Соперник Цезаря

Акт V

ПОЖАР

Картина I. На следующий день…

Утром со всех сторон на форум сбегались люди, толпа ярилась, рыдания перемежались проклятиями. Больше других суетился клиент убитого Гай Клодий. Он всем и каждому подтверждал, что Милоном убит Публий Клодий, потрясал кулаками, грозил расправой убийцам и требовал сжечь тело народного любимца не где-нибудь, а прямо здесь, на форуме! Пусть проклятые оптиматы увидят, что смерть Клодия им даром не пройдет! Месть! Месть!

- Месть! - подхватила толпа и ринулись в Гостилиеву курию, где столетиями заседал сенат Рима.

Второпях вытащили из курии деревянные скамьи и сложили костер подле. Из близлежащих домов снесли на форум все сколько-нибудь подходящее для огня - свое и чужое. Потом на руках принесли тело Клодия и водрузили на огромный костер. Он лежал под наклоном и, казалось, взирал на сошедший с ума Город с высоты, наблюдал за происходящим и торжествовал, наслаждаясь любовью толпы и своей властью над нею.

Костер подожгли с трех сторон, сухое дерево мгновенно вспыхнуло, огонь перекинулся на Гостилиеву курию. Никто даже не пытался ее тушить. Толпа как зачарованная смотрела на пылающее здание, кто-то даже принес амфору масла и плеснул на ступени.

Вместе с телом народного трибуна умирала в огне мятежа Республика.

Люди Милона ворвались в Альбанскую усадьбу Клодия на рассвете. Ключница только-только поднялась и резала хлеб, чтобы накормить домашних - рабов и свободных. Работы в этот зимний день предвиделось немного: женщины собирались шить из старых туник лоскутные одеяла, несколько человек должны были поправить упавшую изгородь на дальнем поле, остальным поручалось заняться починкой мотыг и плугов к предстоящему севу. Да еще с десяток бездельников оставались в доме, где заново штукатурили хозяйские покои.

И тут, как банда разбойников, налетели люди Милона. Управляющий и двое вольноотпущенников попытались встать у них на пути. Тибр во время наводнения остановить было бы легче. Вольноотпущенники тут же были убиты, а управляющий схвачен, связан и притащен на кухню в виде самом жалком. Следом неспешно вошел Милон. Женщины завизжали, но тут же смолкли, в ужасе зажимая ладонями рты.

- Где мальчишка Клодия? - спросил кандидат в консулы, усаживаясь на скамью, где обычно сиживали рабы за вечерней трапезой, жадно поглощая густую похлебку, сваренную из бобов вместе со стручками и заправленную оливковым маслом.

Управляющий трясся, как осенний лист.

- Так где мальчишка? - повторил Милон спокойным, почти равнодушным тоном.

- Не знаю, - наконец выдавил управляющий и покосился на кинжал, который Биррия накалял на огне. - Клянусь Юпитером, не знаю!

- А кто знает?

Управляющий беспомощно шлепнул губами. Но тут вновь глянул на светящийся красным кинжал и плаксиво выкрикнул:

- Галикор знает! Он прибежал вечером, сказал, что от господина, и сам спрятал куда-то мальчишку.

- Где этот Галикор?

- С другими рабами.

Милон дернул в сторону Биррии подбородком.

- Приведи Галикора.

Управляющего отпустили, и старик рухнул на пол мешком.

- Доминус, так ведь нельзя, - простонал он, утирая с разбитой губы кровь.

- Твой хозяин мертв, - злорадно ухмыльнулся Милон.

Управляющий заскулил.

Два раба Милона притащили Галикора. Тот даже не сопротивлялся, шел спокойно, зная, что вырваться и убежать не удастся.

- Где мальчишка? - спросил Милон.

- Какой мальчишка? - глядя в потолок, спросил Галикор.

Сверху, из спален прислуги донесся женский визг - это люди Милона добрались до двух хорошеньких служанок, что жили в усадьбе и присматривали за хозяйским сыном.

- Маленький Публий.

- Не знаю.

- Вытяните ему руку, - приказал Биррия рабам, что держали Галикора.

Гладиатор махнул кинжалом и разом отсек сразу четыре пальца у пленника. Тот зарычал от боли и стал валиться навзничь. Его тут же поставили на ноги, плеснули водой в лицо.

- Где щенок? - теперь спрашивал Биррия, поигрывая кинжалом перед лицом Галикора.

Он что-то промычал в ответ. Его вновь облили.

- Не знаю… - выдавил пленник.

Новый взмах кинжала - и большой палец упал на пол. Часто-часто закапала кровь - лезвие успело остыть и не прижгло сосуды.

- Тестикулы ему отрежь, - посоветовал Евдам.

- Нет, он от боли сдохнет, - деловито заметил Биррия. Он схватил раба за волосы, наклонил голову набок и отсек ухо.

Потом склонил обезображенную голову на другую сторону.

- Учти, молчун, скоро очередь дойдет до языка, а потом - до тестикул.

- Я ничего не знаю, - прохрипел Галикор.

Биррия в бешенстве пинал обезображенное тело раба, когда на кухню ворвался покрытый пылью посланец из Рима.

- Клодий жив! - выкрикнул он.

Все к нему обернулись, один Милон не двинулся.

- Абсурд! Мы оставили его на дороге. Он был дохлый.

- Это был его гладиатор. А сам он спасся. Кольцо… сенаторское кольцо… его нашли на теле?

- Абсурд! - повторил Милон. - Он не мог спастись. Его убили.

- Что будем делать? - спросил Биррия.

- Возвращаемся в Рим, - подумав, решил Милон. - Я - кандидат в консулы. Или вы забыли? Биррия и Евдам, вы получите свободу. - Он поднялся. - Теперь мне никто не помешает стать консулом Рима. И прирежьте на всякий случай управляющего.

Клодий умер. Его плоть растерзали на Аппиевой дороге, она сгорела на костре, и все, что осталось, - это кучка пепла, который безутешные родственники собрали в урну.

Вдруг мелкими показались все обиды, смешными - амбиции, а смерть - не такой уж страшной по сравнению с тем, что не успел он свершить за оставшиеся годы. Всю жизнь он был надменным ребенком, капризным баловнем, всеобщим любимцем, которому все и всё время должны прощать его дерзкие выходки. Он стремился к власти, интриговал, обманывал, стравливал друг с другом своих врагов. Он обольщал толпу и женщин, он враждовал с самыми могущественными римлянами. И вот он умер. Его прошлое было лишь фундаментом, который теперь скроется в песке времени.

Республика всегда представлялась ему огромным домом, облицованным мрамором, с крышей из бронзовой черепицы. Клодий распахнул двери и вошел. В просторном атрии гулко отдавались шаги, и полосы света перемежались густыми тенями. Теперь он наконец входил в этот дом, который так часто видел в своих мечтах. Он обошел бассейн с зеленоватой дождевой водой и распахнул дверь в ближайшую комнату. Какие-то люди встретили его - знакомые и незнакомые, он отвечал на их приветствия и шел дальше. Все новые и новые двери распахивались. Все новые и новые комнаты он проходил, все больше становилось людей, знакомые попадались реже. Вот снова атрий, только поменьше; библиотека, экседра, вновь комнаты… Он шел и шел, и казалось, анфиладе не будет конца. И вдруг распахнулась дверь, а за нею - тьма. Ничего. Пустота. Небытие. Вечность.

И посмертная слава. Слава бунтаря и мятежника.

Картина II. Милоновы хлопоты

Вечером в атрий Клодиева дома влетел весь грязный, в пыли и крови, раб и рухнул на пол - то ли от изнеможения и ран, то ли заранее вымаливая пощаду.

- Кажется, он из Альбанской усадьбы, - проговорил Зосим.

Раб всхлипнул и пополз к ногам своей хозяйки на коленях. Фульвия побледнела, хотя казалось, что это невозможно.