Третий апостол

В 1943 году в Ватикан прибывает кардинал Спеллман, которого папа срочно вызвал из Нью-Йорка. Он ежедневно совещается со «светлейшим», задерживаясь в Латеране едва ли не до полуночи, а затем спешит утром к испанскому и немецкому послам. После целого ряда таких челночных консультаций кардинала Смеллмана 3 марта принимает министр иностранных дел Германии Риббентроп. Он сообщает кардиналу, что Гитлер согласен на мир, но при одном условии: второй фронт не должен быть открыт союзниками.

Пий XII в восторге. Не возражает и Уинстон Черчилль, однако Франклин Делано Рузвельт, президент США, заявляет решительный протест. Президент понимает: скоротечный мир, сохраненные человеческие жизни невыгодны Америке, которая может и не урвать для себя достойный кусок.

И снова призывает папа римский страны-победительницы:

«Грядущий мир должен быть равно почетным для обеих сторон», утверждает, что условие безоговорочной капитуляции «скрывает в себе величайшую опасность», потеряв всякий стыд, цинично предлагает испытавшим на себе ярмо гитлеризма народам «во имя христианского милосердия простить неразумного разбойника» (!).

Маркерт заканчивал раздел, посвященный политике Ватикана в первые послевоенные месяцы, когда, осторожно постучав, вошла Магда и сказала, что девочка уснула, пора доктору идти ужинать. Потом, через двадцать лет, она станет довольно свободно объясняться на русском языке, но акцент сохранится навсегда. Магда знала, что Борис Янович говорит и на ее родном языке, но к Маркерту она всегда обращалась только по-русски.

— Сейчас приду, — сказал Маркерт. — Еще четверть часа, и я все закончу.

Он вспомнил, что упустил два важных факта, взял листок бумаги и сделал вставку к уже написанному.

«Много лет американский журналист Томас Морган проработал корреспондентом при Ватикане и относился к папе римскому с исключительной симпатией и уважением… Его трудно заподозрить в попытке скомпрометировать Пия XII ложными фактами. Так вот, этот самый Томас Морган утверждает, что папа римский уже 24 августа 1939 года был информирован о намерении Гитлера напасть на Польшу и начать тем самым вторую мировую войну — за восемь дней до ее начала! Точно так же за неделю до срока узнал папа римский о том, что гитлеровцы намерены вторгнуться в Италию в 1943 году. И ни в первом, ни во втором случае «непогрешимый отец человечества» не счел нужным предупредить будущих жертв «неразумного разбойника».

Маркерт пробежал глазами исписанные листки. Кажется, получилось… Здесь сами факты говорят за себя.

Борис Янович вновь взял в руки отложенное было перо и так закончил статью:

«О каком ангельском смирении, о какой защите интересов человечества, якобы изливающейся из Латерана, может идти речь, когда кардинал Леонтини, государственный секретарь Ватикана, представлявший папу на недавнем тайном совещании кардиналов, говоря в программном своем выступлении о необходимости развертывания борьбы против народных правительств в странах Восточной Европы, заявил: «Борьбу против антихристианских сил будем вести так же беспощадно, как против еретиков в средние века. Церковь не всегда будет в состоянии выбирать способы, к которым, возможно, волей или неволей придется прибегнуть, но конечная цель оправдывает средства».

Магда Брук и Маркерт молча ужинали вдвоем, когда в передней раздался звонок.

Едва он стих, часы в гостиной принялись бить и ударили десять раз. Магда и Борис Янович сидели и смотрели друг на друга. Так поздно в те времена никто не ходил друг к другу в гости… Наконец Магда кивнула и вышла из столовой.

Когда вернулась, сказала:

— Спрашивают вас. Мужчина… Голос незнакомый.

Дверь Магда не отперла, не такое было время, чтоб открыть дверь незнакомому человеку.

Борис Янович вышел в переднюю и спросил через дверь:

— Кто там?

Незнакомец закашлялся, затем произнес громким шепотом:

— Откройте, Маркерт… Это я… Тьфу, черт меня взял! Скоро… Подождите!

Человек говорил по-русски с сильным акцентом, совсем как Магда… Борис Янович голоса не узнал, но понял вдруг, откуда мог быть этот человек. У него закружилась голова. Маркерт пошатнулся и оперся рукой о косяк.

— Скоро, скоро… Как его… «И сказал господь Аврааму: пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего…»

Незнакомец смолк. Молчал и Маркерт: пароль был произнесен не полностью.

— Сейчас… тьфу! «Отца твоего, и иди в землю, которую я укажу тебе» [5]. Все! Открывать скоро, Маркерт!

Как предложил ему тогда в лесу Черный Юрис, Борис Янович должен был ответить «И братья его не веровали в него», пятым стихом главы седьмой из Евангелия от Иоанна, но к чему произносить отзыв, когда тот человек за дверью называет его по имени…

И Маркерт открыл замок, снял цепочку, отодвинул засов и распахнул дверь.

Перед ним стоял Малх.

Он быстро проскользнул в переднюю и, отстранив Бориса Яновича, запер дверь.

Малх был в ободранной, мокрой и грязной одежде, оброс недельной щетиной. Когда он сдернул с головы бесформенную шапку, Маркерт увидел на его лбу багровый вспухший рубец.

Пришелец молчал. Дышал он тяжело и хрипло, постепенно успокаиваясь. Наконец улыбнулся, показав крепкие белые зубы, и у Маркерта вяло шевельнулась праздная мысль о том, как же он, Малх, в условиях лесного бытия сохраняет белизну зубной эмали.

— Не ждали? — спросил Малх.

Борис Янович пожал плечами.

Малх заговорил на родном языке, и, хотя Маркерт понимал его, он молча смотрел на Малха, не произнося ни слова, и тогда пришелец перешел на русский.

— Мне нужно хорошо кушать, другой одежда, немного ждать, потом ваша помощь. Когда придет катер, ехать Швеция, я хорошо заплачу вам, доктор. Вы не будете жалеть. Пожалуйста, горячая вода мыться, потом говорить дело.

Маркерт, словно завороженный, смотрел на пришельца.

— Вы уснул? — негромко, но резко сказал Малх, и Борис Янович услыхал вдруг крики тех несчастных, которых пытали тогда в лесу.

— Да-да, — сказал Маркерт. — Мы все сделаем для вас… Магда! Идите сюда!

Она появилась тотчас, словно стояла за дверью.

— Этот человек — мой знакомый, — сказал Маркерт и скривился в вымученной улыбке. — Он будет жить пока у нас. Ему необходимо вымыться, сменить одежду. Нужна горячая вода… И подберите что-нибудь из моих вещей.

Когда Магда скрылась в ванной, чтоб растопить титан, Борис Янович спросил:

— Нуждаетесь в медицинской помощи?

Малх расхохотался.

— Нет, доктор. Я, как это говорить по-русски… Заговорный от пуль энкаведистов.

— Буду ждать вас в кабинете. Магда проводит.

Он видел, что Малх хотел сказать ему нечто, но Маркерт сделал вид, что не заметил этого, и быстрыми шагами прошел к себе.

Борис Янович стоял у окна.

Маркерт не зажигал света в кабинете и смотрел за окно, на майский белый сад, залитый светом луны, появившейся на месте туч, разогнанных поднявшимся к вечеру холодным ветром с Балтики.

…Протрещала очередь, выпущенная из автомата, и пули просвистели над головами Маркерта и Валентины. Борис Янович натянул поводья…

Били часы. Маркерт вернулся из воспоминаний.

«Вот и пришло время расплаты, — подумал он. — Знал ли я, что рано или поздно настанет этот час, когда обещал Черному Юрису выполнить его требования? Или надеялся на случай? На какой случай? На внутренние войска, которые перебьют банду верных братьев? Но вот он здесь, верный брат Малх, смывает грязь и копоть лесных бункеров в моей ванне. Сейчас он насытится моей пищей и начнет диктовать волю Черного Юриса. И я вынужден буду подчиниться. А если нет?

Тогда, в лесу, я спас жизнь Валентины. Спас на время. Но ее уже нет, Валентины. Лес Черного Юриса убил ее. Значит, моя жертва была напрасна? А Татьяна? Ведь тогда и она не появилась бы на свет… Не появилась бы… Но Татьяна родилась. Родилась, убив собственную мать. Из двух я спас только одну. А сейчас? Разве сейчас моя дочь не в опасности? Разве я не видел своими глазами, на что способен этот Малх, чудовище, которое не смог бы измыслить и создатель Апокалипсиса? Что же делать? Что делать мне? Какой Бог мне поможет сейчас?