молчание Мухин, — карабин мы у него изымем, к бабке не ходи. За это, конечно, нас не наградят, но, по крайней мере, в конце месяца мордой по батарее возить не будут. А вот, если мы подтянем его к твоим поджогам, тут уже будет интересней.

— И каким образом, ты его хочешь подтянуть? — не понял Чернов.

— А давай рассуждать так, — начал Мухин, — Он охотник. Охотится круглый год, тем более на крупного зверя. Я сам охотник и знаю, что у нас в полку официально ни у кого нет нарезного оружия. Зимой по нашему снегу далеко не уйдешь, на спортивных лыжах он в сопки не пойдет. Значит, у него есть охотничьи лыжи.

— Ты думаешь, домик с формулярами поджег он? — перебил его Игорь, — но тогда какой у него может быть мотив?

— А мотив такой, — Мухин посмотрел, какой раздел личного дела изучает Чернов, — Ты еще не дошел до его аттестаций и характеристик. Так вот, капитан Козак, до твоего прибытия на Север, служил в вашем полку. Во время боевой службы корабль заходил в сирийский порт Латакия, там личный состав сходил на берег. Во время нахождения в городе, Козак оторвался от группы. То ли умышленно отстал, то ли заблудился, короче до вечера его найти не могли. Благо к полуночи он сам вернулся. Свое отсутствие он вразумительно не смог объяснить, сказал, что захотел пройтись по магазинам и заблудился. Хотя, в это мало верится. За это нарушение его и перевели из корабельной авиации на армейские вертолеты. А теперь представь его состояние. На палубных вертолетах, где категории по званиям на одну ступень выше, его однокашники по училищу все уже майоры, а то и подполковники, а он все еще капитан и майор ему не светит. Так что, чем не мотив для мести. А тем более, он сибирский хохол, а они народ злопамятный.

— Это что за нация такая — сибирский хохол? — спросил Чернов, оторвавшись от изучения его биографии.

— Ты не внимательно читал его личное дело. Он родился в Иркутске. А посмотри место рождения родителей.

Игорь вернулся к странице, где указаны данные на родственников.

— Я в свое время занимался его изучением, поэтому и так помню, — продолжал рассказывать Мухин, — родители его родом из села Ластовка Турковского района Львовской области. Не трудно догадаться, при каких обстоятельствах они оказались в Иркутске.

Действительно, в послевоенное время из районов Западной Украины и Прибалтики осуществлялись массовые переселения семей в Сибирь и на Дальний Восток. Многие после реабилитации вернулись на родину, а некоторые решили осесть навсегда в этих местах.

— По твоим рассказам, он уже попадает и под другую версию, как агент иностранных спецслужб, — усмехнулся Чернов, — Не слишком ли круто ты заворачиваешь?

— Да, нет, на агента он, конечно, не тянет. Пролетарское происхождение не позволяет. Отец был водителем, мать — продавец в магазине. Отец умер, когда ему было 10 лет. Мать умерла, когда Козак учился в военном училище. Полный сирота. Дальше он пробивался по жизни сам. Поступил в Челябинское училище штурманов, после окончания которого, сразу попал в этот гарнизон. Службу начал хорошо, через три года уже был штурманом отряда. Ему прочили большое будущее…. Если б не тот залет, был бы сейчас, как минимум, штурманом полка.

Виктор посмотрел по сторонам в поисках пепельницы и не найдя ее в кабинете Чернова, свернул кусок бумаги в кулек и затушил в нем окурок. Затем, сразу закурив вторую сигарету, продолжил:

— И так, сейчас времени без четверти 16. Полетов завтра нет, поэтому я сейчас вызову к себе Козака, а ты возьми явку с повинной Поливоды и подтягивайся ко мне. Покажу тебе высший пилотаж по изъятию оружия.

— Ты уверен, что он тебе так просто отдаст свой карабин, — усомнился Чернов.

— А куда он денется с подводной лодки, — надевая шинель, ответил Виктор.

Через двадцать минут, после звонка Мухина в штаб эскадрильи, в кабинет к нему зашел капитан Козак. На вид ему было около тридцати пяти лет, ровесник Мухина, но, в отличие от него, был строен, поджар, среднего роста с густыми черными волосами, зачесанными назад и черными карпатскими усами. По своему виду он больше напоминал выходца с Кавказа, нежели из Украины или Сибири.

— Что случилось, Виктор Николаевич, — улыбаясь, спросил он хозяина кабинета, — Чем моя скромная персона опять заинтересовала особый отдел?

Он вошел в кабинет и, не спрашивая разрешения, сел на свободный стул.