Ромео

Вагнер убрал волосы с ее влажного от пота лба.

— Скоро все кончится, Сара. Обещаю вам.

Она схватила его руку, в глазах блеснул огонек надежды.

— Постойте. А как же та ночь, когда Ромео пытался пробраться ко мне в квартиру? Ведь Джон был рядом со мной. Не мог же он одновременно находиться в двух местах.

Вагнер тоже просиял.

— Да, похоже, вы правы.

Она отчаянно пыталась восстановить в памяти события того дождливого вечера: они ужинали в ресторанчике, потом вернулись к ней домой, она пошла на кухню, а Джон понес свой мокрый пиджак в ванную…

У нее перехватило дыхание.

— Что?

— Он мог это сделать тогда.

— О чем вы говорите?

— Сама я не слышала, чтобы кто-то пытался приоткрыть окно в ванной. Только Джон расслышал скрежет. Почему бы не предположить, что он заранее открыл окно? Когда мы вернулись, он первый прошел в ванную. Это могло быть хорошо продуманным трюком, алиби для него и предлогом уйти из квартиры якобы на поиски Ромео. Как раз в тот момент, когда он вышел, и появилось под дверью то письмо. Боже, это же было так просто.

— Постойте, — прервал ее Вагнер. — А как же Викки? Эта королева маскарада? Ему было еще проще проделать это. Приоткрыть окно. Подсунуть под дверь письмо. Клянусь, на этом можно было бы выстроить целое дело против него, Сара. Одно звено у нас есть, и я готов заверить вас в том, что мы выстроим и всю злополучную цепочку. И тогда с легкой душой сможем отказаться от своих надуманных подозрений в отношении Джона.

Сара с не меньшим, если не с большим удовольствием, чем сам Вагнер, зацепилась бы за любого другого подозреваемого. Тем более что именно она вывела полицию на Викки. Вновь зазвонил телефон. С рассеянным видом Вагнер потянулся к трубке.

— Чем вы до сих пор там занимаетесь?

Вагнер перевел взгляд на Сару и беззвучно прошептал:

— Джон.

Она побледнела.

— Ей стало нехорошо, Джон, — сказал Вагнер. — Она прилегла. Я как раз собирался звонить Фельдману узнать, не сможет ли он приехать сюда. Как ты думаешь, психиатры выезжают на дом?

— Я уже позвонил ему, — буркнул Аллегро. — Я думал, она уже у него. Позволь мне поговорить с ней, Майк.

Вагнер протянул ей трубку. Она отчаянно замотала головой.

— Она уснула, Джон. Думаю, не стоит ее будить.

— Послушай, мне тут нужно проверить еще один след, но ты держи меня в курсе всего, что там у вас происходит. Фельдман сказал мне, что может поместить ее на пару дней в клинику на обследование. Если она не захочет, тогда вези ее в гостиницу «Роял» на Буш-стрит. Зарегистрируй под именем Уилсон. Сьюзан Уилсон. И под этим же именем зарегистрируй в клинике, если она согласится туда ехать. Я подошлю Корки через двадцать минут.

— Что за след ты проверяешь?

— Скорее всего, очередной тупик. Я дам тебе знать, если будет что-то важное. Когда она проснется, Майк, скажи ей, что я о ней думаю. Хорошо?

— Да. Конечно. Я скажу, Джон.

Через час Сара была уже в кабинете Фельдмана. Он отменил две консультации ради того, чтобы встретиться с ней.

Поначалу Саре все казалось странным, сюрреалистичным. Офис Фельдмана представился ей неким нетронутым коконом, полностью отгороженным от внешнего мира, который безумствовал за его стенами. Как обычно, Фельдман сидел за рабочим столом, сложив руки прямо перед собой. Выражение его лица было, как всегда, неуловимым, и истолковать его можно было по-разному: в нем было спокойствие и участие, безразличие и отвращение, нежность и раздражение, любовь и похоть.

Она уже почти приготовилась вытянуться в черном кожаном шезлонге. Свежая белоснежная простыня была на месте. И к тому же Сара чувствовала себя измотанной до предела, так что искушение прилечь было велико. Но в конце концов она предпочла сесть на стул возле стола.

Она попыталась сложить руки наподобие того, как это сделал Фельдман, но они никак не слушались и все время двигались.

— Даже не знаю, зачем я пришла.

Фельдман кивнул головой.

— Мне всегда удавалось держать разум в узде, но сейчас он отказывается подчиняться. Я знаю, ты считаешь, что это лучше, когда эмоции хлещут через край, но мне от этого не легче. Я разрываюсь на части. — Она хрипло рассмеялась. — Как символично.

Сара заметила, как поморщился Фельдман, но взгляд его был по-прежнему исполнен участия.

— Итак, ты чувствуешь, что тебя гложет душевная боль. Она разъедает тебя изнутри. А Ромео готовит нападение извне. Каждая сила по-своему деструктивна. И каждой ты должна противостоять. Укротить, если хочешь чувствовать себя в безопасности.

Она поколебалась.

— Есть вещи, о которых я не готова говорить. Но я точно знаю, что со временем придется. Если, конечно, это время наступит.

— Ты боишься, что время уходит.

— Ромео завладел моим рассудком и теперь… — Голос ее дрогнул, когда она добавила: — Я думаю, что он уже подбирается к моему телу. Он сказал, что я хранила себя для него и что только он может разжечь во мне настоящую страсть. Это правда.

— Что правда?

Ей с большим трудом удалось выдавить из себя признание.

— Правда то, что я полюбила человека, который, возможно, замышляет убить меня.

— Джон Аллегро?

— Видишь, ты тоже так думаешь.

Он покачал головой.

— Я знаю только, что он питает к тебе какие-то чувства. Мне это бросилось в глаза во время нашей вчерашней встречи. И сегодня, когда он позвонил мне…

В глазах Сары закипели слезы.

— Я поделилась с Джоном своими тайнами. Но, если он Ромео, значит, давно уже знает обо мне гораздо больше, чем я сама о себе знаю даже сейчас.

— Что он знает?

Она взмахнула руками.

— Что я такая же, как Мелани. Как и все остальные. Что где-то очень глубоко во мне живет желание быть униженной, растоптанной, изуродованной. Потому что я все равно люблю его. Даже зная, что он мой мучитель, мой убийца. Я не могу отделаться от жуткого ощущения собственной беспомощности: мне все кажется, что судьба моя давно предрешена. И Ромео лучше меня знает, что избежать ее приговора не удастся. Рано или поздно за грехи приходится расплачиваться.

— Расскажи мне о той, другой Саре.

Она недоуменно посмотрела на него.

— Какой еще другой Саре?

— О той, которая влюбилась.

— В убийцу. В сумасшедшего.

— Постой. Давай пока отвлечемся от этого предположения. Пока ведь это только предположение?

— Да. Даже сейчас мы… то есть они… проверяют другого подозреваемого. Моего соседа. — В голосе ее вновь прозвучала надежда.

Фельдман сцепил пальцы, лицо его оставалось безучастно спокойным.

— Итак, расскажи мне, каково это — любить.

— Я не думала, что способна на это чувство. Не думала, что смогу полюбить мужчину. О, я люблю своего друга Берни. Но я имею в виду другое… — Она никак не могла решиться произнести вслух то, о чем думала.

— Секс?

Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки.

— Да.

Румянец быстро сошел с ее лица.

— Но я умудрилась и это испортить. Вечно я все порчу.

— В данной ситуации ты, возможно, поступила мудро, Сара. Если ты считаешь, что Джон Аллегро и есть Ромео.

— Ты думаешь, именно поэтому я полюбила его?

— А ты сама как думаешь?

— Я так и знала, что ты переадресуешь этот вопрос мне, Фельдман.

— Важно только то, что думаешь ты, Сара.

— Я все еще тешу себя надеждой, что это окажется Викки — трансвестит, живущий в соседней квартире. Хотя и эта версия кажется мне чудовищной. Но уж лучше Викки, чем Джон. Кто угодно, только не Джон.

— Вот ты и ответила на свой вопрос.

— Какой именно? Я задала их массу.

Фельдман, как обычно, держал паузу. Предоставляя ей возможность самой принять решение.

Ей не понадобилось много времени.

— Как бы то ни было, я люблю Джона Аллегро, пусть даже он и убийца.

Фельдман еле заметно улыбнулся. Словно благословляя ее выбор.