Горячее сердце

— Получается так, — понуро кивнул Макаров. — Но я их не арестовывал. И допрашивал их на этот раз не я!

Белобородов с сомнением покачал головой и усмехнулся.

— Повторяю: я их не допрашивал! — лицо Макарова побагровело. — Я не могу доказать своей непричастности к этому допросу, однако прошу записать в протокол следующие слова: я не проводил допроса своего брата Василия и его жены Марии после ее повторного ареста. Не проводил!

— В таком случае припомните, кто их допрашивал.

— Их вскоре увезли в Торск, в контрразведку…

— Однако нам известно другое: перед тем, как их увезли…

Макаров сделал останавливающий жест:

— Я не договорил. Перед тем как их увезли, Бутырин успел допросить брата. Допрашивал ли он Марию, я не знаю.

— Вы видели Василия после того, как он побывал на допросе?

— Да.

— При каких обстоятельствах?

— Я пришел в арестное помещение, а в это время брата выводили из камеры, где происходил допрос.

— С какой целью вы пришли в арестное помещение?

— Мне нужно было поработать с… С одним человеком…

— С кем именно, не помните?

— С молодой женщиной, которую прислали в Казаринку большевики.

— В какое время суток вы пришли в арестное помещение?

Макаров прикрыл глаза рукой, вспоминая.

— Утром… Рано утром. Помню, едва только занималась заря…

— И вы сразу направились в камеру, где допрашивали Василия?

— Нет, не сразу… — Макаров покусал нижнюю, губу. — Увидев брата… Он весь был перепачкан кровью… Одним словом, у меня не хватило решимости встретиться с ним. Я повернулся и выбежал во двор. Некоторое время стоял как оглушенный. Не хотелось верить… С тех пор я больше никогда не видел ни Василия, ни Марии…

— Затем вы снова направились в камеру для проведения допроса?

— Да, в нее уже привели ту женщину.

Леонид с полчаса как зашел в кабинет к Белобородову. Став спиною к окну, он молча следил за ходом допроса.

Все в нем восставало против тона, которым велся допрос. Уж слишком свободно держался Макаров, а Белобородов позволял…

И вообще непонятно было Леониду, для чего столько времени толочь воду в ступе. Как каратель Макаров уже вполне ясен. Известно, где он воевал после Казаринки, — с армией Колчака дошел до Омска. А вот дальше — сплошное белое пятно.

Никто из лиц, проживавших за границей, не опознал Макарова на фотокарточке, которую показывал им Леонид. И это тоже было одной из причин его скверного настроения.

Ах, Агеев, Агеев, что ты наделал! Какую щуку спугнул!..

После того как Макарова увели, Белобородов поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед по кабинету, прихлопнул в ладоши и, быстро взглянув на Леонида, что-то хотел сказать, но не сказал, а, улыбнувшись какой-то своей мысли, уселся на прибитый к полу табурет, на котором только что сидел Макаров. Крепко ухватившись обеими руками за сиденье, несколько раз качнулся туловищем.

— Сегодня утречком забежал домой к Агееву, — сообщил он Леониду новость. — Познакомились наконец… — И Белобородов опять чему-то улыбнулся. — Видел бы ты, как он меня встретил! «Сам пришел?» — и смотрит этак подозрительно-подозрительно. Словно знает и не узнает меня, но вот-вот вспомнит и тогда… И рука, смотрю, к заднему карману у него тянется… Ну, тут я назвался по фамилии, он и вспомнил: «Прапорщик Белобородов?! То-то среди красных не встречал тебя!» А это я после февральской революции у них в полку на митинге выступал. В погонах, ясное дело. И вдруг — командирские петлицы! Да, бывает… А приходил я к нему вот зачем. Он же в двадцать втором партизанил на Дальнем Востоке. Собственно говоря, я ни на что особенно не рассчитывал — так, общую обстановку хотя бы узнать. И ты понимаешь, след-то Орлова, похоже, отыскался! Погляди-ка! — Белобородов подошел к столу и достал из ящика пожелтевший листок газетной вырезки. — Агеев сберег…

Один абзац был отчеркнут простым карандашом:

— Двадцать второй год! — сказал Белобородов. — Если это тот самый Орлов — не исключено, что их дорожки с Макаровым где-нибудь опять сошлись. Где-нибудь между Казаринкой и Волочаевкой. Опять Волочаевка — чувствуешь!.. Попытаемся завтра что-нибудь выяснить у Макарова. По-моему, он держит в запасе какой-то далеко рассчитанный ход и пока что не очень запирается. Видимо, полагает, что нам многое известно о его службе в колчаковской армии. И нам важно поддерживать его в этом убеждении, хотя, как ты сам понимаешь, чем дальше от Казаринки, тем чаще приходится идти впотьмах…

— Как долго вы служили командиром карательного взвода?

Макаров, сидевший до этого с понурым видом, вскинул голову:

— В конце августа восемнадцатого года меня перевели в 3-й Сибирский полк начальником пулеметной команды.

— Каким образом это вам удалось?

— Случайно встретил в Торске своего бывшего однополчанина.

— Из 151-го?

— Да, — Макаров с некоторым удивлением вскинул брови.

— И этот однополчанин отрекомендовал вас своему командиру?

— Так точно.

— Фамилия командира 3-го Сибирского полка?

— Иванов. Полковник Иванов.

— А Орлова вы встретили… — полувопрос-полуутверждение.

— Это уже потом… — в глазах Макарова отразилось легкое замешательство, но он тут же взял себя в руки.

— Так, минутку… — Белобородов записал в протокол допроса: «Моя встреча с генералом Орловым произошла…»

— С полковником, — поправил Макаров. — Тогда он еще не был генералом.

Белобородов зачеркнул слово «генералом» и сверху надписал: «полковником». Затем внизу страницы провел линию и под нею сделал примечание: «Исправленному «полковником» верить».

— Где вы с ним встретились?

Макаров несколько помедлил с ответом, словно раздумывая, говорить или не говорить. Затем коротко обронил:

— В Омске.

…151-й полк Орлова был расформирован по причине отказа его офицеров сражаться за Советскую власть.

В середине ноября семнадцатого года, после того как командир этого полка отдал приказ о передислокации, по требованию низших чинов все офицеры были арестованы. За исключением поручика Кондрашова, который и принял на себя командование полком.

Орлов и другие главари заговора были тотчас изолированы от остального офицерского состава. Однако Орлову удалось бежать. Через некоторое время находившимся в заключении офицерам каким-то образом стало известно о том, что их бывший командир полка добрался до территории, захваченной калединскими войсками. Макаров и его сообщники стали спешно готовиться к побегу. Однако осуществить свой замысел они не успели. Одного за другим их стали куда-то уводить, и больше никто из них в камеру не возвращался.

Однажды — это было уже в марте восемнадцатого года — пришли конвойные и выкликнули фамилию Макарова. Его провели в служебный кабинет. Сидевший за столом незнакомый человек в гимнастерке задал несколько вопросов относительно дальнейших намерений арестованного в случае его освобождения из-под ареста.

Макаров ответил, что ему необходимо некоторое время на размышления, но что воевать он в любом случае больше не намерен. После этого ему было разрешено вернуться в Казаринку, где к тому времени установилась Советская власть.

— Выходит, вы не по демобилизации вернулись домой, как показывали ранее, а были освобождены из-под ареста? — спросил Белобородов, заканчивая очередной допрос.

— Да, так будет точнее, — согласился Макаров.

Был второй час ночи. Белобородов расхаживал по кабинету, предавшись воспоминаниям, которые причудливым образом переплетались с показаниями Макарова.

Петя Кондрашов… Блестящий поручик, душа офицерского общества 151-го полка. Это он по решению ревкома принял на себя командование полком после ареста мятежных офицеров. Недолго командовал. Погиб через месяц от руки подосланного Орловым фанатика-монархиста.